Читаем без скачивания Король - Семен Юшкевич

Семен Соломонович Юшкевич

Король

Действующие лица

Давид Гросман – владелец мельницы.

Этель – его жена.

Александр, студент

Женя

Маша

Петя, гимназист – их дети.

Яков Розенов – врач, муж Жени.

Вайц – репетитор Пети. Живет у Гросмана.

Герман – управляющий на мельнице.

Горничная.

Эрш – портной.

Роза – его жена.

Мирон

Бетя – их дети.

Рабочие.

Нахман

Шмиль – сапожник.

Живет у Эрша.

Маня – сестра госпожи Гросман.

Абрам – муж ее.

Чарна – соседка Эрша.

Старуха.

Давидка

Иоська

Арн – рабочие на мельнице Гросмана.

Яков

Степан

Рабочие, служащие на мельнице, соседи, соседки.

Действие происходит в большом городе.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Столовая в доме Гросмана. Большая, просторная комната. Четыре окна на улицу, балкон. Посреди длинный дубовый стол. Вдоль стен дубовые стулья с высокими спинками. Над столом висит тяжелая бронзовая лампа. Две двери: направо и налево. Дверь с левой стороны ведет в кабинет Гросмана, а с правой в другие комнаты. С правой же стороны колоссальный буфет и стенные часы в деревянном футляре. Несколько картин – копий в больших золоченых рамах. У стены слева широкий кожаный диван с высокой спинкой. Из окон видно море. Несколько ближе вырисовывается большое здание мельницы с высокой трубой посредине. На диване сидят Этель Гросман с Женей. Этель – высокая женщина в пеньюаре. В ушах бриллиантовые серьги. На пальцах масса колец. Женя высокая, стройная. Держит на коленях раскрытую книгу. Говорит всегда напыщенно. Ее жесты вульгарны. Голос крикливый, манерный.

Этель. Я и вчера говорила и сегодня говорю одно и то же: не надо было бросать дома.

Женя. Я не могла более терпеть…

Этель. Что значит, Женечка, не могла? Я не понимаю, что значит – не могла. Если надо, то надо. Сегодня или завтра в городе узнают об этом и о нас начнут говорить. Все злорадно скажут: дочь Гросмана бросила своего мужа. Отец ведь, слава богу, имеет врагов.

Женя. Но я же тебе говорю, мама, что не могла больше тянуть эту жизнь. Вставать по утрам и видеть его заплывшие глаза, его хищный рот…

Этель (перебивает). По-моему, Яков красивый мужчина.

Женя. Чувствовать его грубость во всем: в словах, в тайных мыслях, во вкусах; знать, что самый мозг его заражен пошлостью, и все-таки жить с ним – стало невозможным. Я случайно узнала о его связи с моей бонной… Подумай, на кого он меня променял? На какую-то грязную служанку! Я даже не страдала… от гордости. (Понизила голос.) Но это, мама, еще не все.

Этель (со страхом). Что же еще?

Женя (с отвращением). Он стал биржевиком! Биржевиком! В моем доме появились какие-то странные, неопрятные люди… У него заметно уменьшилась практика. Больные ведь все замечают… Подумай только, мама, кто начал заниматься этим грязным делом. Доктор, интеллигент! Ведь это ужасно! (Подносит платок, к глазам.)

Этель. Ему захотелось разбогатеть.

Женя. Я все скрывала от вас. С первого дня моего замужества он дал мне почувствовать, в чьих руках моя судьба, мое достоинство. Он бесконечно груб, циничен. Он равнодушен ко всему прекрасному, идеальному…

Этель. Почему же ты не пришла к своей матери и не рассказала?

Женя. Случалось, я по неделям не выходила из своей комнаты. Сидела и спрашивала себя: зачем же я училась в гимназии? Ведь я об университете мечтала. Нет, я не буду плакать… Я была так молода, когда выходила замуж… Мне нравилось быть взрослой, мне хотелось, чтобы считались с моими словами, я жаждала свободы! (Вытирает платком глаза. Напыщенно.) Свободы!

Этель (мрачно). Все думают, что если человек очень богат, то он счастлив!

Женя. Счастлив! О, мама! Я бы отдала все свои бриллианты, свою квартиру за простую комнатку, лишь бы быть в ней с человеком, которого уважаешь. У меня трое детей. Они вырастут, и у них будут хищные рты. Они станут биржевиками. (Встает.) Никогда я не вернусь к нему, никогда! (Подходит к окну и выглядывает на улицу.) Как здесь красиво. (Вздыхает.) Вот море, мельница…

Этель. Я заставлю отца переговорить с Яковом. Ты знаешь, отец не любит этих дел, но я его заставлю.

Женя (машет рукой). Не надо! Вчерашнее для меня стало прошлым.

Этель (недовольно). Вот это нехорошо, Женечка. Поссорились – помиритесь! Мне разве не случалось ссориться с отцом? Но я знаю, когда уступить и когда стать вот так и – как он ни богат – сказать ему: этого не будет, Давид!.. Уйти от мужа! А палками меня бы выгнали из своего дома? Что ты будешь у нас делать? Смотреть на стены или слушать разговоры о том, что на мельнице рабочие забастовали. Мы сами умеем слушать. Подумать, из-за чего? У мужа любовница! Пусть любовница. Какой муж не имеет любовниц? Что делает жена? Берет любовницу за косу, выбрасывает ее вон, и конец. Что же еще? Он стал играть на бирже. Какое несчастье! Но ради кого он это делает? Ради тебя же. Больше денег – больше платьев, больше бриллиантов. Перестань, дурочка. Ты-то гони его от себя, пусть он и постоит на коленях перед тобой, этот разбойник, но в душе ты должна знать, что поедешь домой. (Умоляет.) Женечка…

Женя. Довольно, мама. Говорить так – значит не знать, что в моей душе, что держу затаенным в мыслях…

Этель удивленно разводит руками. Дверь справа медленно приоткрывается, и в ней на миг появляется голова Эрша, потом скрывается.

Этель. Кто это там? Кажется, Эрш? Женечка, пришел чужой… (Делает ей знаки.)

Женя подходит к окну, опирается о подоконник и мечтательно смотрит на мельницу. Опять показывается голова Эрша. Он осторожно открывает дверь и останавливается на пороге. В руках у него узел. Кланяется, заискивающе улыбается, но не решается переступить дверей.

Эрш. Здравствуйте… (Кланяется.) Здравствуйте!

Этель. Войдите же, Эрш. Вы принесли шубу?

Эрш. Я принес шубу.

Этель (невнятно, скороговоркой, Жене). Видишь, кто шьет отцу? Все тот же Эрш. А почему? Потому что он шьет дешево. Мы сами когда-то были бедны и знаем, что деньги не валяются на улицах. Почему же не простить Якову? Пусть делает все, что хочет, лишь бы хорошо зарабатывал. Войдите же, Эрш. Сколько раз вас нужно просить?

Эрш (входит прихрамывая). Вот я уже вошел. Господин Гросман дома?

Этель. Давид дома, но он теперь занят. О забастовке вы ведь знаете? Вот он и сидит с Германом в кабинете и работает. Хорошие времена наступили, Эрш, – нечего сказать.

Эрш. Ну я подожду. Что, у меня времени нет? Имею время. (Заметил, что Женя смотрит на него.) Здравствуйте.

Женя (неохотно). Здравствуйте!

Этель. У вас есть время, Эрш, а мне жалко человека. Я всегда жалею рабочего человека. Пойду и посмотрю, что делает Давид.

Эрш. Нет-нет… К чему? Имею время. Я вас прошу – не беспокойте их. Это же человек! Такие дела, и вдруг Эрш со своей шубой. Я вас прошу. Они рассердятся, я потеряю язык, а шуба ведь не скажет, что она хорошо сшита. Вот я уже выхожу в переднюю, уже сижу там, и уже никто не знает, что я пришел…

Этель. Так посидите здесь. (Указывает ему место в углу.)

Эрш (твердо). Могу постоять… (Садится и старается сделать вид, что его нет в комнате.)

Этель переходит комнату и усаживается на стуле у левой стены. Небольшая пауза.

Будет холодная зима… уже будет зима…

Женя (вскользь). Если бы можно было уехать отсюда.

Этель. Расскажите лучше, что в городе слышно, Эрш. Тихо? Вы же должны все знать… Вот я выезжаю. Если Давид очень хочет, я сажусь в свою карету и выезжаю. Но что можно из кареты видеть или слышать? Вот когда Давид работал на сахарном заводе…

Эрш (перебивает. Когда говорит, встает). Что значит? Разве я не помню, когда господин Гросман работали на сахарном заводе? Сколько раз они у меня закусывали, когда возвращались с работы. Спросите-ка у них? Я тогда был молод, и они были молоды…

Этель. Об этом, Эрш, нужно уже забыть. Работал? Пусть работал. Но не крал, никого не ограбил. Был человеком, скопил деньги и купил мельницу. Разве у того же хозяина другие не работали вместе с ним? А что они? Где они? Кто любит деньги, тот умеет делать деньги. Купил мельницу, потом перестроил ее, потом сломал и выстроил эту. Что же вы рассказываете, что он у вас закусывал? Вы хотели, вы угощали… А он и тогда не нуждался…

Эрш (садясь). Я ничего этим не думал.

Этель. Я не говорю, что вы думали. Еще думать, что вы думали. Перестаньте! Так тогда, Эрш, когда он еще работал на сахарном заводе, я обо всем знала, что делалось в городе. Обо всем. И кто женится, и кто развелся, и кого убили; а теперь я ничего не знаю.

Женя. Зачем, мама, так много говорить?

Этель. Почему много? Это ведь Эрш. Не учи меня. Я сама знаю, с кем, и как, и сколько надо говорить.