Читаем без скачивания Будда: его жизнь и учение - Рихард Пишель

Публика, приходившая к Будде, была, конечно, весьма смешанной. Будда принимал приглашения к обеду от беднейших и ничтожнейших так же, как от богачей и князей. Выше уже было сказано, как в Вайшали молодые Личхависы спорили с гетерой Амбапали о чести приглашения Будды, и как гетера победила в этом споре. Такие приглашения только и прерывали однообразие жизни. Если их не было, Будда ходил, как последний монах, с своей милостынной чашей из дома в дом и ждал с опущенным взором и молча, пока кто-нибудь не наполнял его чашу. Утро проводилось в духовных упражнениях; после сбора подаяний следовал полуденный отдых; вечером приходили к вихаре миряне, и Будда раздавал им до глубокой ночи утешения и поучения. Сведения, сообщаемые позднейшими источниками об отдельных годах жизни Будды, сводятся главным образом к историям обращений. На пятом году его учительской деятельности скончался, по преданию, его отец Шуддходана, 97 лет. Смерть эта имела важные последствия. Мачеха Будды Махапраджапати оставалась безутешной по кончине своего супруга. Она пришла к Будде и просила его дозволить женщинам поступать в члены его ордена. Будда три раза отклонял просьбу. Но Махапраджапати не уступала. Она вместе с 500 других женщин из рода Шакья обрезала себе волосы и отправилась пешком в Вайшали за Учителем, Покрытая пылью, с опухшими ногами стояла она в слезах у дверей горницы Будды, покуда не увидел ее Ананда. По ее просьбе передал он Будде ее настояние. Но Будда отказал и на этот раз. Ананда замолчал, но при удобном случае напомнил Будде о всех благодеяниях, которые тот получал в детстве от Махапраджапати, и ему удалось наконец убедить Будду. Но Будда поставил восемь условий (о них будет сказано далее), которым должна подчиняться каждая женщина Махапраджапати, и ее спутницы согласились на это с радостью. Так было положено основание ордену монахинь. Будда не скрывал однако, что он стал слаб и сделал шаг, который не послужит к благу церкви. Он предсказывал, как было уже упомянуто, что его учение вместо 1000 лет простоит теперь только 500. Это связано с низким мнением, которое Будда, как и его конкурент Махавира, имел о женщинах. Буддийские писания наполнены унизительными отзывами о женщинах и предостережениями против них. Женщины называются «сущими оковами Мары», о них говорится: «Если оказывается удобный случай или потаенное место или подходящей соблазнитель, то всякая женщина готова согрешить даже с уродом, если нет никого другого». Или: «Все реки текут изгибами, все леса состоят из деревьев; все женщины способны на грех, если могут сделать это безнаказанно». Женщины указываются как величайшее препятствие к достижению Нирваны, и верующих предостерегают не увлекаться красивой внешностью. Особенно предостерегают монахов: «О, монахи, не смотрите на женщин! Если встретитесь с женщиной, не смотрите на нее, остерегайтесь, не говорите с ней. Если заговорите, имейте в мыслях: «Я монах, я должен жить в испорченном мире как незапачканный илом лотос». На старуху вы должны смотреть как на вашу мать, на превосходящую вас немного возрастом как на старшую сестру, на более молодую, — как на младшую сестру». Общения и разговора с женщинами монахи с трудом могли избежать, поскольку преимущественно женщины наполняли пищею их милостынные чаши. Будда принял, правда, все меры предосторожности. Монаху предписывалось входить в дом покрытым верхним одеянием, с опущенным взором. Он не смел оставаться там долго. Молча должен был он ждать, пока ему что-нибудь дадут; если ему что-то вынесли, он должен был поднести чашу и, несмотря в лицо дающей, получить даваемое. Затем он должен был покрыть чашу своим верхним платьем и удалиться медленно и молча. Но Будда забыл, что, когда монах опускает свой взор и молчит, женщина обычно этого не делает. Поэтому монахи часто подвергались искушениям. Однажды, рассказывается, в дом одного купца вошел молодой, поразительно красивый монах, и его увидала молодая жена купца, сразу влюбившаяся в его красивые глаза. Она сказала ему: «Зачем ты принял на себя этот мерзкий обет? Счастлива женщина, на которую смотрят такие глаза, как у тебя». Тогда монах вырвал у себя один глаз, положил его на ладонь и сказал ей: «Мать, смотри, вот он, гадкий, кровавый кусок мяса; возьми его, если он тебе нравится. Таков же и другой. Скажи, что в нем хорошего?» Подобная история рассказывается и о монахине Шубхе, которой один мужчина сделал в лесу любовное предложение. Когда она увидала Будду, вырванный глаз воскрес у нее снова в своей прежней красоте. Но часто монахи поддавались искушениям, как это признают и тексты. Сам Будда был два раза оклеветан молодыми монахинями враждебных сект, по наущению последних. Но его невинность была блестяще подтверждена.

Как рядом с монахами были мирские братья (упасака), так рядом с монахинями — мирские сестры (упасика). Между ними выдается «великая мирская сестра» Вишакха. Она была дочерью очень богатого человека в Айодхье (ныне Oudh) и вышла замуж в Шравасти за сына одного министра царя Прасенаджита. Недалеко от Шравасти она приказала выстроить для буддийского духовенства на огромные средства роскошное здание, так называемое Пурварама, «Восточный Сад», часто упоминаемый в текстах. Она была благословлена обилием детей и внуков и пользовалась в Шравасти большим уважением. В течение своей жизни она снабжала общину восемью вещами: дождевым плащом, монахинь — купальной одеждой, с тех пор, как она увидала, что молодые монахини, купавшиеся нагими вместе с гетерами, посрамлялись последними; чужих, пришлых монахов — пищей, проходящих и больных братьев и ухаживающих за больными; кроме, того, она раздавала больным лекарства и распределяла ежедневно порции вареного риса. Вишакха — женская параллель Анатхапиндики.

На девятом году учительства Будды в общине возник серьезный раздор. Когда Учитель пребывал в Каушамби, один монах оказался виновным в нарушении обета. Устав требовал, чтобы виновный открыто покаялся в своем прегрешении Когда монах отказался, противная ему сторона осудила его на изгнание. Но так как он был любим, то скоро нашел многочисленных приверженцев, которые объявили его невинным и требовали отмены изгнания. Напрасно старался Будда уладить спор Обе стороны обменивались издевательствами и ругательствами, далее дрались между собой, к соблазну мирян Один монах был настолько бесстыден, что сказал Будде: «Уходи-ка, высокий господин и учитель, предайся-ка без забот, со всем вниманием, твоим размышлениям об учении; мы же с нашими спорами, ссорами и бранью обойдемся и без тебя». Будда овладев собой, встал и ушел. На следующий день, вернувшись со своего сбора подаяний, он созвал собрание монахов и, стоя в средине их, произнес несколько стихов, которые отчасти сохранились в Дхаммападе Он начал стихом: «Громок шум, производимый обыкновенными людьми. Никто не считает себя глупым, когда в церкви возникает раздор, никто не считает также другого выше себя», и закончил: «Если не находится умного друга, товарища, который бы жил справедливо, никого постоянного, то нужно странствовать одному, подобно царю, оставляющему утраченное царство, подобно слону в слоновом лесу Лучше странствовать одному; с дураком не может быть сообщества Странствуя в одиночестве, не совершаешь греха и остаешься без забот, как слон в слоновом лесу». Вслед за тем он оставил монахов и после короткого отдыха на пути у верных учеников, любовь которых его утешила, направился в Парилейяку, где после беспокойных дней в Каушамби наслаждался покоем в уединенном гроте. Легенда гласит, что к нему пришел там слон, отделившийся от своего стада, и служил ему В одиночестве провел Будда десятую дождливую пору и отправился затем в Джетавану. Между тем взбунтовавшиеся в Каушамби монахи были усмирены мирянами, которые не давали им есть и не оказывали никакого почтения. Монахи просили тогда у Будды прощения, которое он им и дал после того, как наложил на виновных епитимью Факт этот, в существенных своих чертах, вероятно, исторический, показывает, что еще при жизни Будды и до ухода Девадатты в общине царили раздоры. После его смерти недовольные выступили еще более открыто Передается, что Махакашьяпа получил известие о смерти Учителя неделю спустя от одного члена секты Адживика, когда он шел с своими 500 монахами из Павы в Кушинагару Некоторые монахи, не вполне еще освободившиеся от страстей, подняли руки вверх и громко рыдали, бросались на землю, катались по ней и кричали: «Слишком рано умер Святой, слишком рано скончался Совершенный, слишком рано погас Свет мира!» Но другие, свободные от страстей, говорили спокойно: «Все, что образовано, разрушается; как может быть иначе» Между монахами Махакашьяпы находился некий Субхадра, ставший монахом уже в преклонном возрасте и которого не следует смешивать с одноименным «последним личным учеником Господа». Этот Субхадра сказал монахам: «Перестаньте, братья, жаловаться и горевать! Мы, к нашему счастью, избавились от великого аскета Он мучил нас, говоря: «Это прилично вам, это не прилично» Теперь мы будем делать, что нам нравится, а что нам не нравится, того не будем делать». Такие случаи объясняют, почему община позже так скоро распалась; вместе с тем они доказывают верность предания. На одиннадцатый год учительства приходится обращение брахмана Бхарадваджи, который, в отличие от многих других с тем же именем, называется по его занятию Крши-Бхарадваджа, «Земледелие-Бхарадваджа». История его наставления характерна для определенной формы поучения, избиравшейся Буддой, именно в форме притч Она находится в неоднократно уже упомянутой Суттанипате и гласит в переводе: «Так слышал я. Однажды пребывал Господь в Магадхе, в Дакшинагири, в селении брахманов — Эканала. Это было время сева, и у брахмана Кршибхарадваджи было в упряжи 500 плугов Господь утром надел свое платье, взял свою чашу подаяний и пошел к месту, где происходила работа брахмана Кршибхарадваджи. Когда пришло время раздачи пищи, Господь направился туда и стал поодаль Увидал его брахман К стоящим в ожидании милостыни, и сказал: «Я, аскет, пашу и сею, и только попахав и посеяв, я ем. Ты тоже, аскет, должен пахать и сеять, и есть только после того, как ты попашешь и посеешь». — «Я также, брахман, пашу и сею, и ем после того, как я попахал и посеял». — «Но мы не видим у тебя, Гаутама, ни ярма, ни плуга, ни сошника, ни бича, ни волов» Тогда сказал Господь: «Вера есть мое семя (которое я сею), самоукрощение — дождь (который его оплодотворяет), знание — мое ярмо и мой плуг, скромность — рукоятка моего плуга, разум — мое дышло, размышление — мой сошник и мой бич Я чист телом, и духом, умерен в питании; я говорю истину, чтобы искоренить плевелы (лжи); сострадание — моя запряжка, напряжение — мой рабочий скот, везущий меня в Нирвану; он идет, не оглядываясь, к месту, где нет более страдания Такова моя пахота, и плод ее — бессмертие; кто так пашет, тот освобождается от всякого страдания» Тогда насыпал брахман К отваренного в молоке риса в золотую чашу, подал ее Господу и сказал: «Ешь, Гаутама. Да, ты пахарь; ибо ты совершаешь пахоту, плод которой — бессмертие».