Читаем без скачивания Оборотень - Аксель Сандемусе

Аксель Сандемусе

Оборотень

Они превратили его в миф, а миф не может победить никто, даже он.

Ольга Дробот. «Убийство лишь заканчивает цепь событий…»

Хорошо бы начать предисловие уютным «Аксель Сандемусе — выдающийся норвежский писатель», да не выйдет. Герой этих строк с довольным хохотом съязвил бы, что не зря он, видно, всю жизнь наводил тень на ясный день: и успели-то написать о нем пять слов ровно, а уже ошибка на ошибке. Крещен он был под именем Аксель (через «икс») Нильсен, но, едва став самостоятельным, избавился от «креста» в имени, казавшемся ему зловещим предзнаменованием. В 1921 году он получает разрешение сменить фамилию на Сандемусе. В этом слове, сконструированном из названия норвежского местечка Сандермусе, своя межскандинавская лукавость: у норвежцев оно вызывает романтичные ассоциации со мхом и песком, датчанам же придет на ум грязный и шумный карьер. Детство писатель провел в крошечном датском городке Нюкебинг-Мурс, но сбежал оттуда на заре юности: сначала хлебнул лиха юнгой, потом метнулся в Копенгаген, где бился насмерть, пытаясь прокормить на литературные заработки рано появившихся троих детей, наконец — после неосуществившихся планов эмиграции на американский континент — перебрался в Норвегию, на родину матери. Как Джозеф Конрад, он сменил язык — перешел на норвежский, но при этом чуть ли не всю жизнь оставался подданным датской короны, из-за чего как негражданина его за нелояльность чуть было не исключили из Союза писателей Норвегии. Чтоб завершить этот сюжет, скажем, что умирать он попросил отвезти себя в Данию.

А уж слово «писатель» для него и вовсе было что красная тряпка для быка. «Писателем я бываю только в минуты вдохновения. Обывательское сознание прочно связывает вдохновение и сочинительство, особенно стихов. Для них оно бант на шее, горящие глаза и прочие атрибуты тихого помешательства», — сетовал Сандемусе. И мало кому приходит в голову, что вдохновение — это просветление, сдвиг в сознании, благодаря которому человечество познало любовь, науку и получило все, чем богато: от каменного топора до ракеты. Для художника — это никогда не приедающееся ощущение полной внутренней свободы, необходимость писать, только и исключительно чего душа пожелает. Так что не шлите писем «писателю

Сандемусе», может статься, что дома окажется один Сандемусе, а писателя в этот день не обнаружится.

Пожалуй, урожденный Нильсен принял бы с благодарностью только слово «выдающийся» в смысле из ряда вон выходящий. То есть не боящийся противопоставить себя по-солдатски подровненному коллективу. Это для Сандемусе мера всех мер, идеал, за стремление к которому он заплатил сполна, но так и не избавился от страшного подозрения: а вдруг я шагаю в строю?

Писатель родился на бедной пролетарской окраине в многодетной семье. Что означает не только то, что «блины были для нас роскошью, о которой начинали мечтать за много недель до торжественного дня», но и то, что в основе семейной философии — безграничное терпение и консерватизм, ведь любое резкое движение может разрушить хрупкий механизм выживания. Сандемусе работал с девяти лет, и мысль всю жизнь от гудка до гудка делать нудную монотонную работу приводила его в дрожь. Он мечтал о славе, странствиях и независимости. К моменту его конфирмации материальное положение семьи упрочилось настолько, что пятнадцатилетний Аксель сумел умолить родителей определить его в педагогическое училище. Здесь он увлекся теологией и всерьез подумывал о карьере священнослужителя (с этой мыслью он играл вплоть до 1920 года, когда заявил о выходе из государственной церкви). Но с Библией Сандемусе не расставался до гроба, всегда носил ее с собой и цитировал на каждый чих, как другие люди присказки или анекдоты.

После училища он год промаялся, но так и не пристроился, к возмущению родных, ни к какому делу, и от отчаяния весной 1916 года нанялся юнгой на допотопный бриг. Тяготы моряцкой жизни произвели на Сандемусе неизгладимое впечатление. Он и в литературу вошел как автор морских рассказов, а потом и романов.

Писатель считает, что моряки не могут не быть язычниками, ибо они ложатся и встают с мыслью о всесилии стихии и вся их служба проходит в ежесекундном ожидании смерти. В море некуда деться, матрос вынужден месяцами общаться, есть, пить, работать, делить одежду и даже койку с тем, кто волей случая оказался с ним в одном пропахшем спиртом, мочой и блевотиной кубрике. Сплошь и рядом это полоумные психопаты, беглые убийцы и половые извращенцы. От такой жизни психика моряков расшатывается, они легко переходят от сентиментальности к звериной ярости, не чувствуют края и настолько свыкаются со смертью, что и свою голову сложат без сожаления, и чужую снесут не задумываясь. А уж когда дело доходит до женщин…

И только об одном мечтает несчастный морской волк — чтобы садистом и шизофреником не оказался капитан: судовой Бог, царь и судия. Ибо доставшаяся ему бесконтрольная абсолютная власть развратит и святого. Короче, в романах Сандемусе не встретишь бравых морячков в клешах, которые справно несут службу, шлют письма старушке-маме и хором распевают псалмы. За что писателя немедля заклеймили как клеветника и очернителя, а после выхода в свет в 1936 году романа «Мы украшаем себя рогами» дело дошло до судебного процесса.

Между тем за «компромат» Сандемусе заплатил горькую цену. Некий мерзкий случай, связанный с унизительным физическим наказанием в капитанской каюте, заставил юнгу Нильсена бежать с корабля. Произошло это в последний день октября в Богом забытом месте, на Ньюфаундлендских островах. Не знающему языка и еще не очень возмужавшему юноше пришлось завербоваться на зиму в лагерь лесорубов — другой работы на острове не было. Выжил он только благодаря Большому Джону, старшему, здоровому и бывалому мужику, который в отместку за свою опеку всячески мучил и унижал беглого юнгу. Подробности этого житья описаны во всех романах об Эспене Арнакке и во всех них речь идет о трагическом исходе: в конце концов Большой Джон из чистой вредности отбивает у младшего товарища любимую девушку, и тот в помрачении рассудка убивает обидчика.

В сущности, Сандемусе всю свою жизнь писал одну, разбухавшую с годами книгу, потому что «творить — это значит самому себе устраивать Судный день… ибо, только выставляя свои ошибки на всеобщее обозрение и извлекая из них уроки, художник может принести пользу». Но поскольку публика любит сюжеты, действия, правых и виноватых, писатель сочинял истории. По большому счету, их было полторы, а уж говоря совсем точно — одна история с двумя концовками, счастливой и грустной. Герой Сандемусе ненавидит тот провинциальный городок, где ему суждено было появиться на свет, и бежит из него (в столицу, Америку, на море). Страстная, несчастная любовь опаляет его, заставляет ревновать (а то и убивать соперника).

Дальше в ранних романах Сандемусе герой, сильный духом одиночка, менялся, мужал и шел вперед к высокой, добродетельной цели. Сандемусе верил в Судьбу точно так же, как верили в нее древние скандинавы. У нее есть заласканные избалованные любимчики — Счастливцы, она устилает их путь к вершинам земной славы, власти, богатства сплошными удачами. Но если уж ты Нидинг (позже Сандемусе назовет их каинами), то дни твои будут тебе в тягость, а роду твоему они грозят самыми страшными бедами, ведь непоправимое несчастье убийства или братоубийства случается именно с пасынками судьбы, с нидингами. Герои датских романов Сандемусе переламывают судьбу и отвоевывают себе везение счастливцев. За немотивированную веру в безграничные возможности человека хвалил эти книги Й. В. Йенсен, Нобелевский лауреат, всячески поддерживавший Сандемусе на первых порах.

Однако чем дальше, тем все яснее Сандемусе понимает, что оснований для оптимизма нет. Его мироощущение и повествовательная манера приходят в такое противоречие, что писатель решается начать все заново. В 1930 году он оставляет выстраданное место в копенгагенском литературном сообществе и ночью, тайком от кредиторов и соседей, покидает Данию. Героев его норвежских романов ждет иная судьба: всю жизнь мучиться своим прошлым, во всяком случае, мечтать избавиться от заложенных в детстве комплексов, но никогда этого не достигать. Сандемусе по многу раз переписывает свои книги; его герои, термины, символы кочуют из одной в другую. Эспен Арнакке («Беглец пересекает свой след»), Джон Торсон («Былое — это сон») и Эрлинг Вик («Оборотень») — это практически один и тот же герой, только что в разные периоды своей жизни. Поэтому мы будем вести речь не о конкретных книгах, а о некоторых заветных сандемусовских понятиях и проблемах. Ибо он создал собственный мир, особую магическую реальность, которая «была не совсем обычная плоская правда, а пронзительный продукт творчества, передающий переживания и ставший действительностью более высокого порядка».