Читаем без скачивания Взрыв - Илья Дворкин

— Вот это я понимаю, это дело. Потихонечку идет, со скрипом — значит, толк будет. — Он потирал руки и улыбался, показывая крепкие прокуренные зубы. — А то раз-два! Лётом хотели. Слишком прытко начинали.

Санька недоверчиво хмыкнул:

— Тоже мне — пророк библейский. Иеремия.

Но про себя соглашался с Петровичем. Хотел, чтобы так и было.

Толпа не редела. Наоборот — подходили люди после смены, тихо переговаривались, узнавали новости. Садились на землю и не отрываясь глядели на бур. Светлячками вспыхивали огоньки папирос.

Безуглов куда-то ушел, потом появился с бутербродами и бутылкой пива. Санька торопливо перекусил. От волнения, от тягостного ожидания его знобило. Кто-то накинул ему на плечи ватник.

Восемнадцать метров, девятнадцать, двадцать... По-прежнему шел песок. Привинтили пятую трубу. Медленно-медленно поползла она в землю.

Воды все не было.

Оставались две четырехметровые трубы (пять раздобыл Безуглов, две привез Санька).

«А вдруг ничего не выйдет? Вдруг здесь вообще нет водоносного слоя?» Мысль эта все время жила где-то глубоко, пряталась до поры, а теперь вдруг оформилась четко и бесповоротно.

Санька почувствовал, как горячая волна обдала тело. Ладони стали мокрыми и липкими. Он незаметно вытер их о штаны.

«Не паниковать. Пока ничего еще. Делали же здесь когда-то изыскания. И вода была». Санька уговаривал сам себя. Но сомнение холодной, бесстрастной змейкой прокралось в душу и исчезать не желало.

Наверное, все думали о том же. Толпа подвинулась, плотным кольцом окружила треногу. Вспыхнули прожекторы, рассекли плотную темень, скрестились на вибробуре. Толпа исчезла в отпрыгнувшей густой темноте. Саньке показалось, что они, пятеро, совсем одни и на много километров вокруг никого нет. И помощи ждать неоткуда. Что бы ни случилось, они должны выпутываться сами.

Двадцать четыре метра — по-прежнему песок. Такой же, как и на десятиметровой глубине.

Скользнула вниз шестая труба, за ней ушел головной стакан. И снова тягучее ожидание. Только слышны тарахтение мотора да мягкие с придыханием толчки вибратора.

Сверху равнодушно глядели льдистые звездочки.

Неожиданно штанга пошла быстрее. Санька переглянулся с Петровичем. Перехватило дыхание. Добрались? Нет, нет, не может быть», — суеверно подумал Санька. Штанга шла все быстрее и быстрее. Еще немного, еще... Вибратор коснулся земли.

Петрович и помощники нырнули в темноту — побежали за последней обсадной трубой и следующей штангой.

Санька подошел поближе. Заглушил мотор. В резко упавшей тишине послышалось какое-то урчание.

Вдруг Санька вскрикнул. Из трубы вялыми толчками, омывая штангу стакана, шла вода. Рыжая, в свете прожекторов почти коричневая, как живая билась вода. Вода!

Рев десятков глоток гулко ударил в небо. Орали дружно, неистово. Рев нарастал, перекатывался. Кто-то бросился мимо Саньки, подставил голову под струю, плескался, фыркал. Потом все смешалось. Санька почувствовал, как в него вцепилось сразу множество рук, и взлетел в воздух.

Рядом, смешно дрыгая ногами, отбиваясь, барахтался Петрович.

В стороне Санька увидел Безуглова. Его не качали. Очевидно, не решались. «Вот отличный способ свести счеты — подбросить и забыть поймать», — весело подумал Санька.

— Пустите, ребята! Ну вас к черту! Расшибете ведь. У меня есть старенькая мама, — умолял он.

Потом был пир. Запасливый Безуглов все подготовил заранее.

У голубых домиков поставили четыре длинных стола. Под лучами прожекторов багрово светились груды помидоров, острыми лучиками вспыхивала соль в больших деревянных солонках, холодно поблескивали бутылки. За столом уместилось человек сорок. Сидели плотно. Многие стояли. Было шумно и весело. Саньке даже не верилось, что еще совсем недавно он боялся, отчаивался, сомневался.

А вокруг были милейшие ребята — улыбчивые и добрые.

Саньку и Петровича усадили во главе стола. Все что-то кричали, поздравляли их. От бесчисленных рукопожатий у Саньки ныла рука. Он растерянно улыбался.

Им налили водки. В эмалированные кружки. Санька глядел на свою с ужасом. Петрович тянул носом и потирал руки.

Встал Безуглов. Дождался тишины и, глядя на Саньку, сказал:

— Выпьем за настоящих людей, за настоящих мужчин.

«Эк его понесло. Пышно-то как!» — подумал Санька. Все начали вставать, тянуться к нему и Петровичу своими кружками. Столы зашатались.

Санька вскочил и закричал:

— Выпьем за лес, за будущие шкафы и комоды!

Засмеялись.

Санька пил, удивляясь, что почти не чувствует вкуса. Дальше все было нереально. Как кусочки киноленты — сцены, обрывки разговоров. Санька что-то горячечно болтал, с радостным изумлением чувствуя, как язык выходит из повиновения и несет какую-то околесицу.

— Ведь я могу, а? — спрашивал он неизвестно у кого. — Могу ведь, да? А они говорят — паспортизация! И смеются. Думают, я пацан.

— Все в порядке, парень. Ты уже не пацан. Ты мужик что надо. Это уж точно, — хлопая Саньку по спине, гудел сосед с разбойничьей бородой и светлыми окаянными глазами.

— Да! — орал Санька. — Я такой! И рыжая девчонка ничего себе. Зря я ее. Классная девчонка! А что шрама нет, так это — тьфу! Все будет.

Все улыбались, глядя на него, и Саньке хотелось казаться еще пьянее, чем на самом деле. Хотелось быть веселым и лихим парнем.

Ему было хорошо. Просто здорово! Никогда так не было.

Потом пошли к скважине. Санька всех потащил. Ему показалось, что о самом главном забыли, и он повел их, и его качало в разные стороны, и он еще нарочно качался. И впивался одичалыми глазами в темень.

Вода уже не шла. Но это ничего. Безуглов давно запасся насосом. Завтра его начнут монтировать.

Когда вернулись, Саньке наливали еще водки, а он забывал выпить. И без конца рассказывал, как он боялся, что воды не будет.

Все куда-то плыло, и он вдруг уснул за столом, положив голову на ладонь и чмокая губами.

Сквозь сон он почувствовал, что его осторожно подняли и понесли. Положили на что-то высокое и мягкое. Ладонью Санька нащупал мех. Откуда-то издалека до него доходили голоса:

— Зря парня так напоили.

— Да брось ты, он и выпил-то с гулькин нос. Устал просто здорово. Молоденький ведь совсем.

— Славный парняга. Теперь с водой веселее будем жить.

— Это я! Я могу, — подняв голову, сказал Санька. Затем добавил: — И Петрович тоже.

— Можешь. Конечно, можешь, — сказал кто-то и ласково ткнул его в бок, — спи.

«Герои почивали на медвежьих шкурах. Я — водяной. Я добыл воду», — совсем трезво и насмешливо подумал Санька.

Потом он уснул.

ГЛАВА III

Работы в то лето на строительстве станции было невпроворот, но особенно замучил Балашова трубопровод, проложенный еще зимой по старому кладбищу. Получилась с ним нелепая, совсем дурацкая история. Получились головотяпство и позор.

Вот как было дело.

Трехсотметровую плеть, сваренную из шестиметровых, диаметром в тысячу пятьсот миллиметров стальных труб, уложили в траншею, но не засыпали полностью. Так, в четырех-пяти местах присыпали только чуток.

Завалить ее грунтом полностью мешали деревья — никак не подобраться ни бульдозеру, ни экскаватору, — об этом уже было говорено, там Божий Одуванчик боевое крещение принимал. Озеленители обещали деревья вырыть и увезти. А пока работать запретили, чтобы, не дай бог, не изуродовать липки и тополя. Так и осталась труба неукрытая, с одним свободным концом, намертво задраенным заглушкой.

Потом пришла зима, выпал снег, и просочившиеся в траншею грунтовые воды прихватило морозом — получился толстый лед.

В этом льду скрылась труба, и вид был вполне благополучный, никакого несчастья не обещающий.

Все было прекрасно и спокойно до весны.

Другие заботы, неотложные горячие дела отвлекли Филимонова, и он как-то и внимания не обратил, что озеленители никаких деревьев не увезли и, значит, обещания их были обманные и легкие, как шелуха. И выходило, что трубопровод опять же засыпать нельзя.

До первых теплых дней горя не было.

А потом лед под горячими весенними лучами растаял, и вся эта махина, вся эта пустая, невероятно тяжелая трубища вдруг всплыла в траншее, как поплавок. Всплывала она не равномерно, а как бы волнообразно, и потому от огромного напряжения в стальных ее стенках сварные швы полопались, в некоторых местах труба смялась в мелкую гармошку, и вышло страшное дело — вся долгая и тяжелая работа пошла насмарку.

Вместо того чтобы исправлять этот искореженный трубопровод, гораздо легче было порезать его автогеном и уложить в новую траншею. Но сделать это было никак невозможно, потому что трасса проходила по единственно свободному от других коммуникаций пространству.

Там вокруг черт ногу сломить мог, что там делалось, — и газовые трубы рядом шли, и канализационные, и несколько силовых и телефонных кабелей.

И начались мучения.

Сквозь трещины в трубу попала вода, и она вновь затонула, но уже сплошь дырявая и никуда не годная.