Читаем без скачивания Письма к Олимпиаде - Иоанн Златоуст

Святитель Иоанн Златоуст

Письма к Олимпиаде

Святитель

ИОАНН ЗЛАТОУСТ

«Семнадцать писем, адресованных к Олимпиаде, представляют собой самые длинные, прекрасные и полезные из всех писем святителя», – говорит Фотий. Олимпиада была дочерью князя Анисия. Ее отец отдал ее замуж за префекта Небридия (вероятно, в 384 году). Святитель Григорий Назианзин, приглашенный на брак, извинился, что не может на нем присутствовать, и обратился к молодой супруге с похвальным словом. Олимпиада была замужем только один год и восемь месяцев. Овдовев в столь юном возрасте, она решила остаться вдовой, и ничто не могло поколебать этого ее решения. Напрасно император Феодосии прибегал к просьбам и угрозам, чтобы заставить ее выйти замуж за своего родственника испанца Елпидия. Отказ ее разгневал императора, который прежде чем отправиться в поход против Максима, приказал префекту города наложить секвестр[1] на все ее имения, пока она не достигнет тридцатилетнего возраста. Олимпиада отнеслась к этому возмутительному действию с таким мужеством, что казалась даже счастливее при виде ограбления своего имущества. Между тем Феодосии, поняв, что ничем нельзя было побороть этого противодействия, велел возвратить ей имения. С этого времени дом ее сделался открытым для епископов, монахов, священников и других духовных лиц, приходивших в Константинополь. Епископ Нектарий назначил ее диаконисой, и в этом достоинстве она и закончила свою жизнь[2].

Письма к Олимпиаде с достаточностью свидетельствуют о том, как она была любезна святителю Златоусту. После изгнания святителя ее влачили по судам, обвиняли вместе с другими приверженцами святителя в поджоге храма святой Софии. Несмотря на основательность ответов Олимпиады, ее приговорили к большому штрафу, затем она оставила Константинополь, чтобы удалиться в Кизик, где и отошла в лучшую жизнь. Святой Григорий Назианзин, Палладий, Созомен, Аммиан и другие жизнеописатели сообщают многочисленные подробности об этой добродетельной женщине.

Госпоже моей

достопочтеннейшей и боголюбезнейшей

диаконисе Олимпиаде, епископ Иоанн,

о Господе радоваться

Письмо первое

1. Утешение в скорби. Нужно бояться только греха. 2. Бедствия приготовляют нам великую награду, почему Бог и попускает на нас страдания. – Пример трех отроков в пещи вавилонской. – 3–4. Во все времена Господь попускал соблазн и гонения, чтобы лучше проявить Свое могущество и Свою мудрость. – 5. Заключение: Олимпиада должна изгнать из своей души скорбь, которую причиняют ей настоящие смятения.

1. Хочу излечить рану твоего уныния и рассеять мысли, собирающие это облако скорби. Что, в самом деле, смущает твой дух, почему ты печалишься и скорбишь? Потому, что сурова и мрачна эта буря, которой подверглись церкви? Потому, что все превратила она в безлунную ночь, день ото дня все более усиливается, причиняя тяжкие кораблекрушения? Потому, что растет гибель вселенной? Знаю это и я, да и никто не будет прекословить этому. Если желаешь, я изображу даже тебе и картину того, что теперь происходит, чтобы сделать для тебя более ясными настоящие печальные события.

Мы видим, что море бурно вздымается от самого дна; одни корабельщики плавают по поверхности вод мертвые, другие ушли на дно; корабельные доски развязываются, паруса разрываются, мачты разламываются, весла повыпадали из рук гребцов, кормчие сидят вместо рулей на палубах, обнимают руками колена и только рыдают, громко кричат, плачут и сетуют о своем безысходном положении; они не видят ни неба, ни моря, а повсюду лишь такую глубокую, беспросветную и мрачную тьму, что она не дозволяет им замечать даже и находящихся вблизи; слышится шумное рокотание волн, и морские животные отовсюду устремляются на пловцов.

Но до каких пор, впрочем, гнаться нам за недостижимым? Какое бы подобие ни нашел я для настоящих бедствий, слово слабеет пред ними и умолкает. Впрочем, хотя я и вижу все это, я все-таки не отчаиваюсь в надежде на лучшие обстоятельства, памятуя о Том Кормчем, Который не искусством одерживает верх над бурей, но одним мановением прекращает волнение моря. Если же Он делает это не с самого начала и не тотчас, то потому, что таков у Него обычай: не прекращать опасностей вначале, а тогда уже, когда они усилятся и дойдут до последних пределов, и когда большинство потеряет уже всякую надежду; тогда-то Он, наконец, совершает чудесное и неожиданное, проявляя и собственное Свое могущество и приучая к терпению подвергающихся опасностям. Итак, не падай духом.

Ведь одно только, Олимпиада, страшно, одно искушение, – именно только грех, – и я не перестаю до сих пор напоминать тебе это слово, все же остальное – басня, – укажешь ли ты на козни или ненависть, или коварство, на ложные доносы или бранные речи и обвинения, на лишение имуществ или изгнания, или заостренные мечи, или морскую бездну, или войну всей вселенной. Каково бы все это ни было, оно и временно и скоропреходяще, и имеет отношение к смертному телу и нисколько не вредит трезвой душе.

Поэтому и блаженный Павел, желая показать ничтожество радостей и печалей, приключающихся в настоящей жизни, разъяснил все одним изречением: видимое временно (2 Кор. 4, 18). Итак, зачем тебе бояться временного, протекающего подобно речным потокам? – потому что таково настоящее; – все равно, будет ли оно радостно или печально.

Другой же пророк все человеческое счастье сравнил не с травой даже, а с другим, более ничтожным веществом, назвав все вместе цветом травы, и счел этим цветом не часть только счастья, например, только богатство, или только роскошь, или обладание властью, или почести; но все, что у людей считается славным, обняв одним именем «славы», уподобил затем траве, сказав: всяка слава человека, яко цвет травный/всякая плоть – трава, и все красота ее как цвет полевой (Ис. 40, 6).

2. Однако ужасно и тяжело, скажешь, несчастье. Но смотри, как и оно, в свою очередь, приравнивается пророком к другому образу, и относись с презрением и к нему. Именно, уподобляя бранные речи, оскорбления, укоризны, насмешки со стороны врагов и злые замыслы – изветшавшей одежде и изъеденной молью шерсти, пророк говорил: «Не бойтесь поношения от людей, и злословия их не страшитесь, потому что состарятся как риза, и будут изъедены, как шерсть молью (Ис. 51, 7–8)».

Итак, пусть не смущает тебя ничто из того, что происходит. Перестань звать на помощь то того, то другого, и гнаться за тенями, – а такова человеческая помощь, – но призывай непрестанно Иисуса, Которому ты служишь, чтобы Он только благоизволил – и все бедствия прекратятся в один миг. Если же ты призывала, а бедствие не устранено, то таков у Бога обычай: не сначала, – я повторю то, что сказал выше, – удаляет бедствия, но когда они достигнут наибольшей высоты, когда усилятся, когда враждующие изольют почти всю свою злость, – тогда, наконец, все сразу изменяет в состояние тишины и производит неожиданные перемены. Он может произвести не только те блага, каких мы ожидаем и надеемся получить, но и гораздо большие и бесконечно ценнейшие. Поэтому и Павел говорил: «Тому, Кто… может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем» (Еф. 3, 20).

Разве Он не мог, в самом деле, сначала же не допустить трем отрокам подвергнуться искушению (Дан. 3)? Мог, но не пожелал, чтобы доставить им через это большую выгоду. С этой целью Он допустил и то, чтобы они были преданы в руки иноплеменников, и чтобы печь была разожжена до несказанной степени, и чтобы гнев царский пылал сильнее печи, и чтобы крепко связаны были их руки и ноги, и чтобы, наконец, ввергнуты они были в огонь; и когда все, созерцавшие это, отчаялись в их спасении, – тогда-то нежданно и вопреки всякой надежде проявилось чудное дело превосходнейшего Художника – Бога, и просияло с превосходною силою. Именно – огонь связывался, а узники разрешались; печь сделалась храмом молитвы, источником и росою, и стала почетнее царских дворцов, и над огнем, этой всепожирающей силой, которая преодолевает и железо, и камни, и побеждает всякое вещество, одержала верх природа волос. И здесь слышен был согласный хор святых, призывавших всю тварь, и небесную и земную, к дивному песнопению: они пели, воссылая благодарственные гимны за то, что были связаны, за то, что, насколько это зависело от врагов, были сжигаемы, за то, что были изгнаны из отечества, за то, что стали пленниками, за то, что были лишены свободы, за то, что сделались не имеющими родины, бесприютными и переселенцами, за то, что жили в чужой и иноплеменной земле, – таково свойство благодарной души.

И вот, когда и злодеяния врагов окончились, – что еще могли бы они предпринять после смерти? – и добродетель борцов проявилась во всей своей полноте, когда сплетен был для них венец, собраны были награды, и ничего уже не осталось больше для их прославления, тогда-то именно бедствия и устраняются, и тот, кто возжег печь и предал отроков столь великой муке, начинает дивно прославлять этих святых борцов и делается вестником необычайного чуда Божия: посылает во все стороны вселенной письма, полные благохваления, повествуя в них о случившемся, и делается таким образом достоверным вестником чудес дивнотворца Бога, потому что если он сам прежде был врагом и неприятелем, то писанное им не возбуждало уже к себе подозрения и у врагов.