Читаем без скачивания Пагубная любовь - Камило Кастело Бранко

не безупречна. Вот перед нами Тереза, и, судя по всему, она — натура цельная. Нам возразят, что три женщины из вышеприведенной максимы не могут ужиться с четвертой, когда той всего пятнадцать? И я того же мнения — ведь постоянство этой любви, неколебимая ее верность порождены причинами, к сердцу отношения не имеющими: все дело в том, что Тереза не бывает в свете, ей не воздвигают ежевечерне алтарей в бальных залах, она не ведает фимиама других поклонников, еще не успела сравнить образ любимого, поблекший в разлуке, с образом влюбленного, взоры и речи которого дышат любовью и уверяют ее в том, что у каждого мужчины есть сердце, а молодость у женщины только одна. Кто поручится, что Тереза не стала бы четырехликой, как героиня максимы, если бы фимиам из четырех кадил вскружил ей голову? Ответить на сей вопрос трудно, да и надобности нет. Вернемся к рассказу.

Тадеу де Албукерке ни до выходки коррежидора, ни после нее ни разу словом не обмолвился о Симане Ботельо в присутствии дочери. Вот как он поступил: вызвал в Визеу своего племянника из Кастро-Дайре и уведомил о своем намерении, дабы тот повел себя с Терезой как заправский влюбленный, снискал ее расположение и подготовил ее к благотворной мысли о брачных узах.

Что касается Балтазара Коутиньо, его сердце воспламенилось страстью столь же мгновенно, сколь сердце Терезы оледенело от ужаса и отвращения. Владелец майората Кастро-Дайре, приписав холодность кузины скромности, невинности и застенчивости, обрадовался девственной деликатности сей души и заранее смаковал удовольствие от медленной, но верной победы. Правда, Балтазар еще не объяснился с Терезой настолько ясно, чтобы она могла дать ему решительный ответ; но как-то раз по наущению дядюшки счастливый жених отважился обратиться к печальной девице с такими словами:

— Пора мне открыть вам сердце, кузина. В настроении ли вы слушать меня?

— Я всегда в настроении слушать вас, кузен Балтазар.

Скука и презрение, сквозившие в ответе, несколько поколебали уверенность фидалго в том, что его кузина так уж невинна, скромна и застенчива. Тем не менее он предпочел убедить себя, что благорасположение иным способом девице не выразить, и продолжал:

— Мне думается, сердца наши соединились; пришло время соединить и дома.

Тереза побледнела и опустила глаза.

— Уж не сказал ли я что-то для вас неприятное? — осведомился Балтазар, смутившись оттого, что Тереза изменилась в лице.

— То, о чем вы говорите, невозможно, — отвечала девушка не колеблясь. — Вы ошибаетесь, кузен: сердца наши не соединились. Я ваш преданный друг, но никогда не собиралась стать вам женою, и мне в голову не приходило, что у вас, кузен, могут быть такие намерения.

— Вы хотите сказать, я вам ненавистен, кузина Тереза? — с обидой проговорил владелец майората.

— Нет, сеньор: я уже сказала, что от всей души вас уважаю, вот почему и не должна быть супругою того, к кому питаю дружбу, а не любовь. Несчастливою в таком браке оказалась бы не только я...

— Превосходно... Могу ли узнать, — продолжал кузен с деланною улыбкой, — кто оспаривает у меня ваше сердце, кузина?

— Что вам пользы, коли узнаете?

— Польза хоть та, что буду знать: моя кузина любит другого... Так и есть?

— Да.

— И вы любите так страстно, что не повинуетесь отцу?

— Какое ж тут неповиновение: сердце сильнее, чем дочернее послушание. Неповиновением было бы выйти замуж против воли отца; но я не говорила, кузен Балтазар, что выхожу замуж; я сказала всего лишь, что люблю другого.

— Знаете, кузина, ваши слова приводят меня в изумление! Кто бы мог подумать, что в свои шестнадцать лет вы так речисты!

— Это не одни только слова, кузен, — возразила Тереза с достоинством, — это чувства, и они заслуживают уважения с вашей стороны, ибо отвечают истине. Если бы я вам солгала, разве относились бы вы ко мне лучше?

— Нет, кузина Тереза; вы хорошо поступили, сказав мне правду, и сказав ее до конца. Ну что ж, решитесь ли вы открыть, кто тот счастливый смертный, на коем вы остановили выбор?

— Какой вам от этого прок?

— Немалый, кузина; никто не чужд тщеславия, и я только радовался бы тому, что побежден соперником, достоинствами которого я, в ваших глазах, не обладаю. Соблаговолите же назвать его имя, ведь вы бы назвали его кузену Балтазару, когда бы полагали его своим добрым другом?

— Но я не могу более полагать вас добрым другом, кузен... — отвечала Тереза, улыбаясь и произнося каждое слово с той же подчеркнутой отчетливостью, что и Балтазар.

— Стало быть, вы и другом мне быть не хотите?

— Вы не простите мне моей искренности, кузен, и отныне станете мне врагом.

— Напротив... — возразил он с плохо скрытой иронией, — совсем напротив... Я докажу вам свою дружбу, если увижу, что вы вышли замуж за какого-нибудь негодяя, недостойного вашей руки.

— Вышла замуж!.. — прервала Тереза, но Балтазар не дал ей договорить:

— Да, замуж за какого-нибудь знаменитого пьянчугу, мастера пофехтовать дубинкой, храбреца, обращающего в бегство водоносов, достойного рыцаря, который проводит учебные годы в университетской тюрьме Коимбры...

Балтазар Коутиньо, разумеется, знал тайну Терезы. Дядюшка, естественно, поведал племяннику о детском увлечении дочери, возможно, даже ранее, чем предложил ее ему в жены.

Тереза уловила сарказм, прозвучавший в этих словах, и, встав с кресел, проговорила надменно:

— Вам нечего больше сказать мне, кузен Балтазар?

— Есть кое-что еще, кузина; соблаговолите присесть ненадолго. Не думайте, что сейчас вы говорите с влюбленным неудачником, вы говорите со своим самым близким родичем, самым искренним другом и самым решительным блюстителем вашей чести и вашего состояния. Мне было известно, кузина, что вопреки ясно выраженной воле своего отца вы, случалось, беседовали из окна с сыном коррежидора. Я не придал этому обстоятельству никакого значения и отнесся к нему как к пустой забаве, свойственной вашему возрасту. Поскольку два года назад я как раз учился в Коимбре на последнем курсе, я слишком хорошо знаю Симана Ботельо. Когда я вернулся и мне рассказали о вашем увлечении, я изумился простодушию моей бедной кузиночки, но потом подумал, что сама невинность ваша будет вам ангелом-хранителем. Ныне, как