Читаем без скачивания Я заберу тебя с собой - Никколо Амманити

Вернулся.

Погибель женская вернулась.

Секс-символ Искьяно снова здесь. Он здесь, чтобы вновь разжигать сексуальные желания, никогда и не затухавшие, чтобы вновь пробуждать зависть, чтобы заставить говорить о себе.

После всего, что он вытворял в Риччоне, Порто-Франко, Баттипалье, на Ибице и на Гоа, он снова здесь.

Этот парень, которого приглашали на шоу Маурицио Костанцо рассказать о своих похождениях итальянского любовника, парень, выигравший кубок Кобельеро, игравший в «Планет-Баре» с братьями Родригес, крутивший роман с актрисой Марией Делией, вернулся (страничка из журнала «Новелла 2000» с фотографией, запечатлевшей Грациано на пляже — он массирует спину Марии Делии и целует ее в шею, — висела рядом с игровым автоматом полгода и до сих пор красовалась в офисе Рошо среди календарей с обнаженными моделями); парень, побивший рекорд знаменитого Пеппоне (триста женщин за лето, так писали в газете), снова был здесь.

Он шикарно выглядел и был в форме, как никогда.

Его ровесники, ставшие отцами семейств, задавленные жизнью однообразной и пресной, стали похожи на облезлых старых бульдогов, а Грациано — «В чем его секрет?» — с возрастом становился все красивее и привлекательнее. Как ему идет эта рубашка! И эти морщинки вокруг глаз, эти складки по обе стороны рта, эти залысины придавали ему нечто…

— Грациано! Когда ты вер… — произнесла барменша Барбара, покраснев как помидор.

Грациано приложил палец к губам, взял чашку, стукнул ею по стойке и заорал:

— Что в этом гребаном городишке творится? Почему никто не встречает земляка? Барбара! Выпивку всем.

Старички, игравшие в карты, ребятишки у экранов видеоигр, охотники и полицейские обернулись одновременно.

Среди них были и друзья Грациано. Его добрые дружки. Старые приятели, с которыми вместе хулиганили. Рошо, братья Франческини, Оттавио Баттилокки сидели за столиком и заполняли какие-то карточки, читали «Спортивный курьер», а увидев его, поднялись, стали обнимать его, целовать, ерошить его волосы, приговаривая хором: «Он молодчина, молодчина, это все знают». И кое-что еще, покрепче и повеселее, о чем мы умолчим.

Так в этих краях встречают блудного сына.

И вот полчаса спустя он оказался в ресторанной зоне «Стейшн-бара».

Она представляла собой квадратное помещение в дальней части заведения. С низким потолком. Длинными неоновыми лампами. Окном с видом на железную дорогу. И литографиями со старыми паровозами на стенах.

Он сидел за столом с Рошо, обоими братьями Франческини и молодым Бруно Мьеле, который только что пришел. Не хватало только Баттилокки, которому надо было отвезти дочь к стоматологу в Чивитавеккью.

Перед ними стояли пять тарелок макарон с рагу из кролика. Кувшин розового вина. И блюдо с колбасой и оливками.

— Ребята, вот это настоящая жизнь. Вы не представляете, как мне этого не хватало.

— И чем ты теперь займешься? Как обычно — цапнешь и убежишь? Когда уезжаешь? — спросил Рошо, наполняя свой бокал.

Рошо был приятелем Грациано с самого детства. Тогда он был худым пареньком с копной кудрей морковного цвета, неразговорчивым, но весьма проворным. Его отец заведовал свалкой автомобилей на обочине Аврелиевой дороги и приторговывал ворованными запчастями. Рошо жил среди груд металла, разбирая и собирая машины. В тринадцать лет он разъезжал на мотоцикле «Гуцци Милле», а в шестнадцать участвовал в гонках на виадуке Пратони. В семнадцать однажды ночью попал в страшную аварию: мотоцикл заглох внезапно на скорости сто шестьдесят километров в час, и он полетел с виадука как ракета. Без каски. Его нашли на следующий день под дорогой, в сточной канаве, едва живого; он весь был переломан, как придавленный книгой муравей. Двадцать три перелома и вывиха, более чем четыре сотни повреждений по всему телу. Восемь месяцев в больнице, полгода в инвалидном кресле и полгода на костылях. В двадцать лет он заметно хромал и у него плохо сгибалась одна рука. В двадцать один от него залетела девчонка из Питильяно, и он женился на ней. Теперь у него было трое сыновей, после смерти отца он унаследовал его предприятие и даже завел мастерскую. И, как отец, проворачивал сомнительные делишки. Грациано после катастрофы там не бывал. Характер у Рошо испортился, он стал мрачен, подвержен внезапным приступам гнева, пил, и говорили, будто он поколачивает жену.

— И кто у тебя сейчас, старый ты потаскун? Все эта, симпатичная, актриса? — Бруно Мьеле говорил с набитым ртом. — Как ее? Марина Делия? Она снялась еще в каком-то фильме?

Бруно Мьеле за два года, пока Грациано не было, вырос и стал полицейским. Кто бы мог подумать? Известный раздолбай Бруно Мьеле вершил правосудие и следил за исполнением закона. Жизнь в Искьяно Скало шла своим чередом, медленно, но неумолимо, даже без Грациано.

Мьеле его почитал за Господа Бога с тех пор, как узнал, что у Грациано был роман с известной актрисой.

Но та история была больным местом Грациано. Те фотографии в «Новелла 2000» ему очень помогли, он стал местным героем, но в то же время он испытывал из-за них легкое чувство вины. На самом деле у него никогда не было отношений с Делией. Делия загорала на пляже отеля «Аврора» в Риччоне и, завидев мечущегося по пляжу репортера «Новеллы 2000», разыскивающего знаменитостей, заволновалась. Она мгновенно скинула лифчик и закричала. Она была одна. Французский актеришка, с которым она тогда крутила роман, остался лежать в номере с пищевым отравлением и температурой тридцать девять. Только молодой французский придурок мог наковырять мидий на причале Риччоне и есть их прямо сырыми, приговаривая, что его отец был бретонским рыбаком. Ему же хуже. Итак, Марина оказалась в скверной ситуации. Ей срочно нужно было найти кого-нибудь, кто ее поддержит. Она побежала к морю в поисках симпатичного юнца, с которым можно было бы попозировать. Она быстро осмотрела всех имевшихся в наличии мужчин, даже спасателей, и наконец остановила свой выбор на Грациано. Она спросила, не хочет ли он намазать ей грудь кремом и поцеловать ее, когда тот тип, вон тот, с фотоаппаратом, пройдет мимо них.

Так появились эти пресловутые фотографии.

Возможно, тем бы дело и кончилось, но Марина Делия стала вдруг, после одного фильма с участием тосканского комика, одной из любимых итальянских звезд и решила не показывать больше ни сантиметра своего тела даже за миллион долларов. Это оказались единственные фотографии груди Делии. Грациано на этих фотках выезжал пару лет, рассказывая, как имел ее спереди и сзади, и в лифте и в джакузи, в любую погоду. Но теперь пора было с этим заканчивать. Пять лет прошло. И все равно всякий раз, как он возвращался в Искьяно, все его спрашивали про Марину Делию, чтоб ее.

«Достали!»

— Я где-то читал, что она встречается с каким-то футболистом, — сказал Мьеле, не отрываясь от фетучини.

— Она тебя бросила ради полузащитника «Сампдории». «Сампдории»! Понял? — ухмыльнулся Джованни, старший из братьев Франческини.

— Ладно бы еще из «Лацио», — поддакнул Элио, младший.

Братья Франческини владели в Орбано фермой, где разводили морского окуня. Окуни Франческини ценились, потому что все как один были длиной двадцать сантиметров, весом шестьсот граммов и пахли форелью из садка.

Эти двое были неразлучны, жили в одном домике, полном комарья, прямо рядом с садками, вместе с женами и детьми, и никто не мог запомнить, которая из них чья жена и где чьи дети. Окунь помогал выжить, но, конечно, не разбогатеть, и они постоянно ругались друг с другом, кому взять фургон, чтобы поехать вечерком выпить пива.

Грациано счел, что настал момент покончить с Делией.

Он не был уверен, стоит ли рассказывать друзьям новости, касающиеся его будущего. Лучше было бы не говорить о джинсовом магазине. Хорошую идею вмиг сопрут. К тому же в провинции новости разлетаются на счет раз — как бы какой-нибудь сукин сын его не опередил. Сначала надо было организовать все как следует, вызвать архитектора из Милана, а потом уже можно рассказывать. А вот другую новость, самую лучшую, можно и рассказать. Или это не его друзья?

— Слушайте, я вам хочу кое-что ска…

— Слушаем. С кем ты еще перепихнулся? Сам скажешь, или мы из газет узнаем? — перебил Рошо, наполняя его бокал до самых краев предательским розовым, которое пьется как лимонад, а потом ударяет в голову, делая ее совершенно пустой.

— Симону Реджи он трахнул. Или еще кого? — сказал Франческини-младший.

— Не-е, я считаю, скорее он трахнул Андреа Мантовани. Сейчас педики в моде, — ответил старший, махнув рукой.

И все заржали, идиоты.

— Помолчите минутку, пожалуйста! — Грациано, занервничав, постучал вилкой по бокалу. — Хватит фигню пороть. Послушайте. Прошло время актрис и секс-рекордов. Навсегда.

Смешки. Фырканье. Толчки локтем.