Читаем без скачивания Гарнизон маленькой крепости - Евгений Коковин

Коковин Евгений

Гарнизон маленькой крепости

Памяти друга Николая Смиренникова, смертью храбрых погибшего в боях с гитлеровскими захватчиками.

1

В узкую щель амбразуры виднелся кусочек полыхающего заревом далёкого неба. Стемнело, и вместе с темнотой на землю навалилась тяжёлая, необыкновенная тишина. После шестнадцати часов непрерывной канонады не верилось, что в мире может быть так тихо.

Три дня шли бои на подступах к городу. На четвертые сутки в полдень немцы подтянули свежие силы. Их нажим перекатывался с одного участка на другой; фашисты боем нащупывали слабые места обороны. Но прорваться к городу немцам не удалось. Лишь в двух местах они потеснили передовую линию защитников города.

Вблизи от перекрёстка шоссе и железной дороги притаилось поспешно устроенное укрепление — долговременная огневая точка. Укрытая в земле, искусно замаскированная, она ничем не отличалась от естественных холмиков, едва возвышавшихся среди кустарников. Впереди раскинулось поле, и дальше начинался низкорослый лиственный лес.

Прошло несколько дней, как пулемётное отделение сержанта Усова получило приказ занять ДОТ и вместе с другими гарнизонами укреплений защищать подступы к городу.

Последние орудийные выстрелы прогремели полчаса назад. Потом ещё долго и назойливо выстукивал очереди станковый пулемёт. Он был установлен где-то в стороне, почти на одной линии с ДОТ-ом.

Как и обычно, с наступлением темноты на немецкой стороне затихло. Видимо, немцы перегруппировывали силы и отдыхали, чтобы с первыми проблесками утра снова ринуться вперёд.

— Боятся ночи, как чёрт ладана, — сказал сержант, присаживаясь у пулемёта.

— Не привыкли, — усмехнулся Калита, — ночью можно заблудиться…

— Это тактика, — заметил Петя Синицын, прозванный военным теоретиком, — методичному наступлению ещё в восемнадцатом веке учил…

Калита махнул рукой.

— Барская тактика… тактика трусости.

Отблески зарева тускло играли на стене и мучили глаза. Кислый запах пороха нагонял дремоту. После долгого напряжения чувствовалась усталость.

— Ну что ж, отдыхать так отдыхать, — сказал сержант. — Товарищ Сибирко, вызывайте!

Полудремавший у телефонного аппарата Сибирко поднял голову и сразу заговорил монотонным, усталым голосом:

— Казань… Казань… я — Ростов… я — Ростов… Казань… чёрт, куда она запропастилась?.. Казань, я — Ростов…

Сибирко вопросительно взглянул на сержанта.

— Вызывайте! — подтвердил приказание Усов.

— Казань… я — Ростов… Куда, куда ты удалилась? Весны моей…

— Сибирко, перестаньте, вызывайте по форме!

Сержант чувствовал: что-то случилось! Он был обеспокоен, но не показывал своей тревоги.

— Казань… Я — Ростов, — надрывался Сибирко. — Отвечай, Казань… Отвечаете?! Ну вот, правильно. Спать нельзя, нехорошо. Что? Мы сами спим? Да, под такую музыку, пожалуй, уснёшь. Почему музыку к чёрту? Конечно, разница между «Риголетто» и пушечной пальбой…

— Вызовите к телефону семьдесят три! — перебил телефониста сержант.

— К телефону семьдесят три! У телефона? Товарищ сержант, семьдесят три у телефона!

Усов взял трубку, а Сибирко встал, потянулся и зевнул.

— Говорит комендант ДОТ-а Усов, — рапортовал сержант. — Никаких изменений не произошло. Разрушений нет. Состояние всего гарнизона отличное. Всё в порядке! Противник пытался подрывать мины, но не был допущен…

Сержант замолчал, наклонился над аппаратом, прикрывая рукой микрофон. Он слушал долго и сосредоточенно. От бойцов не ускользнуло взволнованное выражение, на секунду появившееся на его лице. Он слушал и отвечал на вопросы.

— Боеприпасов хватит надолго… Продовольствия недостаточно. Сегодня ночью нам должны были подвезти… Есть экономить! Да-да… слушаю… понятно! Есть держаться! Сообщить гарнизону? Есть сообщить!..

Сержант положил трубку и повернулся к бойцам. Он стоял, сжав губы, выпрямившийся, серьёзный, чуть побледневший. Пробившиеся редкие щетинки поблескивали на подбородке; они старили сержанта, совсем ещё молодого человека. Он приподнял каску и сказал:

— Разбудите Анисимова и Горяева!

Было тихо в этом маленьком полуподземном помещении. Голос коменданта звучал глухо, необыкновенно. Все понимали: что-то случилось.

Через минуту комендант объявил своему маленькому гарнизону:

— Батальон отошёл на новые позиции. Соседнее укрепление разрушено. Наш ДОТ окружён. Капитан Игнатов передал приказание командования — держаться! Приказываю: драться до конца. Патроны экономить. Анисимов, Горяев и Синицын ко мне. Остальные — спать до утра.

2

Ночь, как и вечер, проходила тихо. Но вся она была наполнена остро ощутимой пронзительной тревогой. В амбразурах всё ещё зловеще волновалось зарево далёких пожаров.

Комендант ДОТ-а, низко склонив голову, сидел у телефона. Казалось, он спал. Но не до сна было молодому командиру. Он думал о том, как выполнить приказ командования. Как только наступит утро, немцы начнут блокировку. Выдержит ли ДОТ — эта маленькая крепость — осаду разъярённого врага?

В составе гарнизона, которым командовал Усов, двенадцать человек. Он всех их давно и превосходно знал, бойцов своего отделения. Лишь два бойца-сапёра и красноармеец Альянцев были приданы в тот день, когда отделение Усова заняло оборону в ДОТ-е.

Ещё до войны начал командовать сержант Усов отделением пулемётчиков. Вначале новый командир не понравился бойцам. У него был беспокойный характер и необычайная страсть к армейским уставам. В роте шутили, говорили, что Усов может узнать из уставов всё, вплоть до того, как варить картошку и какую девушку выбрать для танца.

Но мало-помалу бойцы привыкли к новому командиру и вскоре полюбили его. Сержант Усов с закрытыми глазами мог собрать станковый пулемёт, а при стрельбе — восьмью пулями поражал все восемь мишеней — перебежчиков. На турнике он крутил «солнышко», вызывая восхищение лучших гимнастов полка. Когда Усов вёл своё отделение, можно было подумать, что он подаёт команду целому батальону.

Он учил своих бойцов трудному и почётному делу — воевать за родину, он учил их искусству побеждать. Иногда это требовало огромных усилий, настойчивости и терпения. Противника не было, а нужно ползти на животе, по-пластунски, рыть окопы, долгие часы в холод и в дождь проводить под открытым небом.

…Рядовой Синицын скучал.

Разрывая мёрзлую землю для учебного окопа, он мечтал о баталиях и парадах. Любое сражение ему представлялось по книгам красивым и захватывающим. Пушечная пальба, развевающиеся знамёна, победный гром оркестров, богатые трофеи — такой была военная жизнь в пылком воображении счетовода Пети Синицына.

В отделении Синицына прозвали «военным теоретиком». Он любил при каждом удобном случае вспомнить какое-нибудь сражение или изречение знаменитого полководца.

На занятиях нередко можно было услышать замечания сержанта Усова:

— Синицын, кто вам в бою прицел будет устанавливать?

— Александр Македонский поставит, — отвечал за Синицына весёлый Сибирко.

Если Синицын увлекался военной жизнью, то Яша Ершов — маленький и подвижной боец — мало походил на военного человека. Он часто забывался и путал уставные положения и воинские термины. Ствол у винтовки он называл дулом, спусковой крючок — собачкой, подсумок — патронташем. Ершов долго не мог уяснить разницы между часовым и караульным, между начальником и комендантом гарнизона.

— В армии не говорят «начали стрельбу», — терпеливо поучал командир отделения Ершова. — Нужно говорить: открыли огонь…

Ершов сам огорчался своим маленьким неудачам. Но он отличался каким-то особым упорством, с которым и продолжал учёбу.

На своего помощника ефрейтора Семёна Любова командир отделения мог положиться в любом деле. Потому, когда сержант на время покидал отделение, он всегда был спокоен.

— За меня остаётся ефрейтор Любов.

Командир знал, что смышлёный и предприимчивый ефрейтор будет отлично командовать отделением.

Сержант Усов знал их всех, знал, чем они живут и чем интересуются. Ему хорошо были известны и понятны флегматичность и задумчивость красноармейца Горяева, весёлость и легкословие Сибирко, трудолюбие и исполнительность Анисимова. Он жил вместе с ними, водил их в походы, рассказывал, объяснял, требовал.

И вот война! Она ещё крепче сплотила отделение. Бойцы теперь особенно хорошо поняли, что не напрасно они рыли ячейки, ползали по сырой земле, учились стрелять, маскироваться. Теперь им казалось, что сержант Усов научит их ещё большему.

3

Люди спали. Они чувствовали смыкающееся кольцо опасности, но шестнадцать часов напряжения оттеснили волнение. Нужно было спать.