Читаем без скачивания Химеры далёкой Юкки - Юрий Тупицын

Лобов с некоторым усилием усмехнулся, стараясь прогнать эти мысли. Полно! У подозрительных звуков могло быть и куда более простое объяснение. Разве на Земле не плачут шакалы, как маленькие дети? Разве хохот филина или жуткий вопль лемура не леденят кровь?

Туман протянуло, и Иван прямиком отправился к запертому складу. Распахнув дверь, он некоторое время стоял неподвижно, давая глазам привыкнуть к тусклому свету, которым освещался сводчатый коридор. Когда глаза привыкли, Лобов удивился — по полу тянулись грязные следы, очень похожие на те, какие Клим и Поль видели на «Метеоре». Лобов хорошо помнил их по отчётным снимкам. По середине коридора тянулась грязная полоса, как будто тащили что-то волоком.

Чувствуя все нарастающую, полуинстинктивную тревогу, Иван пошёл по этим следам. Они обрывались возле рефрижераторной, где обычно хранили скоропортящиеся продукты. «Запасы пищи для животных вивария?» Иван осторожно толкнул дверь. Она подалась. Тогда он рывком распахнул её и остановился на пороге.

Мгновение стоял, напрягшись как струна, потом шагнул назад, рванул дверь так, что она захлопнулась с сочным шлепком, и прислонился к стене, чувствуя тошноту и противную слабость в коленях.

Глава 7

Барту был так увлечён работой, что не заметил вошедшего Лобова.

— Поль!

Барту вздрогнул от неожиданности, но, обернувшись, поспешно поднялся со стула и заулыбался.

— Чудеса! Настоящие чудеса, Иван!

Он живо подошёл к Лобову и, невзирая на его лёгкое сопротивление, потащил к лабораторному столу.

— Животные, которых вы принесли мне, оказались типичнейшими моделями! — не переставая говорил он. — В том смысле, разумеется, что их ткани полностью лишены наследственного вещества. Казалось бы, все ясно, но… — Барту показал рукой на трех зверюшек, рядком лежащих в прозрачном боксе друг подле друга: ящерицу со свиным рыльцем, зайца с длинной, как у лебедя, шеей и голенастую, с ногами-ходулями крысу. — Кому понадобилось моделировать этакую дребедень?

Он посмотрел на Лобова весёлыми глазами, засмеялся и живо продолжил, не давая ему раскрыть рта:

— Разумеется, предположение, что все живое на Юкке — модели, биороботы, попросту нелепо, следует искать иного, более рационального объяснения. И вот, когда я окончательно укрепился в этом намерении, мне фантастически, уникально повезло!

— Поль, — вклинился наконец в этот нескончаемый поток слов Лобов, — вам приходилось раньше осматривать убитых?

По лицу Барту скользнуло недоумение, снова сменившееся улыбкой.

— Вы имеете в виду этих зверюшек? — спросил он.

— Я имею в виду не зверюшек, — устало проговорил Лобов.

— А кого же? — поднял свои густые брови Барту.

— Людей. Погибших людей.

— Приходилось, — Барту посерьёзнел окончательно. — Но что случилось? Неужели с униходом?

— Нет, не с униходом. Возьмите все необходимое для детального обследования двух тел. И пойдёмте со мной. Это недалеко, в научном лагере.

Лобов распахнул дверь склада.

Барту молча вошёл.

Опустилась очередная волна тумана, и Лобов, как ни тяжко было у него на душе, машинально прислушался. Но на этот раз лишь звучал стандартный приглушённый хор юккийской ночи, ни шёпота, ни смеха, ни оклика. Лобов очнулся от своего мрачного раздумья, когда услышал позади звук шагов Барту. Тот отсутствовал минут двадцать. Встретившись взглядом с командиром, он глухо сказал:

— Такого не приходилось видеть даже мне. Это инженер корабля Аллен Рисе и биолог Ватан Рахимов.

— Вы их знали?

— Когда выяснилось, что с «Метеором» случилась беда, я счёл необходимым изучить характеристику каждого члена экипажа.

— Что с ними?

— Не знаю. — Барту посмотрел на свои тщательно вымытые руки и поморщился, словно сдерживая приступ тошноты. — Однако могу вполне определённо утверждать: это не несчастный случай. Их умертвили. Умертвили медленно, садистски. Им переломали все кости: руки, ноги, ребра, размозжили мягкие ткани. Нетронутыми остались лишь черепа. Но и это не все, голос Барту стал ещё глуше. — Тела их покрыты солёной грязью. Скорее всего поливали солёной водой из какой-то грязной лужи. Внутренние органы не повреждены совершенно, оба скончались от болезненного шока.

Лобов облизал пересохшие губы.

— Пора на корабль. Наверное, Клим и Алексей уже беспокоятся.

На полпути к «Торнадо» Лобов неожиданно спросил:

— Помнится, когда я вошёл в лабораторию, вы начали говорить о каком-то фантастическом везении.

Барту нервно передёрнул плечами, словно ему было холодно.

— Удивляюсь я вам, — сказал он почти враждебно, — произошла непоправимая трагедия, а вы спокойны, как… как камень!

Приостановился и Лобов.

— Успокойтесь, — мягко посоветовал он и, медленно двинувшись вперёд, уже суше добавил: — Надо больше думать о живых, а не о мёртвых. Ведь погибшим уже не поможешь.

Торопливо догнав Лобова и заглядывая ему сбоку в лицо, Барту спросил:

— Так вы надеетесь? Вы и после всего этого, — он махнул рукой в сторону склада, — надеетесь, что Дина Зейт и Вано Балавадзе могут оказаться живыми?

— Надеюсь. — Лобов помолчал. — Итак, в чем состоит ваше везение?

— Когда я не обнаружил даже следов наследственного вещества в тканях животных и, честно говоря, не знал, что и думать, мне пришло в голову взять пробу мозга юкантропа. Каково же было моё изумление, когда проба оказалась целиком состоящей из дезоксирибонуклеиновой кислоты!

Они дошли до «Торнадо», и Лобов приостановился, держась одной рукой за ступеньку трапа и незаметно, чтобы не обидеть Барту, оглядывался по сторонам. А тот, начав вяло, неохотно, быстро увлёкся, даже на бледных щеках проступил лёгкий румянец.

— Для меня было совершенно очевидно, — продолжал Барту, что весь мозг только из ДНК состоять не может, поэтому я взял серию контрольных проб вокруг исходной точки. Мне быстро удалось установить, что ДНК содержится лишь в своеобразном мозговом придатке размером с лесной орех. От этого ДНК-образования, которое я позволил себе назвать геноидом, тянулись стволы и ветви, — для наглядности Барту пошевелил длинными пальцами расставленных рук, — которые сливались с нервными стволами. Так вы понимаете, Иван, как уникально мне повезло? Возьми я первую пробу сантиметром левее или правее — и ничего бы мне не удалось обнаружить!

— Понимаю, — серьёзно сказал Лобов.

— Остальное, — продолжил свой рассказ Барту, — было делом элементарной логики. Конечно, размножение и рост организма на основе нескончаемого деления наследственного вещества естественны. Но как нерационален этот путь! Какой колоссальный избыток информации несёт, — Барту не лишённым изящества жестом провёл по своим бокам, — наш многоклеточный организм! Ведь каждая клеточка нашего тела в своём хромосомном наборе содержит потенциальный фенотип. И я подумал, что возможен другой, неизмеримо более рациональный с информационной точки зрения путь развития. Это путь живого мира Юкки. Организм имеет единственное ядро наследственности — геноид, расположенный в головном мозге. И вся информация, которая нужна для конструирования частей организма, его жизнедеятельности, поступает централизованно. Хотя, возможно, клетки и сохраняют некий минимум биохимической автономии, который будет обнаружен более тонкими исследованиями.