Читаем без скачивания Всё брошу однажды… - Сергей Алексеевич Минский

Сергей Минский

Всё брошу однажды…

О жизни

Всё как-то просто до обиды…

Всё как-то просто до обиды

(Чтоб не напутать, не забыть):

Родился — нацепили бирку,

И умер — бирку, стало быть.

Мне — семнадцать, и пока…

Мне — семнадцать. И пока -

Что мне времени река?

Я лежу на сеновале.

Что смотрю из сорока

На себя чуть свысока,

Понимаю я едва ли.

Я снова зажигаю…

Я снова зажигаю

Забвения свечу.

В ней ватную угарность

Почувствовать хочу.

Хочу, чтоб всё, что вижу,

Ушло за окоём,

Чтоб Голос слышать свыше,

Чтоб с Богом быть вдвоем.

Я встану на колени -

И, может, наяву.

Калика я, калека,

Пугающий молву.

Гонимый бранным словом,

Непонятый толпой,

Я оживаю словно,

О Господи, с тобой.

Единственная тема:

Я в Нём и Он во мне.

Жизнь — пляшущие тени

В зашторенном окне.

Там я чужой почти что -

Вуаль важней лица:

Обманутый мальчишка

Во власти подлеца.

Но путь уже прочерчен -

Оскомина в зубах.

Прошу за все прощенья

За всех, но от себя.

Я зажигаю снова

Забвения свечу,

Я открываю слово,

Взлетаю и лечу.

Из цикла "Пляшущие тени"

Толпа

1.

Гнетущее приходит состоянье,

И круг молвы сужается на нет.

В спираль времён закованы изъяны,

Как в звёздные разложены карманы

Игрушки-судьбы, спутницы планет.

Ночная мысль — кошмар, вершина страха,

Случайность встречи ищущих любви -

Врывается залитой кровью плахой,

И хочется, и невозможно плакать,

А жизнь вокруг — прекрасная на вид.

А жизнь в насмешку выставляет счастье,

Как лавочник, удаче гимн поёт.

И смех вселенский, и народ кричащий,

Изведавший концов земных начала,

Снимает головы и кровь на плаху льёт.

И тошнотворно запекаясь в студень

Итогом зрелища разнузданной толпы,

Не кровь она — боль обойденных судеб

В игре насмешливой словечек неподсудных,

В реке молвы, где плыть и не доплыть.

И плачется без слез, без облегченья

Игрушкам-судьбам, спутницам планет.

В пыли толпы их путь уже начертан.

Но дарит мысль оттенки и значенья

Всему тому, чего в помине нет.

2.

Штурм — день в день:

И толпа — на срыве.

Бьет край дел -

Падают слова.

Мозг лжет вслух

В праведном порыве.

Гонг стал глух -

Кругом голова.

Льет шар зной

В русла серых улиц.

Стал жар сном

В мутной влаге глаз.

Жизнь есть дождь

В этой груде ульев.

Дождь есть долг -

Мозг опять солгал.

Лист впал в грусть,

Потеряв упругость.

Гнев жжет грудь -

Грубо жмет толпа.

Ждать сил нет -

Глас взывает трубный.

Льет шар свет,

Но толпа — слепа.

3.

Закроются ставни.

Козлом перекрестие ляжет.

Закончилась старость

И в землю уходит поклажа.

Душа загорится,

Нагою представ перед миром,

Как женщины-жрицы -

Всех магий, любви и кумиров.

Эфир вдруг настигнет

Кривыми всех диапазонов,

Как золото в тигле

Огонь настигает зажженный.

Огонь очищенья -

Толпы отрезвляющий рокот:

Прощанья, прощенья -

Во всем отведенные сроки.

Прощаются гости,

Уходят, забыв о поклаже:

Она на погосты,

Как в свалку великую ляжет…

Закончилась старость.

Прошли поминания сроки.

И только остался

Толпы загостившейся ропот.

Когда почти уходят мысли…

Когда почти уходят мысли

И пустота сосёт как голод,

Безумства обещает город -

Шары блаженств из пены мыльной.

Бахвальство бредит откровеньем,

В чести минутной разбухая,

И совесть, ко всему глухая,

Не дарит ясности мгновенной.

Увижу вдруг святое мелким,

И даже откровенно чуждым.

И снова проморгаю чудо

В угоду этому похмелью.

Синева

Синева за окном, синева.

Синий снег под темнеющим небом.

Был ли там я? А может, и не был.

Может быть, это просто слова.

Может быть это просто мечта,

Боль о несостоявшейся встрече,

Боль о дне, обещавшем мне вечер?

Впрочем, всё — суета-маета.

Синева на душе, синева,

Обрамлённая небом и снегом,

И Венеры неяркая нежность,

И отчаянье, будто сновА.

И дымов, и столбов, и дорог,

С перестуком колёс подо мною,

Много этой промчало зимою,

Словно мыслей, рождённых не в срок.

Пролетело открытий и строк,

И плацкартных надуманных истин,

И невыплаканных сердцем исков,

Ледяных на перронах ветров.

Стала реже в душе синева,

Растворяясь — никчемная гордость –

В море слёз, в человеческом горе,

В бесполезных, ненужных правах.

Ку-ку (шуточное)

Воскресный лес.

Весна уже в разгаре.

Подкидыш кличет, словно на часах.

Я попросил его мне дать разгадку:

Когда же мой черёд — на небеса.

И, верите ли, так вдруг стало страшно:

В желудке пустота и холодок.

Мне показалось (что, пожалуй, странно),

Что я попал к циклопу на ладонь.

И жизни срок зависит от момента

Хлопка легчайшего ладони о ладонь…

Подкидыш мне своих «ку-ку» отмерил

Всего четыре — будь неладен он.

Потом, немного помолчав, добавил

Ещё тринадцать, редких и не в ритм.

Потом ещё.

И стало мне забавно:

Ведь так он пропоёт мне до зари.

За сотню счёт.

Плюс тридцать.

Вспомнил фразу,

Её озвучив: "Хватит за глаза".

Но те четыре самых первых раза

Кукуют в сердце, заглушить нельзя.

Осеннее настроение

Причудливый узор:

сквозь папоротник — тюль.

Рассвета нет ещё,

но чувствуется он.

Мой сон ушёл бродить -

где балом правит нуль,

Где мнится переход

из сумеречных зон.

Там я опустошён,

я — вакуум причин,

Я — мудрость бытия,

наивность чистоты.

Там от земных скорбей

моя душа кричит.

Там равен Богу я,

там снова с ним на "ты".

И вечный вестник встанет предо мной…

И вечный вестник встанет предо мной,

И сорок вёрст останется за мною

В том мире, за невидимой стеною,

Где испытанья срок прошёл земной.

Лишь омрачит привязанностей тлен,

Пусть не на долго и не сильно очень,

Чтоб я, соединяясь с ночью,

Привет последний отослал Земле.

Настроение

Кровавая заря

напомнила о жизни,

Где я когда-то был,

а, может быть, и есть,

О сущности любви,

до беспредела лживой,

В которой всё сгорит:

талант, и ум, и честь.

О, женщины судьбы,

как грустно в вас поверить,

Как сложно вас постичь

из меркантильных снов.

Увы, не