Читаем без скачивания Королева Виктория - Джин Плейди

— Вы слишком много работаете, дорогой дядя.

— Только исполняя свой долг, я счастлив.

— Но я настаиваю, чтобы вы больше отдыхали.

— Моя милая Виктория, даже ночью, когда я должен отдыхать, меня мучает ревматизм.

— Как несправедливо, что вы так страдаете.

— Боюсь, что такова моя участь, — вздохнул дядя.

Он смотрел на меня печально, и я подумала о всех его многочисленных недомоганиях; о его туфлях на толстой подошве для удобства его больных ног, о парике для согревания головы и о боа из перьев, которое он иногда надевал, чтобы не мерзли плечи. И все же, несмотря на эти слабости, дядя Леопольд не походил на больного. Я никогда не должна забывать, что он отказался от греческой короны, чтобы оставаться со мной.

— Многие дорого бы дали, чтобы стать королем! — говорил он. — Но я думаю, что можно получить большее удовлетворение в жизни, наставляя того, кто мне дороже всех после моей любимой Шарлотты. Милый дядя Леопольд, как много он сделал для меня!

— Моя дорогая Виктория, — сказал он, — я хочу поговорить с тобой очень серьезно.

Я очень удивилась, поскольку мне казалось, что дядя Леопольд всегда говорил со мной серьезно.

— Я долго думал об этом и, наконец, решил. Меня очень беспокоит, что бельгийцы порвали отношения с Голландией.

— Это плохо, дядя?

— Это могло бы быть и хорошо. Видишь ли, им нужен правитель… твердая власть. Им нужен король.

— Быть может, он у них и будет.

— Да, дитя мое. Ты видишь его перед собой. Я оглянулась.

— Нет, моя дорогая. Он прямо перед тобой.

— Это вы, дядя Леопольд?

— Никто другой как я.

— Вы — король Бельгии! Но, дядя…

— Они предложили мне корону. Я ночи проводил без сна, обдумывая это предложение. Я выжидала. Во мне начало расти какое-то тревожное чувство.

— Теперь я знаю, в чем мой долг. Самое печальное для меня будет проститься с моей милой маленькой племянницей.

— Значит… вы уезжаете?

— Я должен, дитя мое. Все мои стремления — остаться здесь, быть рядом с тобой… направлять тебя, как я делал все эти годы. Но в глубине души я сознаю, что мой долг зовет меня к моим бельгийским подданным. Поэтому, моя милая Виктория, я уезжаю. Но мы будем постоянно поддерживать связь. Ведь ты пишешь такие интересные письма. Они станут мне поддержкой в исполнении стоящих передо мной задач. Я буду ждать твоих писем… я буду следить за тобой… я никогда не отдалюсь… мне всегда будет необходимо знать, что происходит здесь…

Меня охватило отчаяние, и мы оба заплакали. Я теряла его. Не будет больше поездок в Клермонт. А если бы я и приехала сюда, как пусто здесь будет без него.

Я вернулась во дворец и рассказала Лецен. Она тоже очень огорчилась. Мама же почти не расстроилась. Конечно, она восхищалась дядей Леопольдом и всегда обсуждала с ним важные дела, но с того злополучного визита Каролины Бауэр в Клермонт мама резко изменила свое отношение к нему.

Я слышала, как Лецен и Шпет обсуждали отъезд дяди. Лецен сказала тоном, выражающим дурное предчувствие: «Это значит, что этот человек приобретет еще большее влияние». С возрастом становишься более осведомленной, так что я поняла — она говорила о сэре Джоне Конрое.

Мне было очень грустно. Жизнь могла неожиданно стать такой печальной. Сначала я потеряла мою любимую сестру, а теперь сокрушительный удар — моего любимого дядю Леопольда.

После отъезда дяди Леопольда мама почти все время находилась в обществе сэра Джона Конроя. И мне казалось, что он оказывает на нее большое влияние. Тогда же нас довольно часто стала посещать тетя София, вероятно, он ей тоже очень нравился. Они беседовали, смеялись, и я приметила, что при нем мама была совсем другой: когда она говорила с ним, выражение ее лица смягчалось, и даже голос изменялся. Как-то я сказала об этом Лецен, она резко возразила: «Вздор!»

Мне всегда было трудно скрывать свои чувства. По словам мамы, я слишком демонстративно выражала переполнявшую меня нежность к тем, кого я любила, но, когда человек мне не нравился, этого я тоже не умела скрыть. И я выказывала свою откровенную неприязнь к сэру Джону. Я заметила, что Лецен и Шпет его тоже не любили. Я неоднократно слышала, как он презрительно говорил о них маме в моем присутствии. Он называл Шпет старой дурой и высмеивал плебейскую привычку Лецен жевать тмин. Меня шокировало, что мама тоже смеялась, что казалось мне предательством по отношению к Лецен, бывшей таким добрым и преданным другом нам обеим.

Сэр Джон имел о себе чрезвычайно высокое мнение. А после отъезда дяди Леопольда он старался всячески привлекать к себе мое внимание, и я невольно многое о нем узнала. Он ушел из армии, чтобы поступить на службу к моему отцу. Он наполовину ирландец, и в Ирландии у него было поместье, приносившее ему небольшой доход. На самом же деле, по моему мнению, он был авантюрист; очень развязный, он казался уверенным, что все, в особенности женщины, находят его неотразимым. У меня не было антипатии к леди Конрой, но она была настолько незначительной фигурой, что ее едва ли кто-нибудь замечал. А вот его дочь Виктуар была зазнайка и не принадлежала к числу моих любимых подруг. Она то и дело говорила о своем отце, как будто он был главным лицом в нашем доме. «Мой папа говорит то… мой папа говорит это…» Она повторяла это так, словно все эти изречения были законом. От нее я услышала и о его насмешках в адрес семьи моего отца.

Король сумасшедший, не раз говорила мне Виктуар. А тетю Аделаиду она называла не иначе, как «ее пятнистое величество», потому что у нее была не очень чистая кожа. И скорее всего это она услышала от своего отца, потому что такие язвительные замечания были в его духе. Она также рассказала мне, что будто бы тетя Аделаида хотела, чтобы я вышла замуж за одного из этих ужасных маленьких Георгов, и что ее отец никогда этого не допустит.

Виктуар постоянно говорила о «незаконнорожденных», которые старались выжать из короля все, что можно. Она имела в виду Фитц-Кларенсов. Позор, говорила она, что им разрешают быть при дворе, и ее отец сказал, что мне следует запретить с ними общаться.

Меня возмущали подобные высказывания Виктуар, но когда я сказала маме об этом, то единственное, что я услышала в ответ, было: «Она еще ребенок, а ты должна сдерживать себя».

Я рассказала об этом и Лецен. Она очень расстроилась, а старушка Шпет сказала: «Я не знаю, до чего все это дойдет. Теперь, когда король Бельгии покинул нас, все изменилось к худшему».

Сэр Джон насмехался не только над моими родственниками. Он вышучивал и меня, так как знал, что я не люблю его.

— Ну как поживают куколки? — спрашивал он насмешливо, словно намекая, что в моем возрасте в куклы не играют. Такому человеку не объяснишь, что это были не обычные куклы.

— С каждым днем вы все больше походите на герцога Глостера, — говорил он. Герцог Глостер, муж моей тети Мэри, в высшей степени непривлекательный, слыл под именем Дурачок Билли, поскольку не отличался умом.

Сэр Джон мог бы довести меня до слез, если бы от его слов во мне не закипала злоба. Но все это были мелкие неприятности, и мне еще предстояло узнать, какое зло мог причинить этот человек.

Однажды я должна была явиться в мамины апартаменты. Меня сопровождала Шпет, но я в какой-то момент побежала, опередив ее.

Когда я летела в комнату, у мамы был сэр Джон, и они разговаривали. До меня донеслись слова: «Регентство… старик не доживет до ее совершеннолетия». Они стояли рядом, и сэр Джон держал маму за руку. Я услышала, как он добавил: «Какой вы будете прекрасной регентшей!» У меня дыхание перехватило, и я остановилась как вкопанная — мне показалось, что он собирался поцеловать маму. И тут она увидела меня и подоспевшую Шпет.

Мама сильно покраснела, и мне показалось, что от ее недовольства даже вздрагивали ее серьги.

— Виктория, — сказала она сердито, — что ты здесь делаешь?

— Мама, я всегда прихожу к вам в это время.

— Но нельзя же так подкрадываться.

Сначала я удивилась, вспомнив, как вбежала в комнату. Потом я почувствовала себя очень неловко, ведь меня всегда обвиняли в шумливости. Это было что-то новое.

— Ну, раз ты уж здесь…

— Принцесса не одна, — сказал сэр Джон своим насмешливым тоном. Мама нахмурилась.

— О… Шпет… — В том, как она произнесла имя бедной баронессы, звучало презрение. — Это вы. Вы нам больше не понадобитесь.

Пунцовая от смущения Шпет исчезла, а я осталась с ними. Мама была в странном настроении, но сэр Джон выглядел как обычно, очень спокойный и созерцающий меня критически, будто я забавляла его каким-то своим недостатком. Мама мне сказала несколько незначительных фраз и отправила к себе.

Выйдя из комнаты мамы, я пошла к Шпет. Когда я ее увидела, то поняла, насколько она потрясена произошедшим. А я никак не могла забыть, как стояли сэр Джон и мама, поэтому сразу же спросила об этом баронессу: