Читаем без скачивания Дикая охота короля Стаха - Владимир Короткевич

И так они пили, пока не стали у людей из охоты короля Стаха слипаться глаза. Но король все говорил, какими счастливыми он сделает всех, когда сядет на трон дедич своих.

И тогда пан Роман взял свой корд, взял его за рукоять двумя руками и, подойдя к королю Стаху со спины, вознес корд над его головой и потом опустил этот корд острием на затылок короля Стаха. Тот клюнул носом, потом поднял голову, поглядел в глаза Романа, и лицо его, залитое кровью, было как вопь ужасная к Богу о мести.

— Что же ты сделал? Ты ведь побратим мой, брат.

А потом, силясь встать, крикнул:

— Зачем продал ты свой народ, отступник? Многих людей лишил ты сейчас счастья.

Роман второй раз ударил его мечом, и тот упал, но дар слова не оставил еще его уст:

— Теперь держись, предатель. Проклятие мое тебе и твоему черному роду! Пусть станет камнем хлеб у рта твоего, пусть бесплодными будут жены ваши, а мужи захлебнутся собственной кровью!

И потом сказал он жалобным от слабости голосом, но жестоко:

— Продал ты свой край, бывший побратим. Но мы не умрем. Мы еще явимся к тебе, и к детям твоим, и к наследникам твоим, я и моя охота. До двенадцатого колена будем мы мстить безжалостно, и не скроетесь вы от нас. Слышишь, до двенадцатого колена! И каждое из поколений твоих будет дрожать более мучительно и ужасно, чем я теперь, у ног твоих.

И уронил голову. А его онемевшая охота наконец пришла в себя и схватилась за ножи. И они бились двадцать против троих, и битва была ужасной. Но трое одолели тех двадцать и убили всех.

А потом они приторочили трупы и раненых, что жалобно стонали, к седлам и погнали коней, и кони помчались прямиком к Волотовой прорве, не разбирая дороги.

И никто не заметил, что в теле короля Стаха еще теплилась искра жизни. Кони летели в ночь, и слабый месяц освещал их длинные гривы, и где-то впереди бегали по кочкам синие огни.

И из этого дикого стада доносился голос короля Стаха:

— Дьяволу отдаю душу свою, если не помогает Бог. Держись, Роман, мы прискачем к тебе конные! Дрожи, Роман, трясись, извечный враг! Мы придем! Мы отомстим!

И никто не знал, что правда была в этих словах, что оружием дьявола, мести и кары стал король Стах. Никакое убийство не заслуживает такого возмездия, как убийство побратима.

Недолго они зажились на свете. Доезжачий Ворона первым увидел тени Стаха и его сподвижников через две недели. Не разбирая дороги, мчалась дикая охота по самой жуткой трясине, по лесу, по воде проток. Не звякали удила, не звенели мечи. На конях сидели молчаливые всадники, и болотные огни катились впереди дикой охоты короля Стаха прямо по трясине.

Алехно лишился рассудка. Погиб после того и Дубатовк. Гетман литовский рассеял мужичьи полки, оставшиеся без вожака, в битве погиб Яраш Штамет. А Роман Яновский был жив и смеялся.

И вот однажды он был на охоте и возвращался один через вересковые пустоши домой. Месяц слабо освещал дорогу. И вдруг забегали где-то сзади синие болотные огни, и долетели оттуда звуки рогов и едва слышный стук копыт. А потом появились смутные тени всадников. Гривы коней развевались по ветру, бежали впереди дикой охоты гепарды, спущенные со сворок. И бесшумно по вереску и трясине летели они. И молчали всадники, а звуки охоты долетали откуда-то с другой стороны. И впереди всех скакал, освещенный луной, туманный и огромный король Стах. И горели глаза и коней, и людей, и гепардов.

И Роман побежал, а они бесшумно и быстро скакали за ним, и кони иногда перебирали ногами в воздухе, и пел дикий вереск, и месяц равнодушно глядел на погоню.

И Роман трижды крикнул: «Дикая охота!» — таким голосом, что услышали даже люди в далеких хатах. А потом дикая охота нагнала его, и сердце его не выдержало. Так погиб Роман.

С того времени многие видели на торфяных равнинах дикую охоту Стаха. И хотя карала она не всех, но мало у кого не разрывалось сердце, когда видел он на болотах мрачные тени всадников.

Так погибли сын Романа и сын его сына, после смерти которого я и пишу об этом для науки и устрашения его потомков, которые, может быть, и смогут добрыми делами лишить силы седое, давнишнее проклятие.

Берегитесь трясины, люди, берегитесь болот ночью, когда синие огни собираются и начинают пляски на самых гиблых местах. Там часто увидите вы двадцать всадников на вороных дрыкгантах[21].

И главный всадник мчится впереди всех. Шляпа с загнутыми полями надвинута на глаза. Не бряцают мечи, не ржут кони.

Только изредка откуда-то издали доносится пение рога. Развеваются гривы, болотные огни мерцают под копытами коней.

По вереску, по гиблой трясине скачет дикая охота и будет скакать до тех пор, пока существует мир. Она — наша земля, нелюбимая нами и страшная. Помилуй нас, Боже!

Я оторвался от бумаги и потряс головой, желая избавиться от диких образов. Берман выжидающе смотрел на меня.

— Ну, что пан, прошу извинения, думает об этом?

— Какая ужасная, красивая и фантастическая легенда! — искренне воскликнул я. — Так и просит кисти большого художника. Чего только нельзя придумать!

— О, если бы это, извините, была только легенда… Знаете, я свободомыслящий человек, я атеист, как каждый человек, который живет душой в наш высокообразованный век. Но в дикую охоту короля Стаха я верю. Да и странно было бы не верить. От нее погибли потомки Романа и почти вымер род Яновских.

— Послушайте, — сказал я. — Я уже говорил это одному человеку, но скажу и вам. Я могу увлекаться старыми легендами, но что меня заставит верить им? Потомки Романа погибли «от охоты» двести лет тому назад. В те времена могилевская летопись серьезно утверждала, что перед войной на могилевских каменных стенах (куда и человек не может взобраться) появлялись кровавые отпечатки ладоней.

— Да, я помню это, — ответил книголюб. — Можно было бы привести и еще ряд примеров, но они… м-м-м… немного фривольные. Наши предки были такие грубые люди.

— Ну, вот видите, — сказал я укоризненно. — А вы верите в охоту…

Кукольный человечек, как мне показалось, колебался.

— Ну, а что бы вы сказали, почтенный, если б я заявил, что видел ее?

— Басни, — жестко отсек я. — И не стыдно вам пугать такими словами, такими сообщениями женщин?

— Это не басни, — порозовел Берман. — Это серьезно. Не всем быть героями, и я, честно говоря, боюсь. Я даже не ем теперь с хозяйкой за одним столом, потому что на таких тоже падет гнев короля Стаха. Да помните, в рукописях…

— И как вы видели дикую охоту?

— Так, как описано здесь, в книге. Я был у Дубатовка, соседа Яновских, — между прочим, потомка того Дубатовка, — и возвращался от него. Я шел вересковой пустошью, как раз мимо огромной груды валунов. И ночь была довольно светлая. Я не услышал, как они появились! Они мчали мимо меня прямо по трясине. О, это было ужасно!

Что— то мутное плеснулось в его глазах. И мне подумалось, что в этом доме, да, наверное, и по всей равнине, нечто нехорошее происходит с мозгами людей.

«Есть ли здесь хоть один нормальный человек? Или, может, все сумасшедшие?» — подумал я.

— Главное, они мчали почти бесшумно. Кони, знаете, такой древней породы, которую теперь с огнем не сыщешь: настоящие полесские дрыкганты с подрезанными жилами у хвостов[22]. Гривы развеваются по ветру, плащи-велеисы[23].

— Велеисы надевались только на панцирь, — непочтительно перебил я. — А какой панцирь может быть на охоте?

— Я знаю, — просто и очень искренне согласился кукольный человек, уставившись на меня большими ласковыми, как у оленя, глазами. — Поверьте, если б я врал, я мог бы придумать что-то более удачное.

— Тогда извините, — смутился я.

— Велеисы развеваются за спинами людей. Пики торчат в воздухе. И мчат, мчат они, как нашествие.

— Еще раз извините, уважаемый пан. А скажите, может, на ужине у соседа вас угощали медом?

— Я не пью, — с достоинством поджал губы Берман-Гацевич. — И скажу вам, они не оставляли даже следов, и туман скрывал ноги коней. И лицо короля. Оно было спокойным, безжизненно-мрачным, сухим и совсем-совсем серым, как туман. Самое главное, они приезжали ко дворцу Яновских в ту ночь. Мне рассказали, когда я вернулся домой, что в полночь загремело кольцо на двери и голос крикнул: «Роман в двенадцатом колене, выходи!»

— Почему Роман?

— Потому что Надежда — последний потомок Романа, как раз его двенадцатое поколение.

— Не верю, — снова сказал я, сопротивляясь до конца, потому что лицо у Бермана было действительно бледное. — Дайте родословец Яновских.

Берман с готовностью вытащил и развернул пергаментную рукопись с «древом достоинства». И действительно, одиннадцать поколений значились со времени Романа Старого. Ниже одиннадцатого поколения, снова Романа, стояла запись, сделанная мелким почерком: «26 октября 1870 года родилась дочь моя, Надежда. Последнее, двенадцатое наше колено, единственное мое дитя. Жестокая судьба, сними с нас свое проклятие, пусть погибнут только одиннадцать поколений. Смилуйся над этим маленьким комочком. Возьми меня, если это необходимо, но пусть выживет она. Она ведь последняя из рода Яновских. Уповаю на тебя».