Читаем без скачивания Искатель. 1966. Выпуск №5 - Виктор Смирнов

Это предположение сразу объясняло еще одну деталь. На песчаной дорожке мы не нашли иных следов, кроме тех, что оставили Воробьев, женщина из Бугрихи и почтальон. Ни отпечатков лап собаки, ни следов самого хозяина. Выходит, Шавейкин, уходя с дачи, уже после убийства собаки подмел дорожку. Зачем? Да чтобы мы ясно видели следы взломщика.

Итак, Шавейкин знал, что на дачу явится взломщик. Знал и хотел, чтобы тот пришел. И тут все факты, с которыми столкнулось расследование, вступают в новое взаимодействие, и рождается другая версия. Хотел, потому что в холодильнике гостя ждала бутылка с синильной кислотой. Неуклюжий участковый сделал правильное замечание насчет «Сибирской настойки», которую недавно начал выпускать завод…

Да-да, не в шкафу стояла эта настойка, а в холодильнике; естественно было предположить, что голодный человек не оставит без внимания холодильник. А если учесть, что этот человек алкоголик, а в колонии со спиртным было, сам понимаешь, туго…

И тут я еще раз вспомнил о таинственном разбойном нападении на самолет. Это продуманное в деталях, дерзкое нападение свидетельствовало о недюжинных способностях его организаторов и великолепной информации. Между тем осуществлено оно людьми малограмотными — Сковороденко, который участвовал в расследовании, засвидетельствовал, что оба рецидивиста, Воробьев и Оливец, отличались примитивным, грубым почерком. Значит, можно было предположить, что был «третий», взявший на себя роль «мозгового центра». Его не нашли тогда, как, естественно, не нашли и денег — «третий» должен был позаботиться о том, чтобы надежно схоронить добычу. А что если «третий» — Шавейкин? Ловкость, предусмотрительность, которые он проявил, расставляя сети для своего бывшего сообщника, свидетельствовали о недюжинном «таланте преступности». Если Оливец и Санька Воробьев были надежными исполнителями, то такой человек вполне мог взять на себя роль организатора. Хитрый, трусливый, осторожный, рассудительный, он решил загребать жар чужими руками.

Возможно, разбой на летном поле был единственным его преступлением, он понимал, что рано или поздно рецидивист попадется, и решил играть единожды, но по крупной.

Все стало проясняться, возникала цепь событий. В первом часу Воробьев приехал в город. Он опасался появляться на улицах, позвонил Шавейкину из автомата. Шавейкин хотя и не ждал звонка, но давно предвидел возможность внезапного появления Рыжего Санчо. Амнистия, условно-досрочное освобождение, побег — мало ли что. Вероятно, с этой целью он приобрел синильную кислоту, о которой предусмотрительно рассказал участковому. Как же, садовод! Он еще не знал, как применит свое «оружие», но знал, что должен избавиться от человека, который, во-первых, потребует половину добычи, во-вторых, может по неосторожности выдать его.

Надо было избавиться от Воробьева, но так, чтобы не навлечь на себя подозрений. Возникает план. Беглец требует убежища, и Шавейкин соглашается помочь. Он советует сообщнику отправиться на дачу в Казенный лес. Правда, дача заперта, предупреждает Шавейкин, а сам он, чтобы не наводить, мол, на след, не сможет приехать тотчас. Но не беда: Воробьев может без труда сорвать замок и затаиться на даче до сумерек. Но прежде всего он должен взять кое-что из одежды в шкафу и прихватить деньги, на случай если его спугнут и придется снова бежать. На даче найдется кое-что из съестного…

Воробьев, получив инструкции, отправляется в Казенный лес, а Шавейкин на своем «Москвиче» спешит опередить его. Прибыв на дачу, он убирает овчарку, ставит в холодильник бутылку с ядом, устраивает в шкафу «выставку ядохимикатов». Он оставляет один только висячий замок, подметает дорожку и спешит в город, чтобы обеспечить алиби.

Расчет прост. Вечером он «неожиданно» наткнется на сорванный замок, вызовет милицию и… И милиция засвидетельствует гибель взломщика, павшего жертвой собственных преступных намерений. И концы в воду. Воробьев унесет с собой их тайну. Если у следствия и возникнут подозрения, то они ничем не будут подкреплены.

Когда стал ясен план Шавейкина, я понял, что только сейчас, пока хозяину дачи не стало известно о том, что замысел удался, мы сможем изобличить его. Сейчас или никогда. Промедление будет означать провал. Он мог попасться только в собственные сети, иных ловушек для этого хитреца и убийцы не существовало.

Но как его поймать? Несомненно, что Шавейкин, приехав на дачу во второй раз, не сразу помчится в милицию. Ему надо убедиться в том, что Воробьев мертв, не то провал. Значит, он войдет в дом и осмотрит труп.

Ну, а если он увидит в кухне живого Воробьева? Ошеломленный неудачей, испуганный, он заговорит, попытается что-то объяснить и этим неминуемо выдаст себя.

Остальное тебе известно не хуже, чем мне… Добавлю только: сегодня я узнал, что четыре года назад Шавейкин вместе с другими связистами выполнял какие-то наладочные работы в аэроклубе в Лосихе. Там ему стал известен график отправления самолетов с кассирами, С двумя рецидивистами, бывшим полицаем и опустившимся алкоголиком Воробьевым, он познакомился случайно в пивной. Там и зародилась идея ограбления.

Павел замолчал. За окном настойчиво сигналила машина, вызывая кого-то из управления. Разгорался суетный день.

— Одного не пойму, — сказал я. — Что же он за человек, этот Шавейкин… Зачем?

— Зачем? — повторил вопрос Павел. — Мы тоже нередко задаемся этим «зачем». Принято говорить — пережиток. Это ничего не объясняет. Кто может поручиться, что через сто или двести лет, когда пережитком будет то, что рождается сейчас, не явится человек, обуреваемый завистью, ревностью, злобой, жаждой обладать тем, что должно принадлежать не ему одному, а всем, обществу? Помнишь, у Экзюпери сказано — только дух, коснувшись глины, создает из нее человека. В данном случае глина-то была: дух не коснулся. Были способности, был ум, правда, изворотливый, хитрый, но все-таки ум. — и вместе с тем душевная узость, завистливость, жадность.

Шавейкин вошел в комнату пригнувшись, как бы в полупоклоне перед «начальством», всем своим видом выражая покорность, раскаяние и полную готовность вывернуть себя наизнанку. Бледный, расплывчатый человечек в клетчатом пиджачке. Подтянул брюки, чтобы не вздувались пузырями, уселся на предложенный стул, сложил ручки. В нем не было, однако, растерянности — очевидно, в голове Шавейкина созрел какой-то план защиты.

— Я бы просил сообщить обо всем случившемся прокурору Шараеву, — с наигранной робостью сказал он. — Видите ли, я знаком с ним, он часто пользовался услугами нашего телеателье, и я полагаю…

— Прокурору уже сообщено, это наша обязанность, — сказал Павел.