Читаем без скачивания Разоблачение - Леонид Воронов

Воронов Леонид

Разоблачение

"Глубокоуважаемый коллега! Рад приветствовать Вас, и буду счастлив, если Вы сочтете возможным принять наше приглашение на небольшой научный симпозиум, который состоится шестнадцатого мая в столице Италии. Надеемся, что проблема, которую мы намерены обсудить, Вас заинтересует, и Вы согласитесь поделиться с нами своими бесценными знаниями, и колоссальным научным опытом. Беру на себя смелость заверить Вас, что все Ваши материальные затраты будут компенсированы.

Буду счастлив лично встретить Вас в Риме, если Вы сообщите время Вашего прибытия.

С почтением, профессор Шварц".

Такое послание получил профессор-биофизик Лев Петрович Таубе. С профессором Шварцем они были лично знакомы, хотя отношений не поддерживали. Шварц был микробиологом, и его статьи в научной прессе были хорошо известны. Таубе всегда с интересом изучал эти статьи, но уже около двух лет работы Шварца ему на глаза не попадались. До этого Шварц занимался проблемами генной инженерии. Приглашение носило неофициальный характер, и Лев Петрович сделал вывод, что в своей работе Шварц вышел за рамки микробиологии, и нуждается в консультациях коллег смежных научных направлений. Таубе приглашение импонировало сразу в трех пунктах: во-первых, чисто научный интерес, и простое человеческое любопытство, во-вторых, профессор собирался в отпуск, и как раз раздумывал, где и как его провести. В третьих, встреча была назначена в Средиземноморье, в колыбели цивилизации, а Лев Петрович, как и всякий русский человек, испытывал глубокий интерес к этому уголку земного шара.

Через две недели Таубе прибыл в Рим.

В Риме у Генриха Шварца была вилла, в которой для русского ученого была приготовлена комната.

Шварц был подвижным жизнерадостным человеком пятидесяти двух лет. Он старался произвести впечатление заботливого и радушного хозяина, но Лев Петрович видел, что профессору не терпится быстрее покончить с церемониями и перейти к обсуждению научных проблем. Биофизик пытался помочь коллеге, задав вполне естественный вопрос, над чем сейчас работает уважаемый профессор, однако Шварц не воспользовался предоставленной возможностью. "О делах потом, а сейчас вы мой желанный гость, и я рад, что имею честь и удовольствие принимать в своем доме такого уважаемого и в высшей степени приятного человека".

Тем не менее, Лев Петрович несколько раз ловил на себе испытующий взгляд австрийца, и сделал вывод, что не только законы гостеприимства удерживают Шварца от искренней беседы на интересующую обоих, тему. Таубе решил не торопить события. Все же, беседа двух ученых, так или иначе, касалась научных проблем. Когда хозяин и его гость наслаждались вечерней прохладой, прогуливаясь по саду, в котором утопала вилла, Шварц осторожно задал вопрос, как относится уважаемый коллега к проблеме клонирования. Лев Петрович по интонации догадался, что именно эта тема, вероятнее всего, и интересует микробиолога. Более того, речь, вероятно, пойдет о клонировании человека, поскольку такие исследования были запрещены в большинстве стран. Поэтому Шварц так осторожен.

— Нельзя ответить однозначно на такой емкий вопрос, господин Шварц, это тема для обстоятельного разговора. Я думаю, что раз человечество вплотную подошло к этой проблеме, то никакие запреты не смогут остановить исследования в этой интереснейшей области. И я считаю, что наука имеет на это право. Ограничения должны касаться вопросов использования научных открытий и изобретений, а останавливать процесс познания неразумно и, кажется, невозможно.

— Совершенно с вами согласен — ответил повеселевший Шварц — но вы же знаете, сколько было шума, когда обсуждался моральный аспект этой проблемы, что вы думаете об этом?

— Средневековым служителям церкви гелиоцентрическая система казалась настолько антиморальной, что по сравнению с этой идеей аутодафе для ее сторонников было справедливым, моральным и полезным приговором, с их точки зрения. Я считаю, что загонять науку в рамки нравственности некорректно.

— Вы мудрый человек и настоящий ученый, и я хочу стать вашим другом. Позвольте пожать вашу руку, отныне я для вас просто Генрих.

Беседа была продолжена уже в кабинете и носила сугубо конфиденциальный характер. Шварц сказал, что занялся проблемой клонирования одиннадцать лет назад, после смерти своей жены Марты, и под влиянием этого трагического события. Он не мог смириться с потерей любимого человека, и первоначально идея заключалась в том, чтобы клонировать копию Марты, которая стала бы ему дочерью.

Два года упорного труда ушли на то, чтобы клонировать кролика и собаку. Главная проблема заключалась в том, чтобы синтезировать питательные вещества для эмбриона. Шварц хотел, чтобы его клоны развивались не в утробе суррогатных матерей, а в стерильных лабораторных условиях. Идеальным решением проблемы было бы создание искусственного яйца. Пернатые представители Фауны и некоторые животные успешно развиваются в яйце, иногда без всякого участия матери. Создать "человеческое яйцо" или кокон для развития человеческого эмбриона, было очень заманчиво, и открывало широкие возможности для человечества, но сначала нужно было получить жизнеспособный плод. Было несколько неудач с мелкими грызунами. Шварц внес некоторые коррективы. Первой была клонирована мышь, затем кролик, и, наконец, собака. Эмбрионы развивались в стеклянных сосудах, в которых поддерживался температурный режим и циркуляция питательных растворов. Эксперименты прошли успешно, и можно было приступить к клонированию человека. За это время горечь утраты несколько притупилась, зато мечта Генриха заметно приблизилась. Однако начинать эксперимент с клонирования копии жены Шварц не решался.

Первым был клонирован мальчик. Результат привел в изумление не только Шварца, но и всех сотрудников его подпольной лаборатории. Малыш развивался слишком стремительными темпами. На втором месяце жизни его глаза имели осмысленное выражение, как у взрослого человека. Физическое развитие шло нормально, а вот умственное явно опережало развитие нормального ребенка. После трех месяцев малыш стал пытаться говорить, и мешало этому лишь несовершенство речевого аппарата. Официальным языком в лаборатории был английский. Мальчик часто и довольно внятно повторял одну короткую фразу. Сначала профессор думал, что малышу просто нравится сочетание звуков, однако позже он заметил в этом наборе звуков вопросительную интонацию. Шварцу пришло в голову записать фразу на магнитофон, и дать прослушать всем сотрудникам лаборатории.