Читаем без скачивания Против лирики - Мария Степанова

Мария Степанова

Против лирики

© Мария Степанова, текст

© Кирилл Ильющенко, дизайн, верстка

© ООО «Издательство АСТ»

I часть

Маятник радости

Ходит на воле —

В давеча, в после,

Встарь и сейчас

Сеет подарками

Старыми-новыми,

Все, что умеет, доверчиво кажет,

Вдаль и подальше

Дает заглянуть.

Как бедовали, туда не смотри:

В темной давильне

Точили по капле,

Выжимали

Из немощи верность,

Нежность из похоти и стыда.

Как на аркане,

Нас тащит надежда:

Только вперед! Только вперед!

Ясные песни, что там вы вьете,

Грудь мне тесня?

Что потонуло, кануло, несть,

Память просушит,

Она баловница,

Вот так диковина,

Вот так рассказец —

Старые крепи

Встали на место,

В старом конверте

Новенький мир.

Да не обманут нас складки скатерти:

Вот, как ребенок, дичась, от матери,

Старую пору прячут под стол.

Выберем время, зажжем светильники,

Чтобы любовь на свету сияла,

Тайный жар согрел в темноте,

Чтобы застали новое новыми,

Новое – новых нас.

Как на катке на голые лезвия

Встали с тобой разойтись и свидеться,

В сквози и швы, проемы и вырезы

То провалиться, то помелькать, —

Пальцем настойчивым, равнодушным,

И постоянным землебиеньем,

И неуклонным слабым наклоном

Тянет и пятит, кренит и клонит

В новый нас год.

Женская персона

(1996)

Женской слабою персоной

Пенье соловей пятнает.

Как хозяйка на подушках

Озирается и тает,

Райские края сирени

Соловей, невольник воли,

Как чекушку осушает.

Девку он окаменелу

От себя в полуаршине

День на ужас парку держит.

Опусти ее в батисты,

Наготу и тьму телесну,

Не смути ее бесстыдства,

Разлюби свою любезну.

Пятку, темечко и локоть,

Первенцев науки трогать,

Зренья ветхая столица

Пусть сморгнет и устыдится.

Ты зачем простую девку,

Розоватую Венерку,

Будто смирную скотину,

Подставляешь фейерверку?

Будто за ногу узлами,

Привязал ее к поляне,

Нудя женственное горло

К трели наместо глагола?

Женской, слабою персоной

Пенье соловей пятнает!

Часть первая

Цыганска, польска я, еврейска, русска —

Толпой при праздничном столе.

На шее виснет жалобная буска

Из горных, горло, хрусталей.

Негаданые предки развлекаться,

Как этажи, обрушились на блюдце.

Вот комарьем вокруг локтей завьются,

И бабушкам ко мне не протолкаться.

Я на балконе и рукой, и пяткой

Расталкиваю мимо пролетучих —

Пусть не со мной они играют в прятки,

Не мне поют и не собьются в тучу!

Нас род ли, кровь не топят, как котят,

А только тешатся, почем хотят.

Разденут Любку и ведут на рынок:

Там муза мускул пробует рукою,

Оценивает нас – скакать на коей.

И каждый день рожденья – поединок.

Сирень под вечер выбирала

И мыльным веником несла.

Лицом к земле она цвела

И я ее не уважала,

Таща домой – вниз головою —

Небезупречное живое.

Усну ли пьяная в кустах,

Очнусь глухой и безобразной —

И прянешь ты лизнуть в уста,

Как пудель ласковый и грязный.

То со страстью дождь, то птица: «Пити!»

Льнут к ночной рубашке безграничной,

Не давая мне одной побыти

Как желток во скорлупе яичной.

Зря я, что ль, вставала, не будя,

Ощупью отыскивала пиво

И белье сушимое брезгливо

Раздвигала, проходя?

Ты пришел, мое занятье,

С чем-то мелкого цветенья,

Не цветы и не кустарник

И недолго проживут.

Немудреное растенье,

Мелкий, меткий белый цвет.

А хотелось мне в подарок

Расписную щикатулку,

Крышка в розах и лилеях,

А поставишь на живот,

Повернешь проворный ключик —

Заунывно запоет.

И на озере зеркальном,

Отражающем июнь,

Как во гробике хрустальном

С балериной балерун

Повернутся, повернутся,

Завертятся, как волчок —

Упадут, где плюш зеленый

Меж колечек и серег.

Подари мне, друг, шкатулку,

Чтоб играла в тесноте,

В том подгрудном закоулке

Меж коленок и локтей.

Попрошу – и не подаришь.

И на том не прогадаешь.

Подарил бы эту малость —

Век бы ею занималась.

И с тобою не сидела,

И тебе не улыбалась,

И в глаза бы не глядела.

Перемогаясь госпожой

На даче стылой и чужой,

Боюсь преступников захожих,

Зверей, ревущих во лесах,

Сухих травинок в волосах

И ссадины на нежной коже.

В полудни на земле лежу,

Как свежевыловленый омуль,

Колени тонкие кажу

И живота глубокий омут.

И так деревьям я гадка,

Личинка блеклая, бессильная,

Прикрытая тряпицей синею

До червоточины пупка.

Я вчера на кладбище ходила,

Восковым веночком любовалась,

Взглядом по воротам проводила,

Разве только на ночь не осталась.

Нам куда ж от кладбища деваться?

Напроситься с милым погулять,

За крестом железным целоваться,

Принужденно плечи оголять,

Впалой кошкою вжиматься в тело,

Как стакан, в минуту опустеть —

Чтобы равновесье налетело

Бурей, как пристало налететь.

Слоем пыли, не упоеньем духа,

Жира тонкой пленкою, золотистой

Ты, любовь, в квартире расположилась,

Разлеглась, разъелась, выкатив брюхо.

Ты, тетрадь, уныла, – плохой соложник.

Разве что ладонь на тебя положишь,

Чтоб глядеть в прозрачные донья страсти

Хоть от всей души, но уже с балкона.

Балкон при мне как садик монастырский.

Сказала бы «альков», но не таков.

С него могла до облаков —

И деревенькою сибирской:

Чего б исхитить на корысть

И как баранку дома грызть?

Балкон при мне как садик мелкий

С целебной травкою прищепок,

С вареньем, тазом и бельем.

В его ущелье мы вдвоем

Среди подветренных рубах.

Раздвинуть их и зренье сузить,

Чтобы – подзорная труба:

Тебя увидеть и унизить.

Зря тебя я в парк уговорила,

Знала бы – отправилась одна,

Хоть у пруда сердце разморило

Над бутылкою грузинского вина,

Потому что в парке есть Венерка

С мелким на ладони голубком,

С лисьим личиком, с двуострым подбородком.

К ней бы я отправилась тайком.

Встала, выгнулась, простерла пясти,

Выясняла бы до поздней ночи,

У кого из нас побольше власти,

Кто белей, милей и крутобоче.

Все, что мило мне, все, что нежно —

Полминуты, когда над рекой,

Как в бутылке, в вагоне метро

Пролетела – и вот уже нету.

Мне правда дольшая и не была нужна.

И мыльные, обласканные очи,

Как руки под воду – в залистанный журнал.

И под землей кротом вернуся к вечной ночи.

С утра синели васильки.

Как дуло, взгляд на них наставлю,

Пускай седеют на глазах.

Весь цвет вопью – и облизнуся.

Невольно утирая рот,

Справляю им сороковины.

Одни густые сердцевины

Зрачок голодный не берет.

Так, что ли, буду в зеркалах

Своим ущербом тешить зренье,

Глядеть, раздевшись догола,

На тела бедное строенье.

Морщины шеи, вялость век,

Еще не мыслимые складки

Я поощрю единым взглядом.

И так стареет человек.

Бока оглаживать руками,

Тая бывалую заразу:

Биение срединной ткани,

Уже не лакомое глазу.

Руку запустишь – вынь из воды,

И, тяжелея, повиснут на пальцах

Краткие прихоти, сердца следы,

Раки речные в накрашенных панцирях.

Жадной хозяйкою день ото дня

Исподволь вас приучаю к заботе

И сожалею, что после меня

Сиротами побредете.

Моря бы не зреть у моря, око!

Лодкой высохнуть и расслоиться

Вне его волнующей водицы.

И не пить на набережной сока.

Полежать на пляже с москалями,

Голову и плечи раскаляя,

И чернеть в дверном проеме юга,

Как пустая, глаженая юбка.

Так близко дерево ко мне,

Как будто нас вчера венчали.

В нем как в чулане при огне

С полузабытыми вещами.

Не знать неловко, кто со мной.

Скорее тополь, а не липа,

Так тесно ты вокруг налипло

И колыхаешься чудно.

Вот так невест и воровали!

Вытягиваясь и мертвея,

От сердца корень отрываю

И белкой падаю с ветвей.

Ленивица, встань-ка с постели!

Себя бы я за ногу в утро втянула,

Когда б не сидела в расслабленном теле,

Как в деснах здоровые зубы.

А может быть, мне и самой это любо —

Смотреть на рассвете без тени вины —

Как плыть на спине или падать с качелей —

На вещи, которые стыдно смотреть.

Как пьется пиво под грозой!