Читаем без скачивания Живи на грани - Ширли Джамп

Черт, когда же он в последний раз слышал, чтобы она пела?

Десять лет назад? Или уже больше?

Надев джинсы, Коул босиком вышел в коридор и остановился около приоткрытой двери в комнату Эмили. Кровать заправлена, нигде ничего не валяется… С каких это пор она вдруг стала такой аккуратной? Из них двоих она куда меньше заботилась о порядке, порой доводя его до настоящего бешенства, но, когда они расстались, Коул понял, как ему не хватает разбросанной по всему дому одежды и косметики, и даже попытался оставлять где попало собственные вещи, но это было уже не то. Помедлив пару секунд на пороге, Коул шагнул внутрь:

– Эм?

В спальне никого не было, но в душе лилась вода, и сквозь полупрозрачную занавеску Коул различил знакомые изгибы собственной жены и сразу же почувствовал острый прилив желания. Когда же он последний раз был с нею?

Три месяца назад?

Коул отлично понимал, что ему следовало бы немедленно уйти, но просто не смог оторвать взгляд от аппетитных округлостей. Пышная грудь, широкие бедра… Сквозь занавеску можно было различить лишь общий силуэт, но Коул так хорошо успел изучить ее за все совместно прожитые годы, что как вживую сейчас видел все ее родинки и шрамы. Знал, как заставить ее стонать, как вызвать у нее улыбку, как сделать… своей.

Вот только теперь она уже не его. И ему уже давно пора с этим смириться и двинуться дальше.

После того как Эмили попросила его переехать, Коул не раз убеждал себя, что ему следовало бы снять кольцо, снова начать встречаться с девушками… Но почему-то так и не сделал ни того, ни другого. Его уже давно никто, кроме жены, не интересовал, да, может, больше никогда и не заинтересует.

И как он все-таки соскучился. Причем дело даже не только в теплой податливости ее пышного тела…

Эмили выключила воду, и Коул снова подумал, что ему следует уйти, но почему-то остался на месте.

Игравшая по радио песня закончилась, а вместе с ней закончила петь и Эмили, резко откинула скрывавшую ее занавеску и, увидев непрошеного гостя, вскрикнула от удивления:

– Коул? Ты меня напугал. Как ты здесь вообще оказался?

Черт, ну вот почему он не ушел? Тогда бы ему не пришлось чувствовать себя каким-то переполненным гормонами подростком. Но, с другой стороны, рядом с ней он всегда чувствовал нечто подобное. Даже сейчас, после всего того, что произошло между ними.

– У тебя дверь была открыта. Я услышал, как ты поешь, и… – Коул заставил себя отвести глаза от соблазнительных изгибов, подчеркнутых пушистым полотенцем. – Даже не помню, когда последний раз слышал, как ты поешь.

Покраснев, Эмили уставилась куда-то в пол:

– Я ужасно пою.

– Неправда. Мне нравится. – Коул судорожно сглотнул. – И мне очень не хватает твоего пения. Когда мы только поженились, ты постоянно что-нибудь напевала.

Эмили усмехнулась:

– Просто тогда мы не могли позволить себе даже самый маленький телевизор, и других развлечений у нас не было.

– Не сказал бы, что это было нашим единственным развлечением. – Посмотрев ей прямо в глаза, Коул почувствовал, как между ними прокатилась волна жара, и с необычайной остротой ощутил, что сейчас она полностью обнажена и ее прекрасные формы скрывает лишь тонкое полотенце. Похоже, за последнюю пару месяцев Эмили набрала несколько килограммов, но от этого стала лишь еще соблазнительнее и желаннее. И Коулу неудержимо захотелось стянуть с нее полотенце и вновь ощутить в своих руках прекрасное податливое тело.

– Тогда вообще все было иначе, – мягко выдохнула Эмили, вертя в пальцах край полотенца. – И как же хорошо тогда было…

Неужели она перестала петь, потому что стала несчастна? А теперь опять поет… Значит ли это, что без него Эмили лучше, чем с ним? Или он сам так давно перестал обращать на нее внимание, что даже не замечал, как она поет?

– Ты скучаешь по бедности? Тебе не хватает крошечной квартирки на чердаке в пятиэтажном доме без лифта, где мы мерзли зимой и жарились летом?

– Да, скучаю.

А сам он ненавидел даже одно воспоминание о тех днях, когда ему целыми сутками приходилось буквально бороться за выживание, днем надрываясь на стройке, а ночами работая над тогда еще только начинавшейся компанией. Работа, работа, одна работа и снова работа, ничего, кроме одной бесконечной работы, усталости и осознания, что если он хочет хоть чего-то добиться и из ничего создать собственное дело, то ему нужно работать еще больше.

– Но почему? У нас же тогда совсем ничего не было.

– Ничего, кроме друг друга. – Эмили наконец-то посмотрела прямо на него, и Коул увидел, что у нее в глазах блестят слезы. – И мне этого всегда хватало. В отличие от тебя.

Коул устало вздохнул. Ну почему все всегда сводится именно к этому? Неужели Эмили не понимает, что все это ради нее? Ради них? Ради их будущего? Работа и с нуля созданный бизнес раз за разом вставали между ними, вызывая бесконечные споры и ссоры. Сначала Эмили всячески его поддерживала, но со временем эта поддержка превратилась в усталость, отчужденное молчание и едва ли не в настоящую холодную войну.

– Не можешь же ты осуждать меня за то, что я хочу большего, хочу чего-то добиться и достигнуть успеха? Посмотри на нас. Разве нам чего-то не хватает? Нет, у нас все есть.

Эмили горько улыбнулась:

– Ошибаешься, это у тебя есть все, что тебе нужно. – Ее улыбка стала какой-то загадочной, как будто она знала какую-то тайну, известную лишь ей одной. Она кивнула в сторону двери. – А теперь тебе пора уходить.

Молча повиновавшись, Коул ушел, закрыв за собой дверь. Еще ни разу в жизни он не чувствовал себя таким потерянным. Он всегда считал себя весьма и весьма умным человеком, сумевшим из ничего создать крупную компанию с мировым именем, но сейчас он совершенно ничего не понимал. Коулу всегда казалось, что он воплощает мечты Эмили, вроде той, где они будут не на чердаке ютиться, а жить в собственном особняке в престижном пригороде Нью-Йорка. Но, как оказалось, где-то он ошибся и свернул не туда.

Он ошибался.

Все это время он только и делал, что ошибался.

Устав ворочаться без сна, Эмили попыталась взяться за книгу, но слова упорно отказывались складываться в предложения. Сегодня ей вообще не удалось написать ни строчки, да и мысли ее занимала не книга, а голодный взгляд Коула, который она уже успела порядком позабыть. Если б он тогда остался в ее комнате дольше хоть на минуту, она наверняка не выдержала бы и снова бросилась в его объятия, чтобы снова почувствовать его близость. Чтобы снова почувствовать его в себе.

Как же ей сейчас этого хотелось…

Собрав волю в кулак, Эмили все-таки смогла с собой справиться и устояла.

И правильно сделала. Наверное.

В животе заурчало, и Эмили, накинув халат, спустилась на кухню, где в холодильнике остался приличный кусок яблочного пирога. В конце концов, теперь ей нужно есть за двоих, так что можно ни в чем себе не отказывать.

Услышав за спиной неясный шум, Эмили обернулась и увидела застывшего на пороге Коула в старых флисовых штанах, что она помнила еще со студенческих лет. И стоило Эмили только взглянуть на его обнаженную грудь, как в ней снова вспыхнуло весь день тлевшее желание.

– Великие умы мыслят одинаково, – улыбнулся Коул, кивнув в сторону пирога.

– Будешь? – Только спросив, Эмили поняла, что забрала себе последний кусок. – Извини, может, с тобой поделиться?

– Не откажусь.

– Тогда угощайся.

Достав вторую вилку, Эмили протянула ее Коулу, и они уселись за стол напротив друг друга так близко, что их головы едва не соприкасались, почти как в те годы, когда у них ничего не было, кроме друг друга и любви. Эмили безумно захотелось как в старые добрые времена взъерошить его волосы, поцелуями стряхнуть крошки с губ, смеяться от прикосновения колючей щетины к подбородку… Но вместо этого она лишь тихо заметила:

– Кэрол всегда божественно пекла пироги.

Я в этом не сомневаюсь.

Эмили откусила еще кусочек.

– Раньше я вместе с другими пряничными девочками прибегала сюда посреди ночи, чтобы доедать остатки пирогов. Потом она всегда на нас ругалась, но это никогда не мешало ей испечь лишний пирог, специально чтобы мы могли угоститься посреди ночи.

– Похоже, ты отлично проводила здесь время.

– Да, некоторые из моих лучших воспоминаний связаны именно с этим местом, – вздохнула Эмили. – Как же мне не хочется думать, что совсем скоро «Пряник» сменит хозяев и в лучшем случае превратится в обычный жилой дом…

– Может, тогда я его куплю и поставлю Кэрол управляющей, чтобы все здесь сохранилось по-старому?

Слегка отстранившись, Эмили положила вилку на стол:

– Деньги – это еще не все.

– Я всего лишь хочу помочь.

По лицу поняв, что он говорит правду, Эмили немного успокоилась. В конце концов, он действительно очень помог за последние пару дней. Так разве можно его осуждать за то, что он пытается сделать что-то еще? Разве он всю жизнь как раз не занимался решением нерешаемых проблем?