Читаем без скачивания Долгожданная кража - Владимир Викторович Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ишь ты, рассердился я на своего альтер эго, совсем распоясался! И быстренько прикрикнул на него, кажется, даже вслух:
— Цыц!
Хорошо хоть никто не видит меня в данный момент. Надо что-то возразить этому Алексу спокойно и аргументировано. Иначе он ещё, пожалуй, победит меня. И я начал:
— А того не хочешь понять, что всё не так просто? Вот представь, — внушал я ему, — два годя назад ты внезапно утратил всё. Тут даже перечислять не имеет смысла, что именно. Всё — это и есть ВСЁ. Ты просто потерял целый мир. После всего имевшегося благополучия спишь теперь в общаге на продавленном матрасе со следами жизнедеятельности предыдущих пользователей, постоянно ищешь свой многострадальный утюг, потому что его кто-то в очередной раз бескорыстно позаимствовал. Но и это не главное. Главное то, что ни одной родной души ни в пространстве, ни во времени. Тебе даже поговорить по душам не с кем, потому что первый же, кому ты откроешься, из самых лучших побуждений закатает тебя в дурку. И даже будет приходить с передачками, участливо заглядывать в глаза, пытаясь понять, ты как, уже, или всё ещё того? И вот ты, чтобы не сойти с ума, стараешься убедить себя, что всё идёт нормально. Даже в какой-то мере тебе это удаётся.
Я прислушался к своим внутренним ощущениям. Алекс молчал. Но только я собрался продолжить, как он вдруг выдал. И это был удар насмерть.
— Ни одной родной души, говоришь? А родители?
Мне даже показалось, что Алекс ехидненько хохотнул. Поймал меня, гад, и возразить мне было нечего. Как-то слишком быстро я привык к тому, что старики, слава богу, живы и не слишком часто навещал их. Да и они сами не требовали от меня частых приездов. Радовались, конечно, но всегда говорили:
— У тебя, сынок, поди работы много. Так ты смотри, отдохни лишний раз, не части́ с поездками-то. А мы тут сами управимся, если что. Есть силы-то пока.
А я, дурак, позволял им убедить себя, что всё так и есть, хотя в будущем на собственной шкуре имел возможность испытать, как больно ранит невнимание детей.
— Да я же не об этом — сурово пресёк я опасную тему. — Хотя ты тут прав, как ни досадно мне это признавать. Обещаю: к старикам съезжу при первой возможности. И давай с этим закончим. Я сейчас про Нину, про спутницу мою верную на всю жизнь. Кстати, размолвки наши — не твоего ума дело. Будешь ещё с этим делом встревать — получишь как следует. Я тебя придумал, я тебя и распридумаю до нуля. Понял? А теперь слушай дальше.
Я сделал паузу и выглянул из своей комнаты в коридор. В общежитии стояла тишина. Ну и ладно. Продолжим.
— Надо, чтобы всё по-новому, по-другому было, говоришь? Ладно, Нина ничего не знает, проживёт какую-то другую жизнь. Допустим. Я очень не хочу этого, но допустим. А скажи мне: как тогда наши дети, наши смешные пацаны, из которых выросли настоящие люди, и у них тоже свои дети? С этим как быть? Это тебе убийство не напоминает? Скажешь, будут какие-то другие дети? Но мне-то нужны мои!
Не знаю, куда бы зашла наша с моим внутренним провокатором дискуссия, если бы не стук в дверь. Я не успел ещё никак отреагировать, как в образовавшуюся щель просунулась кудлатая голова.
— Алекс…
Я даже вздрогнул. Это к кому же он обращается?
— Алексей… Александр? Вот беда! Никак не могу запомнить, как тебя зовут.
Это был сосед по этажу, восхитительный побирушка, но в целом человек вполне безобидный. Он умудрялся жить, не обрастая бытовыми мелочами, потому как вполне успешно находил всё, что нужно, в нашем общежитском коммунизме. Звали его, кажется, Василий. Вот и сейчас он начал сходу:
— Александр, Санёк, дорогой ты мой, тут такое дело. Ты мне свой портфель на пару деньков одолжи. Очень уж он у тебя ёмкий. А с меня пиво с получки. Две бутылки. Зуб даю.
Ага, так я тебе и поверил! Ты хоть челюсть давай, только бутылочное пиво в наше время ни с получки, ни с аванса не купишь. Разве только если на дебаркадер сгонять, когда там теплоходы затовариваются. Если повезёт, можно с ресторанной наценкой, то есть по сорок копеек, отхватить несколько бутылочек.
— Опять за картошкой собрался?
Так уже было однажды. Мой приличный портфельчик, чистый и аккуратный, этот изверг нагрузил картошкой навалом, без всяких мешков и пакетов, чем привёл его в удручающее состояние, а меня — в глубокий траур.
На мой вопрос, предполагающий безоговорочное отрицание, Василий с искренностью святого праведника ответил:
— Ага. К старикам в деревню еду, а с авоськой в автобусе неудобно. Люди ругаются. Пачкается картоха-то. А у тебя портфель хороший, ёмкий. И выглядит, как у большого начальника.
Что тут скажешь? Объяснения бесполезны. Он даже не поймёт, что я ему буду втолковывать, возьмись я за это неблагодарное дело.
— Послушай, Васисуалий… э-э-э… Виссарион, никак не могу запомнить твоё имя…
Это ему мелкая месть за Алекса и мой нечаянный испуг.
— Не дам. Во-первых, я уже говорил тебе, что портфель не для картошки. Во-вторых, он мне и самому нужен. Я в баню собираюсь.
Василий почесал репу.
— Ну да, в баню… оно конечно. А то давай так, — он внезапно вдохновился, — ты мне портфель, а я тебе авоську. В баню-то и с авоськой сходить можно. А мне, вишь, в автобусе ехать…
Мне захотелось его прибить. Василий чутко уловил изменение моего настроения и быстренько испарился. А заодно я обнаружил, что испарился из моей головы и Алекс со своими провокационными рассуждениями. И то хорошо.
А про баню я вовсе не придумал. У меня отсыпной после дежурства, а у Саньки Барыкина дневная смена. Так что вечер наш, и Саня обещал приобщить меня к этой странной процедуре омовения своих чресел при большом
