Читаем без скачивания Шпион - Бернард Ньюмен

У меня были адреса трех гражданских лиц, которые действовали в Лансе в качестве английских или французских агентов. Но я не рискнул обратиться к ним, потому что одно неосторожное слово могло бы разрушить все мои планы. Во всяком случае, я не был так абсолютно уверен в этих агентах, как некоторые из наших штабных офицеров. Однако я спокойно отправился пешком по этим адресам и взглянул на эти три дома. И когда я увидел, что один из них — маленький кабачок, где сидят и пьют восемь или десять немецких солдат, я, не колеблясь, вошел вовнутрь. Но даже там я не подал никакого намека, касающегося моей личности или моего задания. Все, что я сделал — спросил полную пожилую даму за стойкой бара, не может ли она посоветовать мне место для ночлега. Я подчеркнул, что мое увольнение еще не закончилось, а кому хочется возвращаться в траншеи на день раньше положенного срока? Мне нужно место, сказал я, где я мог бы отдохнуть в тишине. Я подчеркнул, что мне нужно именно тихое, спокойное место. Я шепнул ей, что не хочу, чтобы военная полиция узнала, что я остановился в Лансе. В противном случае они станут задавать мне много лишних вопросов — хотя у меня и есть вполне удовлетворительное объяснение. Она тут же сказала, что есть прекрасное место, где я мог бы устроиться. Девушка, живущая в этом доме — ее отец был железнодорожником — ненавидела военную полицию не меньше меня, потому что ей пришлось не один раз терпеть их приставания. Пожилая женщина сказала, что есть еще один дом, где я мог бы остановиться. В том доме есть две девушки, красивые девушки, и если бы я захотел — она вполне красноречиво подмигнула мне. Но в тот момент, когда она сказала слово ”железнодорожник”, мой мозг лихорадочно заработал. Очевидно, это было именно то место, которое мне требовалось.

Я кивнул в знак прощания солдатам, с которыми выпивал, и отправился в поисках ночлега. Мужчина был дома и ужинал. Он рассказал мне, что работает в ночную смену и как раз собирается идти на работу. Его жена болела и лежала в постели, потому всем занималась его дочь. Это была типичная девушка из рабочего предместья, не особенно красивая, но крепкая, высокая и очень активная. Ее звали Сюзанной, и она оказалась очень хорошим моим другом.

Я не выходил в этот вечер на улицу, потому что не знал, патрулируются ли улицы города ночью, а попасться в лапы патрулю мне совсем не хотелось. Вместо этого я остался дома и побеседовал с Сюзанной. Когда я сказал ей, что женщина из кабачка на углу порекомендовала мне обратиться к ней, она посмотрела на меня с любопытством. Вскоре после того, как мы поговорили больше часа обо всем на свете, она, хотя и держала между нами дистанцию, как и положено было француженке в общении с немецким солдатом, стала достаточно дружелюбной и вдруг воскликнула: — С каких это пор вы стали немцем? Я оторопел, пока она продолжала, в обвинительном тоне.

— Вы не немец, вы француз! Конечно, я горячо запротестовал, но она не хотела меня слушать — хотя я и говорил ей чистую правду — уж французом я точно никогда не был!

— Мы говорили о танцах, теперь скажите мне по-французски: “Я хочу двадцать раз танцевать с вами”. Я сказал это, и она немедленно издала вопль от восторга! — Я же знала это — сказала она, — ни один немец не скажет слово “danser” правильно и ни один не произнесет звук “v” в слове “vingt” так, как полагается. Во всяком случае, — продолжила она, уже в серьезном тоне, — если мадам Софи посылает ко мне кого-либо, то я знаю, что мне следует делать. Вы можете быть откровенны со мной, потому что я немедленно узнаю, если вы не тот, за кого себя выдаете.

Это, конечно, немного шокировало меня. Прежде всего, я пожалел, что не обошел десятой дорогой мадам Софи и ее чертову пивнушку, и не стал искать ночлег самостоятельно, не полагаясь на агентов французской разведки. Но получилось так, как получилось. Однако у меня не было причин сожалеть о том, что этот путь привел меня к Сюзанне.

Есть люди, которым веришь с самой первой минуты знакомства. Сюзанна была именно такой. Со временем я узнал, что она, хотя и не занималась разведывательной работой, время от времени доставляла донесения от мадам Софи кому-то в Дуэ. Так как она не вызывала никаких подозрений, то могла это делать, не опасаясь немецкой полиции.

Еще до конца вечера я решил доверить ей весь мой план. Тем более, каким-то своим инстинктом она и так уже догадалась, что я прибыл сюда неспроста. Если бы она была предательницей, она выдала бы меня немедленно. Но она предательницей не была.

Она согласилась, что ни отец, ни мать ее не должны ничего знать. Хотя мы хотели получить кое-какие сведения от ее отца, сделать это нужно было в простой беседе, не вызывая подозрений. Да, сказала она, он может рассказать нам все, что нужно. Он работал стрелочником на запасном пути в Авионе, в полумиле от главного узла, и работал там уже много лет.

На следующий день, спокойно прогуливаясь по дороге, проходящей параллельно железнодорожному пути, я осматривал окрестности. Мой первоначальный выбор места диверсии, который я сделал по карте, был очевидным. Следующим шагом было выяснение вопроса, насколько хорошо это место охраняется. Там была закрытая будка сигнальщика, и я заметил часового на посту. Но помимо этого одного человека, похоже, никто не смог бы мне помешать — до следующего поста было добрых четверть мили.

В этот вечер за ужином мы выспрашивали отца Сюзанны обо всем, что нам было нужно. Право задавать вопросы я доверил ей, потому что половину ответов она уже знала из предыдущих бесед, а также ей было хорошо известно, что именно нужно узнать мне. Вскоре я узнал много важных фактов. Во-первых, при прибытии эшелонов с войсками по северной линии Дуэ-Ланс, товарные эшелоны обычно перенаправляются на южную линию, которая ответвляется от магистрали Дуэ-Аррас в пяти милях к юго-западу от Дуэ. Я также узнал, что обычные поезда с грузами для дивизий прибывают строго по расписанию каждую ночь и очень редко отклоняются от назначенного времени, и то — разве что на несколько минут. Еще важнее было то, что часовой, охраняющий будку сигнальщика, всегда в два часа ночи заходит в будку к сигнальщику, когда тот готовит кофе, и пьет кофе вместе с ним. Он отлучается с поста всего на пять или десять минут, и все это время он может спокойно наблюдать за обстановкой просто через окно будки сигнальщика. Но все равно этот факт имел большое значение.

Таким образом, мои планы осуществлялись без всякой задержки — если не считать того, что меня разоблачила Сюзанна. Но как раз в тот день, когда я намеревался совершить диверсию, я очень испугался за свою жизнь. Я отправился в Ланс на прогулку примерно на час, собираясь подметить важные детали. Любой город в ближнем тылу обычно полон одиночных солдат, находящихся на улицах по какой-то причине. Военная полиция не может проверить их всех. Да полиция и не хочет делать этого, иначе она не сможет выполнять все прочие свои обязанности. Но как раз когда я возвращался к Сюзанне для последнего ужина, меня остановил унтер-офицер военной полиции. Он был очень дружелюбным — на самом деле, он разительно отличался от военных полицейских, с которыми я сталкивался в нашей собственной армии. И действительно, если учесть, что этот человек был немцем, а дисциплина в немецкой армии, как нам внушали, в десять раз строже, чем в британской, его манера заставила меня глубоко задуматься. Проверив мои бумаги, он, хотя и был полностью удовлетворен, тем не менее, сказал мне, что мне следует поторопиться, если я хочу вовремя добраться до своего полка, потому что я должен прибыть туда до полуночи — в этот час истекает срок моей увольнительной, которую я показал ему. Я уже упоминал, что у меня было несколько увольнительных документов с разными датами. Он был настолько добр, что даже показал мне кратчайший путь в Юллюш и объяснил, где я могу найти водителя грузовика, который как раз этим вечером должен был поехать туда с грузом колючей проволоки для склада инженерных частей. Конечно, я горячо поблагодарил его за информацию и совет и пообещал именно так и поступить. Потом я зашел в ближайшее кафе, чтобы выпить в последний раз, а затем двинулся в том направлении, которое он мне указал. Через полчаса я вернулся и пробрался в дом Сюзанны окружными переулками.

Кое-что в Лансе меня очень беспокоило. Наше наступление должно было готовиться в полной тайне, но все о нем знали. Даже местные резервисты были переведены в состояние боевой готовности, хотя я не видел признаков появления поблизости крупных армейских резервов. Возможно, было еще не поздно, хотя то ли слишком большое рвение и легко заметная подготовка (или скорее длинный язык кого-то в штабах или в политических кругах) с нашей стороны дали немцам понять, что готовится наступление. Когда я говорю о штабных кругах, я не обязательно имею в виду английские штабы. По моему опыту восемьдесят процентов информации, которую получали немцы, они добывали из французских штабов, потому что французские офицеры были слишком болтливы, а их политики остались неисправимыми даже в самые критические дни войны.