Читаем без скачивания Странствующий украинский философ Г. С. Сковорода - Николай Стеллецкий

Из — под простонародной внешности Сковороды в значительной степени проглядывала та складка, которую наложил когда — то на него школьный схоластицизм. Влияние схоластической школы на Сковороду сказывается в языке его сочинений, характере изложения и даже в форме заглавий. Заглавие его сборника «сад божественных песней» отзывается школьным направлением и напоминает подобные заглавия южно — русских сборников проповедей, как напр. «Огородок Божией Матери» Радивиловского. Не без влияния школы, можно полагать, в Сковороде окрепла наклонность к странничеству. В Малороссии всегда были странствующие личности. Семинарское начальство, напр., отпускало иногда учеников на испрошение пособий, или репетиций. Такие ходоки занимались большею частию пением по домам и церквам, или проживали у священников и помещиков в качестве домашних наставников[24]. Вольная жизнь летом на воздухе, в переходах из села в село, вдали от сумрачных классных помещений и строгих внушений школьного начальства — все это вырабатывало в школьниках наклонность к странствованиям. Не трудно было подыскать для выработавшейся наклонности теоретическое основание, и философ Сковорода подыскал такое основание для своей страннической жизни. Вот что говорит он сам о своей жизни: «что жизнь? То сон турка, упоенного опиумом, — сон страшный: и голова болит от него, сердце стенает. Что жизнь? То странствие. Прокладываю и себе дорогу, не зная, куда идти, зачем идти. И всегда блуждаю между песчаными степями, колючими кустарниками, горными утесами, — а буря над головою, и негде укрыться от нее. Но бодрствуй»! Малороссийские бродячие элементы выражались еще в форме так называемых «мандрованных дьяков»[25] и «старцев». Дьячки в старину нанимались в Малороссии, по добровольному соглашению с прихожанами, не только для чтения и пения в церквах, но и для учения в церковных школах. Учитель дьяк при школе, обучая будущего такого же дьяка, обыкновенно говорил ему: как станешь сам учителем, учи так, чтоб не отбил школы! т. е. не открывай своему ученику всего, чтобы ученик у тебя не отбил в приходе школы. Вот этого — то всего и старались узнать разными хитростями у своих учителей поступающие в школы дьячки. Для этого — то они и переходили из школы в школу, бродили по селам, «мандровали» по — малороссийски. Мандрованный дьяк являлся в школу, притворялся ничего незнающим, узнавал часть нужных сведений у одного учителя — дьяка, часть у другого, шел дальше и скоро становился сам знающими все, перехитривши своих учителей, из которых каждый в свою очередь вырос на той же поговорке: «учи так, чтоб не отбил школы». Некоторые из мандрованных дьяков переходили из одной школы в другую чуть ли ни целую жизнь. Один, напр., ходил в дьячковском звании 27 лет, другой — Козьма Парадин — целых 50 лет (с 20 до 70 летнего возраста). Скитальчество последнего вошло в такую привычку, что даже женитьба и рождение сына не изменили его образа жизни, и он на 70–м году жизни предстал пред судом как беспаспортный[26]. Что касается старцев, то это были люди, оставшиеся, по стечению неблагоприятных обстоятельств, без родства, и вынужденные жить постороннею помощью; но за эту помощь они платили знаниями и жизненным опытом, приобретаемыми, по способу пешего хождения. Такую именно «простую, беспечную и уединительную» роль мандрованного дьяка или старца и выбрал себе Сковорода, с той существенною особенностью по сравнению с ними, что он, представлял из себя для современников целый «странствующий университет и академию» и что для него были открыты двери не только крестьянских изб, но и панских палат.

Мы сказали, что Сковорода, при всей строгий жизни своей, все — таки не был аскетом. Соответственно этому и философия его не была философией самоотречения и скорби, но скорее философией самодовольства и счастия. Называя всякие почести «мышеловкой» для души своей, Сковорода не раз говаривал: «Я все пока ничто; как стану что, то с меня ничто. Добрый человек везде найдет насущный хлеб у людей, а воду даст ему земля без платы, лишнее не нужно».

Некоторые из современников Сковороды сравнивали его с Ломоносовым; но от этого сравнения сам он благоразумно отказывался. «Меня, — говорил Сковорода, — хотят мерить Ломоносовым, как будто Ломоносов — казенная сажень, которою также всякого должно мерить, как портной одним аршином мерит и парчу, и шелковую материю и рядину. Прошу господ не закрывать мне своих восковых чучел, я ваяю не из воску, а из меди и камня. Мне не нужны подорожные: я отважно вступаю в море не для прогулки, чтобы вилять из губы в губу, но чтобы объехать землю и открыть новый свет». Ближе к истине были те из современников, которые называли Сковороду русским Сократом; ибо он и сам избрал в образец своей деятельности Сократа, как это видно из следующего места: «Как мы слепы в том, что нужно нам… На Руси многие хотят быть Платонами, Аристотелями, Зенонами, Эпикурами, а о том не думают, что Академия, Лицей и Портик произошли из науки Сократовой, как из яичного желтка выводится цыпленок. Пока не будем иметь своего Сократа, до тех пор не быть ни своему Платону, ни другому философу….Отче наш, иже еси на небесех! Скоро ли ниспошлешь нам Сократа, который бы научил нас прежде всего познанию себя, а когда мы познаем себя, тогда сами из себя вывьем науку, которая будет наша, своя, природная… Да святится имя Твое в мыслях и помышлениях раба Твоего, который задумал и пожелал быть Сократом в Руси; но русская земля обширнее греческой, и не так — то легко будет ему скоро обхватить Русь своей проповедью. Да приидет царствие Твое, и тогда посеянное зерно по слову Твоему взойдет яко крин, и тогда я выпил бы стакан «цикуты», как медовыя соты. Nonfugio mortem, sifamam assequar»…

И действительно, Сковорода, как «первый русский философ в настоящем смысле этого слова»[27], во многом напоминает собою отца греческой философии — Сократа[28].

По учению Сковороды, как и Сократа, основным началом и условием познания является самопознание. «Троянское есть познание себя, говорит Сковорода, и кто не познал себя трояко, тот не знает себя, ибо кто знает себя с одной стороны, а не знает себя с прочих сторон, тот все равно, что ничего не знает о себе. Первое познание есть познание себя как бытия самоличного, самоособного, самосущего, т. е. как человека, от всех людей отличного, только на самого себя похожего… Вспомни пословицу: всяк Еремей про себя разумей. Всякий должен узнать себя, свою природу: чего она ищет? куда ведет? и как ведет? И ее последовать без всякого отнюдь насилия, но с глубочайшею покорностью. Конь ли ты? Возьми седока. Вол ли ты? Носи ярмо. Пес ли ты? Лови зайца. «Дарцкой» ли? Дави медведя… Другое познание есть познание себя, как бытия общежительного, гражданского, народного, государственного, т. е. как человека, сличенного с другими «истоюю» веры, закона, обычая и языка, и похожего на других людей, живущих вместе на одной земле, которой имя, родина, отчизна, речь общи. Всякий должен узнать свой народ, и в народе себя. Русь ли ты? Будь ею: верь православно, служи царице (Екатерине II) право, люби братию «нравно». Лях ли ты? Лях будь. Немец ли ты? Немечествуй. Француз ли? Французуй. Татарин ли? Татарствуй. Все хорошо на своем месте и в своей мере, и все прекрасно, что чисто природно, т. е. не подделано, не подмешано, но по своему роду. Не будь ни тепел, ни холоден, да не изблюют тебя. Русь не русская представляется мне диковинкою, как если бы родился человек с рыбьим хвостом или с собачьей головою… Третье познание есть познание себя, как бытия сотворенного по образу и по подобию Божию, общего со всяким человеческим бытием. Посреди нас живет то, что есть превыше всего… По первому познанию ты узнаешь свое собство, почему ты Еремей и какой ты Еремей. По второму ты узнаешь свою стать: почему ты Русь? И какова Русь? По третьему ты узнаешь свою общность, почему ты человек? И что есть человечество? По всему ты узнаешь себя и отлично и слично…» Сковорода не согласен с теми философами, которые проповедывали одностороннее познание себя, и в этом отношении не делает исключения даже для Сократа. У греков находит он трех апостолов самопознания: «великого незнакомца», написавшего на храме дельфийского оракула знаменитое: познай самого себя, — Солона и Сократа; но дельфийская надпись относится к познанию себя, как individuum'a, Солон учил познанию себя, как гражданина in statu, Сократ имел в виду познание себя, как человека вообще in genere. «Что есть человек, одинокий, — спрашивает Сковорода, — уединяющийся от других людей, погружающийся в думу об одном себе? Круглый сирота, безродное дитя, бездетный родитель. Что есть гражданин в народе, чуждающемся других народов, замкнутом в своей наличности? То, что и его народ, т. е. бытие рождающееся, существующее и рождающее и притом только в пространстве, а не во времени, объединяющее собой места, а не века, — определеннее: подлежащее географии, а не истории. Что же есть тот, кто отожествляет себя в познании с целым человечеством, космополит? Собака в Езоповой басне, которая нарочно упустила наличный кусок мяса, и бросила в реку, чтобы уловить его тень». Спаситель, по убеждению Сковороды, первый учил полному, т. е. троякому самопознанию.