Читаем без скачивания Отравленная совесть - Александр Амфитеатров

Къ представленію дозволена. Петербургъ, 31 іюля, 1897 г. № 0915 (въ первой редакціи) и 27 октября того же года во второй редакціи, печатаемой въ настоящемъ второмъ изданіи пьесы. Написана въ 1891-96 годахъ. Впервые поставлена на сцену въ Москвѣ въ театрѣ Корша (по первой редакціи) и 8-го января 1898 года въ Петербургѣ въ Маломъ театрѣ Литературно-Артистическаго Кружка, по второй редакціи.

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Гликеріи Николаевнѣ Ѳедотовой

Степанъ Ильичъ Верховскій, директоръ банка, 56 лѣтъ.

Людмила Александровна, его жена, 36 лѣтъ.

Митя, 17 лѣтъ.

Лида, 16 лѣтъ.

Яковъ Іосифовичъ Ратисовъ, дѣйствительный статскій совѣтникъ, не служитъ, 48 лѣтъ.

Олимпіада Алексѣевна, его жена, 39 лѣтъ; по первому браку, мачеха Людмилы Александровны.

Андрей Яковлевичъ Ревизановъ, 44 лѣтъ.

Петръ Дмитріевичъ Синевъ, судебный слѣдователь, дальній родственникъ Верховскихъ, лѣтъ подъ 30.

Аркадій Николаевичъ Сердецкій, литераторъ, 48 лѣтъ.

Леони, наѣздница.

Горничная.

Человѣкъ въ гостиницѣ.

ДѢЙСТВІЕ I

Гостиная въ домѣ Верховскихъ. Богатая обстановка.

Людмила Александровна одна передъ зеркаломъ. Входить Олимпіада Алексѣевна Ратисова.

Олимпіада Алексѣевна. Скажите пожалуйста! Любуется!

Людмила Александровна. Липочка!

Олимпіада Алексѣевна. Здорова? что дѣти? Степанъ Ильичъ? Впрочемъ, по лицу вижу, что все благополучно. Вѣдь ты, когда въ домъ не ладно, сама на себя не похожа. А сегодня совсѣмъ въ аккуратѣ и даже передъ зеркаломъ вертишься.

Людмила Александровна. Начались милыя выраженія.

Олимпіада Алексѣевна. А ты ко мнѣ снисходи. Не всѣмъ же быть сшитыми по твоей кройкѣ. Ты у насъ одна въ имперіи. Мой супругъ, — на что дуракъ! — и тотъ говоритъ о тебѣ не иначе, какъ самымъ высокимъ штилемъ. Я совѣтую тебѣ за него замужъ пойти, если съ нимъ разведусь, а твой Степанъ Ильичъ, сохрани Богъ…

Людмила Александровна. Липа, не болтай вздора.

Олимпіада Алексѣевна. Не могу, это выше силъ моихъ. Какъ вышла изъ института, распустила языкъ, такъ и до старости дожила, а сдержать его не умѣю.

Людмила Александровна. А ты уже записалась въ старухи?

Олимпіада Алексѣевна. По секрету, милая. Намъ съ тобой нечего чиниться другъ передъ другомъ, обѣимъ по тридцати шести.

Людмила Александровна. Ой, Липа! Какъ же это? Мнѣ-то, дѣйствительно, тридцать шесть, а вѣдь ты старше меня на три года!

Олимпіада Алексѣевна. Да? Ну, значитъ, съ нынѣшняго дня будетъ тебѣ тридцать три, потому что я больше тридцати шести имѣть не желаю. А, впрочемъ, не все ли равно? Развѣ годы дѣлаютъ женщину? Лѣта c'est moi! Кто мнѣ дастъ больше тридцати? О тебѣ же и рѣчи нѣтъ. Помню тебя дѣвочкою: красавица была; помню барышней — тоже хоть куда. Замужъ вышла, пошли дѣти, — подурнѣла, стала такъ себѣ; а теперь расцвѣла, прелесть, и только. Впрочемъ, зеркало передъ тобою.

Людмила Александровна. X-а-ха-ха!

Олимпіада Алексѣевна. Нечего смѣяться, правду говорю. А если не вѣришь на слово, что мы еще можемъ постоять за себя, вотъ тебѣ документа.

Людмила Александровна. Что такое?

Олимпіада Алексѣевна. Billet doux. Такъ это называется. "Обожаемая Олимпіада Алексѣевна! Давно скрываемое пламя любви"… и прочая, и прочая. Сегодня получила. И ему двадцать два года. Нѣтъ, старая гвардія умираетъ, но не сдается!

Людмила Александровна. Любовная записка? Вотъ чего я никогда не получала. Покажи.

Олимпіада Алексѣевна. О, невинность!

Людмила Александровна (возвращаетъ письмо). Глупо-то, глупо какъ!

Олимпіада Алексѣевна. Это тебѣ съ непривычки. А мнѣ ничего, даже очень аппетитно. Я вѣдь спеціалистка, всю жизнь провела за этою корреспонденціей. И теперь пишу.

Людмила Александровна. Вотъ какъ.

Олимпіада Алексѣевна. Право, пишу. Особенно артистамъ, которые въ модѣ.

Людмила Александровна. И отвѣчаютъ?

Олимпіада Алексѣевна. А что имъ еще дѣлать-то?

Людмила Алексѣевна. А мужъ какъ смотритъ на твои подвиги?

Олимпіада Алексѣевна. Очень онъ мнѣ нуженъ. Состояніе мое и воля моя. Попутала меня нелегкая съ этимъ бракомъ.

Людмила Александровна. Если не любишь Ратисова, зачѣмъ вышла за него? Кто неволилъ?

Олимпіада Алексѣевна. Думала, что онъ — порядочный человѣкъ, мужчина, а онъ размазня, тряпка, губка… Ты своего Степана Ильича хоть и не любишь…

Людмила Александровна. Это кто тебѣ сказалъ?

Олимпіада Алексѣевна. Логика. Онъ старше тебя на двадцать лѣтъ.

Людмила Александровна. Лжетъ твоя логика. Замужъ я шла, дѣйствительно, не любя. Но теперь я, право, даже и представить себѣ не могу, какъ бы я жила не въ этомъ домѣ, не со своимъ Степаномъ Ильичемъ, безъ Мити, безъ Лиды…

Олимпіада Алексѣевна. Ну, тебѣ и книги въ руки. Не очень-то я тебѣ вѣрю. Сама жила за старымъ мужемъ: ученая!.. Неужели ни одинъ мужчина не интересовалъ тебя въ эти годы?

Людмила Александровна. Послѣ замужества? Ни одинъ.

Олимпіада Алексѣевна. Даже Аркадій Николаевичъ?

Людмила Александровна. Какъ тебѣ не стыдно?

Олимпіада Алексѣевна. Да я ничего… болтали про васъ много въ свое время… Ну, и преданъ онъ тебѣ, какъ пудель… Спроста этакъ не бываетъ.

Людмила Александровна. Аркадій Николаевичъ былъ мнѣ вѣрнымъ другомъ и остался. Между нами даже разговора никогда не было такого, какъ ты намекаешь, романтическаго.

Олимпіада Алексѣевна. Вамъ же хуже: чего время теряли? Сердецкій — и умница, и знаменитость… чего тебѣ еще надо? Ну, да ваше дѣло: кто любитъ сухую клубнику, кто со сливками, — зависитъ отъ вкуса… Итакъ, ни одинъ?

Людмила Александровна. Ни одинъ.

Олимпіада Алексѣевна. А меня, кажется, только одинъ не интересовалъ: мой мужъ. Однако, что это я завела все о мужьяхъ, да о мужьяхъ? Веселенькій сюжетецъ, нечего сказать. А, знаешь, не думала я, что изъ тебя выйдетъ недотрога. Въ дѣвкахъ ты была огонь. Я ждала, что ты будешь ой-ой-ой!

Людмила Александровна. Что-то не помню въ себѣ подобныхъ задатковъ.

Олимпіада Алексѣевна. Ну, какъ не помнить? Да — что далеко ходить? Ревизанова развѣ позабыла? Чего мнѣ стоило отбить его у тебя… Ну-ну! Мила! глупая! Зачѣмъ же блѣднѣть? Даже губы побѣлѣли…

Людмила Александровна. Вовсе нѣтъ, что ты выдумываешь?

Олимпіада Алексѣевна. Ой-ой-ой! сударыня, злопамятна же ты. Пора бы простить и смѣяться надъ прошлымъ. Невѣсть сколько лѣтъ вы разстались…

Людмила Александровна. Ахъ, перестань, Липа! Ты знаешь, что мнѣ не могутъ быть пріятны воспоминанія объ этомъ человѣкѣ.

Олимпіада Алексѣевна. Да, красиво велъ себя мальчикъ, — удавить, и то, пожалуй, не жалко. Хоть ты и злилась на меня в то время, зачѣмъ я стала между вами, а ты должна записать меня въ поминаніе, за здравіе рабы Олимпіады. Не вскружи я Андрею Яковлевичу голову, быть бы тебѣ за нимъ.

Людмила Александровна. Ахъ, Липа!

Олимпіада Алексѣевна. А изъ него, Милочка, вышелъ, говорятъ, превеликій мерзавецъ…

Синевъ (входить). Батюшки! кто это здѣсь произноситъ столь жестокія слова?.. Здравствуйте, кузина. Здравствуйте; неувядаемая тетушка… Кого вы изволите громить, тетя Липа?

Садится.

Олимпіада Алексѣевна. Стоющаго человѣка.

Синевъ. А имя такового?

Олимпіада Алексѣевна. Андрей Яковлевичъ Ревизановъ.

Синевъ. О!..

Людмила Александровна. Вы знакомы?

Синевъ. Встрѣчаемся… Да-съ, это гусекъ! Какъ его не знать? Онъ всю московскую зиму переполнилъ шумомъ своихъ успѣховъ. Кто скупилъ чуть ли не всѣ акціи Черепановской дороги? Ревизановъ. Кто пожертвовали пятьдесятъ тысячъ въ пользу голодающихъ черногорцевъ? Ревизановъ. Кто съѣлъ ученую свинью изъ цирка? Ревизановъ. Чей рысакъ взялъ первый призъ на бѣгахъ? Ревизанова. Чей милліонный процессъ выигралъ Плевако? Ревизановскій. У кого на содержаніи Леони самая шикарная въ Москвѣ кокотка? У Ревизанова.

Людмила Александровна. Чѣмъ онъ собственно занимается?