Читаем без скачивания Тессеракт - Алекс Гарленд

— Понял.

Шон повторил попытку. На этот раз пистолет задергался у него в руке, выплевывая гильзы, и когда все кончилось, их оставалось четыре или пять. Из четырех или пяти спинных плавников с белой оторочкой, которые следовали в кильватере судна, все были на месте.

— Похоже, я промахиваюсь.

— Я ведь сказал, что ты должен почувствовать оружие.

— Кажется, я его чувствую.

— Ха-ха! Еще нет. Ты все еще дергаешь ствол вверх, когда нажимаешь на курок.

— А-а, — Шон разочарованно взглянул на свою руку с пистолетом. Пистолет был похож на толстый бумажник и, возможно, поэтому смотрелся в ней так неестественно.

— Заряжай, — скомандовал Ален и нахмурился, когда Шон замешкался. — Тебя что-то смущает?

— …Нет.

— Ты уверен? Если смущает, ничего страшного. Многим из команды не помешали бы лишние деньги.

— Я просто подумал, придется ли мне когда-нибудь им воспользоваться.

— В один прекрасный день я стану капитаном этого корыта, и тогда тебе самому придется иметь дело с доном Пепе. Я бы не стал встречаться с ним, не умея пользоваться пистолетом, поэтому я поступаю честно, готовя тебя к этому, чтобы потом совесть не замучила. — Ален сдвинул фуражку на затылок и показал толстым пальцем на акул. — А теперь попробуй их продырявить. Только не дергай ствол.

— Не дергать ствол. Хорошо.

— Тогда начали.

Шон так ни разу и не попал в черный с белым плавник. В конце концов ему это надоело, и он переключился на чаек. Они парили в потоках воздуха, вися над кораблем, и представляли собой отличную, почти неподвижную мишень. Но это было как с воронами: сколько ни убивай, а их все столько же, хотя многие уже попадали на палубу или скрылись в волнах, описывая сужающиеся круги.

Когда наконец раздались ответные выстрелы, Шон уже успел ползком пересечь ковер и укрыться под кроватью. Первые пули прошили дверь и впились в простенок между окнами. Все неодушевленные предметы в комнате вдруг пробудились к жизни. Телефон, который жгли сигаретой, свалился с тумбочки, подушки подпрыгнули, и из них полетел пух, дверцы шкафов пооткрывались, стекло зазвенело, большие куски потолка бесследно исчезли.

Но Шон остался невредим. Он лежал на полу, закрыв голову руками, и не было такой пули, которая предназначалась бы ему. Более того, у него созрел план. Когда стрельба прекратится или послышится щелчок затвора, он вскочит на ноги и рванет к противоположной стене — к дыре, которую он проделал, пытаясь вытащить стальную пластинку.

Щелчок раздался через несколько секунд. Никаких страхов, никаких ненужных движений — ничего, кроме собранности и целеустремленности. Шон был похож на товарный поезд, сметающий все на своем пути.

А на пути стояли обваливающаяся штукатурка, отклеивающиеся обои и некое подобие дранки.

Шон выбрался из своей комнаты и оказался в другой в тот самый момент, когда стрельба возобновилась. Пыль от штукатурки забилась ему в глаза, нос и волосы, даже хрустела на зубах. Он сплюнул, перевел дух и раскрыл глаза.

И тут он обнаружил, что выскочил не в соседнюю комнату, а в коридор на том же этаже гостиницы: с одной стороны окна, с другой — двери. Очевидно, этот коридор шел параллельно первому. Снаружи светила луна, и еще немного света сочилось сквозь пробитую им дыру. Это позволяло ему видеть коридор почти целиком. Здесь валялись поломанные стулья и дырявые матрасы вперемешку с кучами мусора и старыми газетами. Через равные промежутки коридор разделялся чем-то, напоминавшим острые кромки и короткие шипы, как будто Шон очутился внутри позвоночника какого-нибудь недавно обнаруженного ископаемого животного.

Стрельба опять прекратилась. Или они расстреляли все патроны, или дверь снесло градом пуль и филиппинцы уже осторожно входили в комнату.

Шон сделал шаг вперед и побежал. Не было смысла двигаться медленно, тем более возвращаться. Перепрыгивая через какие-то обломки и стулья, он отмечал и другие детали. Под ногами валялись окурки от ментоловых сигарет. Тысячи окурков. Похоже, что сюда по крайней мере год опорожняли пепельницы. Белые фильтры лежали кучами и напоминали полуобгоревших червей. Сквозь дыры в потолке виднелся следующий этаж гостиницы, еще более темный и пыльный.

Подбегая к концу коридора, Шон подумал, что надо прорываться в первый коридор, тот, который вел к лестнице, а оттуда — на улицу. Другого выхода из здания не было. А поскольку коридоры шли параллельно, все, что ему нужно было сделать, — это свернуть в один из дверных проемов, мимо которых он бежал. Примерно в трех метрах направо находилась лестница, а меньше чем в двадцати метрах налево, у входа в его комнату, лежали освещенные раскачивающейся лампочкой дон Пепе и Бубо.

— Двое мертвых, — сказал Шон, — двое живых.

Он бросился вниз по лестнице. Это был почти полет, потому что его ноги едва касались ступенек.

На полпути между вторым и первым этажами он услышал звуки погони. Джо и Терой мчались за ним.

Не было сына

— Терой, тебе повезло, что ты не японец.

На лице Тероя отразилось недоумение.

— Повезло, сэр?

— Очень повезло. Если бы ты был японцем, то был бы уже мертв.

— …Уже мертв, сэр?

— Харакири, Терой. Самоубийство с помощью собственного меча, потому что это позор, что мистер Шон провел больше пяти минут в этой развалине с полчищами тараканов.

— Сэр, мне остается только еще раз попросить прощения.

— Я думаю, что ты мог бы сделать больше, но хорошо, что филиппинцы не похожи на японцев. Если бы вы кончали жизнь самоубийством после каждой ошибки, то никого из вас уже не осталось бы в живых.

— Совершенно верно, сэр, — сказал Бубо.

— Э-э-эх, — метис непроизвольно шмыгнул носом. — Стучи, Жожо.

Жожо постучал.

Странно, в комнате не было слышно ни малейшего звука. Обычно после стука в дверь раздается звук отодвигаемого стула или шагов человека, направляющегося к двери. Жожо бросил через плечо взгляд на Тероя. Интересно, заметил ли он то же самое? Заметил, потому что слегка нахмурился и держал правую руку на отлете, готовый в любой момент выхватить пистолет.

Секунды шли, а дверь по-прежнему оставалась закрытой и никто не собирался ее открывать.

Дон Пепе сделал Жожо знак постучать снова. Жожо услышал, как за его спиной Терой медленно выдохнул.

Жожо услышал звук отодвигаемой задвижки, дверь резко распахнулась, и в лицо ему ударил поток воздуха. Но дверь хлопнула сбоку, где-то дальше по коридору. Это был именно тот звук, которого он ожидал. Поэтому он повернул голову в том направлении.

В уши как будто ударило молотом, и Жожо увидел узкий сноп искр. Он еще продолжал видеть его, даже когда закрыл глаза. Грудь сдавило, словно он нырнул в бассейн с ледяной водой в оборудованном кондиционерами доме дона Пепе.

«О-о-ох! Понимаешь, Жожо, здесь, в тропическом климате, совершенно невозможно купаться в холодной воде. А вот в Европе каждодневные купания в холодной воде не только возможны, но давно считаются полезными для здоровья».

«Э-э-э… На Филиппинах нет церквей. Вот в Испании — это церкви, а в этой стране одни только…»

«О боже, и за что мне это?»

Чмоканье.

«Я сказал — обе руки, а не одну».

Такой же древний, как все церкви, которые довелось видеть Жожо.

«Жожо, стучи».

Это были последние слова метиса. Так уж вышло.

Сквозь звон в ушах Жожо услышал:

— Паре! Тебя задело?

Голова Жожо все еще была повернута в сторону хлопнувшей двери.

— Ты ранен?

Он был настолько ошеломлен, что даже не понимал, ранен он или нет, поэтому ничего не ответил. Наверное, его все-таки ранили. У него не осталось ни малейшего представления о том, что произошло за эти несколько секунд, поэтому все было возможно. Странное тепло разливалось где-то в области икр и голеней.

Жожо посмотрел вниз и увидел Бубо. Он видел его в последний раз, когда тот стоял. Король подхалимажа валялся на полу, как китайский нищий, подогнув под себя ноги, лицом вниз и вытянув перед собой руки, как будто просил милостыню.

Кровь из головы Бубо сочилась прямо на брюки Жожо.

— Отойди от этой чертовой двери! — рявкнул Терой.

Но у Жожо могли двигаться одни лишь глаза. Он взглянул в сторону и увидел дона Пепе.

— Дверь, паре!

Дон Пепе полулежал прямо перед ним, раскинув ноги. Его тело выгнулось дугой, а одно плечо упиралось в стену, не давая ему опрокинуться назад. Подбородок, шея и воротник рубашки были ярко-красного цвета. Брызги вокруг носа выглядели еще краснее на фоне бледной кожи, которую он всегда оберегал от солнца, открывая только с наступлением темноты. Это не осталось незамеченным, и люди говорили: «Стоит ему побыть один день на солнце, как он весь почернеет».