Читаем без скачивания Магнетизерка - Леонид Девятых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто ее за язык тянул?
Она что, «Указа о неболтании лишнего» не читала? Впрочем, как известно, незнание указов не освобождает подданных империи от наказания.
— Не извольте сомневаться, это другое кресло, — снова повторил Шешковский, словно прочитав мысли Татищева. — А пригласил я вас, милейший Павел Андреевич, с тем, чтобы сделать вам предложение.
«Руки и сердца?» — едва не вырвалось у капитан-поручика, но он вовремя спохватился. Так шутить с начальником тайной полиции, да и вообще с весьма пожилым человеком, конечно, не следовало.
— Я знаю о вас довольно, — начал издалека Шеш ковский. — Знаю, что вы добровольно отправились в действующую армию, чтобы участвовать в боевых действиях, и готовы были «положить живот свой за святую Отчизну», — процитировал строчку одного из рапортов Татищева обер-секретарь без малейшей иронии. — Знаю о вашей роли в деле гнусного предателя Касымбека, ибо ежели не вы, то, возможно, генерал-аншефа князя Репнина сегодня уже не было бы среди живых. Знаю о вашем чувстве справедливости, чему есть немало свидетельств со времен учебы вашей в Шляхетском корпусе. Знаю и о нынешнем положении, когда после тяжелого ранения вас, по сути, уволили из армии. Отсюда исходит и мое предложение: я хочу, чтобы вы служили у меня.
— То есть? — Татищев не понял, чего именно от него хочет Шешковский.
— Я предлагаю вам поступить на службу в экспедицию Тайных розыскных дел. Будете выполнять мои поручения.
— Боюсь, я вряд ли буду полезен в деле собирания компрометажа на знакомых мне людей. К тому же, я не считаю сию работу… — Павел Андреевич замолчал, подбирая подходящее слово.
— Пристойной, — закончил Степан Иванович. — Это вы хотели сказать?
— Примерно, да, — посмотрел прямо в глаза Шешковского Павел.
— Выходит, вы меня совершенно не поняли. Я вовсе не желаю сделать из вас доносителя, боже упаси. Секретных агентов и подобного рода помощников у меня вполне хватает, — усмехнулся Шешковский, — даже с избытком. Нет, мои поручения вам будут носить совершено иной характер.
— Какой же?
— Есть разного рода преступления, дознания по которым нежелательно поручать полиции. Не те нужны мозги и навыки. Выследить, арестовать — да, это можно поручить полиции. А вот выявить причину иных злоумышлений, да кто за ними стоит и кому это выгодно, а главное, привести к наказанию виновных — этим должны заниматься иные, специальные люди. К тому же подобные дела в интересах государственной безопасности обычно не подлежат разглашению, и утечка информации, имеющая место быть в полиции в масштабах весьма широких, здесь крайне нежелательна. Понимаете меня?
— Кажется, да, — не сразу ответил Татищев.
— Вот и славно, — заметил обер-секретарь и продолжил: — Скажем, дело княжны Таракановой или самозваного государя Петра Федоровича, то бишь Емельки Пугачева. Разве следствие по сим вопиющим фактам можно было поручить полиции? Или, к примеру, преступные деяния издателя Новикова, поющего под дудку французских масонов? Или выявление иных преступлений против Российской империи: государственная измена, странные убийства и исчезновения людей — разве с этим могут справиться полицейские? Такими делами занимается Тайная экспедиция. Кроме того, она осуществляет разведывательные и контрразведывательные функции, к чему со временем мы намерены вас привлечь. Соглашайтесь, Петр Андреевич, это весьма увлекательное занятие, уверяю вас.
— Но я причислен к Военной коллегии, — уже не очень уверенно произнес Татищев. — А экспедиция Тайных розыскных дел, насколько мне известно, состоит при Сенате.
— Это не должно вас волновать, — заверил его Шешковский. — Из Военной коллегии вы будете бессрочно прикомандированы к экспедиции, причем вам будет оставлен ваш чин и обеспечен служебный рост. Жалованье почти профессорское, полторы тысячи рублей в год, плюс квартирные. Неплохо, согласитесь.
— Неплохо, — был вынужден признать Татищев.
— Стало быть, вопрос решен, — подвел итог Шешковский.
Так капитан-поручик Павел Татищев сделался чиновником Тайной экспедиции, о чем впоследствии ни разу не пожалел.
* * *Дом Нелидовых показался сразу, как только коляска повернула на Садовую. Подъехав к арочным воротам небольшой усадебки с двухэтажным особняком в двенадцать окон по фасаду, Павел Андреевич отпустил извозчика, поднялся по нескольким ступеням крыльца и дернул звонковую кисть.
Не открывали довольно долго. Наконец вышел розовощекий слуга, тот самый, что три четверти часа назад принес от Нелидова записку.
— Чем могу служить, господин… — начал он, но, подняв блуждающий взор (оторвали от Лизаветы в самое время, когда уже рук стало не хватать), распахнул двери: — Проходьте. Барин ожидают-с.
Павел Андреевич вошел в дом. Навстречу со ступеней второго этажа мало не бегом спустился Нелидов:
— Вы пришли! Слава богу! Пройдемте в мой кабинет.
— Мы, кажется, были на «ты»? — сказал Павел Андреевич, усевшись в кресло против Нелидова.
— Да, были, — кивнул Андрей.
— Тогда рассказывай.
— Понимаете… Понимаешь, много чего произошло.
И Нелидов рассказал Татищеву все, с самого начала. Как проиграл в фараон в клубе семьдесят тысяч, как повстречал антиквариуса Христенека, и как тот пожелал купить книгу, как он в полупьяном бреду и отчаянии совершил роковую ошибку — выкрал у отца «Петицу» и принес проклятому антиквариусу. Как отца хватил удар, и теперь он при смерти, и дабы лечение его могло быть успешным, надо вернуть книгу, чтобы устранить, как говорит госпожа Турчанинова, причину, вызвавшую несчастие. Он попытался это сделать, и вот теперь сидит под домашним арестом.
— Кто такая госпожа Турчанинова? — после недолгого молчания спросил Татищев.
— Это лекарка, согласившаяся пользовать отца.
— Бабка-знахарка? — удивленно вскинул брови подполковник.
— Все не так, как ты думаешь, — принялся уверять его Нелидов. — После ее посещения вчера отец какое-то время мог двигаться и говорить.
— Вот именно, «какое-то время», — проворчал подполковник. — А что говорят настоящие врачи?
— Что у отца имеется кровяная опухоль в мозге и жить ему осталось всего два-три дня. — Андрей замолчал, потом с усилием добавил: — Теперь уже меньше.
— Да, брат, наворотил ты делов, — раздумчиво произнес Павел Андреевич. — А к этому, как его, Христенеку зачем поперся? Ведь и ребенку ясно, что с этой книгой все было подстроено.
— Что значит «подстроено»? — в упор посмотрел на собеседника Нелидов, вдруг начиная понимать, к чему клонит Татищев.
— То и значит. Этот Христенек был в клубе?
— Не знаю. Может, был записан чьим-то гостем.
— Не Огниво-Бурковского, случаем?
— Ты хочешь сказать, что…
— Впрочем, решительно не важно, был антиквариус в клубе или не был, — не дал договорить Нелидову Татищев. — Важно то, что против тебя был настоящий сговор. Огниво-Бурковский обдирает тебя как липку — нашел с кем играть, святая простота! — и тут как бы случайно подворачивается со своим предложением продать книгу этот антиквариус. Ты посылаешь его в известное место, но предложение-то сделано! Хочешь не хочешь, но подспудно ты раздумываешь о нем. Когда же остальные лихоимцы отказывают тебе в займе, что тоже являлось условием сговора и было подстроено, ты, впав в отчаяние и усугубив его винными возлияниями, созреваешь для злоумышления и изымаешь — скажем так — из библиотеки отца нужную Христенеку книгу. Ничего не скажешь, ювелирная работа! Обложили тебя весьма грамотно и тонко, с учетом твоего взбалмошного характера и привычки сначала сотворить, а потом подумать. И вся эта акция была затеяна единственно ради того, чтобы заполучить эту книгу. Как она, говоришь, называется?
— «Петица», — мрачно ответил Андрей.
— Что, очень старинная книга?
— Ты не представляешь, насколько она старинная и что в ней написано. Отец говорил, что эта книга…
Дальше случилось весьма странное. Нелидов открывал рот и что-то, очевидно, говорил, но слышно ничего не было. Он был похож на большую рыбу в аквариуме, беззвучно открывавшую рот. Наконец он сам понял, что из него не исходит звуков, и «замолчал».
— Ну что же, ясно, — резюмировал сей оглушительный монолог армейского товарища Татищев.
И тут в кабинет постучали.
— Войдите, — вполне членораздельно произнес Нелидов.
— Я к вам… — Стремительно вошедшая в кабинет Турчанинова осеклась, заметив Татищева.
— Знакомьтесь, — поспешил представить их друг другу Нелидов. — Павел Андреевич Татищев, Анна Александровна Турчанинова.
Подполковник окинул пренебрежительным взглядом Анну. Турчанинова кивнула, и вовсе не глядя на Татищева.
— У вашего батюшки начался судорожный припадок, — сказала она, обращаясь к Нелидову. — Дыхание весьма хриплое, возможно, его будет тошнить. Велите, чтобы кто-нибудь из горничных всегда был при нем, даже ночью.