Читаем без скачивания Имя нам – Легион - Александр Сивинских

– Никто нам не позволит швыряться ядерными бомбами. И в первую очередь, мы не позволим этого себе сами! – воскликнул Игорь Игоревич, живописно погрозив Филиппу сигарой. – В каждом из терран с рождения живет императив гуманности! И второе, радиоактивная пустыня взамен гниющей помойки? Кому это надо? Во всяком случае, не нам. Мы лишь «выдавливаем» противника назад с помощью несколько модернизированных перфораторов, аппаратов, формирующих штольни – рукотворные каналы между мирами. Цель наемной пехоты – так называемая зачистка. Вас, дружище, наняли добивать одиночек, разбросанных флуктуациями, создающимися при действии перфоратора. Добивать в исходном мире, том, из которого их выбили. И в нескольких прилежащих, куда их может закинуть искривлением метрики пространства.

«Минуту назад флуктуации вроде как стремились к нулю», – напомнил себе Филипп.

– Добивать… – протянул он. – Не жестковато ли, для носителей-то императива гуманности?

– Не вам нас судить! – вспылил вдруг Игорь Игоревич. – Отчего человечество без тени сомнения уничтожает саранчу, колорадских жуков, черт-те кого, сотни видов так называемых «вредителей»? Сорную траву с поля вон! Безмозглые насекомые даже не догадываются, что мешают вам. Крысы и волки, возможно, подозревают о чем-то подобном, прячутся, убегают, но и это не спасает их. У них отсутствует разум? Довод небесспорный. Кроме того, имеются жертвы и среди вполне разумных, более того, единоутробных братьев! Американские индейцы стояли на пути европейских первопоселенцев. Они были хозяевами, но пришельцы были сильнее. Где сейчас остатки гордых краснокожих людей? Спиваются в резервациях. Человек всегда уничтожал тех, кто претендует хотя бы на часть его будущего, хотя бы на мизерную часть благополучия его детей! Запомните Фил, это верно и для вас: космические войны в любой форме – неизбежны, ибо звездные расы вынуждены будут заступить друг другу дорогу. Особенно, если они будут идентичны биологически. Когда перед вами встает вопрос: жизнь вашего ребенка или жизнь пришельца, любого пришельца, вы выберете всегда только одно. Иначе и быть не может! Закон сохранения популяции, инстинкт самосохранения – назовите, как хотите, только помните: это не дано перешагнуть никому. «А как же самоубийцы?» – говорите вы? (Филипп не говорил ничего, смятый ураганным напором терранина.) Но на суицид идут уставшие от жизни люди, а таких не было, нет, и не будет на передовой освоения новых пространств. Там всегда герои. Только герои! И они нажмут на спусковой крючок, когда встречный разум заявит о своем праве на будущее – вопреки праву на будущее их детей. Даже если это «вопреки» будет только в их головах. Помните, Фил, вы цинично шутили о печальной участи воробьиных полисемей? Стоило мне намекнуть, что ваши племянница и мать могут разделить их судьбу, как вам стало не до шуток… Великие гуманисты ошибались. Мира без войн не будет никогда. Тот, кто первый положит оружие – погибнет. Или, если сумеет отгородиться от прочей вселенной, утопит себя и своих потомков в трясине мещанства. Что сейчас и происходит с терранским обществом. Когда у нас вывалились зубы, мозги впали в спячку. Сотни лет мы топчемся на месте, перетирая уже разжеванную до потери вкуса кашицу. Никаких гениальных прозрений. Никаких гениальных произведений искусства. Никаких ярких личностей. Подлинная красота заменена приторно-слащавой красивостью. Война всех против каждого кончилась, но на поле прошедшего сражения – только смердящие трупы. Некому идти вперед… Интенданты, дезертиры, да тяжелораненые – вот те, кто остался. Раненые – это мы, «псы войны», и мы умираем. Интенданты… дезертиры… они считают, что смогут договориться с любым, что обладают таким даром. Да, им по силам купить мир, но лишь у себе подобных. Онзаны не подобны им, это жадные дикари и они выжгут, вытопчут на своем пути все, что не смогут сунуть в заплечную сумку или сожрать! Их не интересуют наши ценности, они до них еще не доросли, они их даже не видят! Или не желают видеть. Что им ценности культуры? Само человечество – человечество, как таковое, как биологический вид – ничто для них! Доказательства? Сколько угодно! Только зачем вам отвлеченные сведения из терранской истории, пусть и новейшей? Хотите еще один пример из земной? Может быть, вы читали Алексиса де Торквиля, Фил?

Филипп кивнул.

– Было дело, баловался. «Демократия в Америке» довольно модная вещь в студенческих кругах.

– Вот и превосходно! Вспомните, что Торквиль писал об американских индейцах: «Они не просто не хотят приспосабливаться к нашим нравам, но дорожат своей дикостью как отличительным знаком своей расы и отталкивают цивилизацию не столько из ненависти к ней, сколько из страха стать похожими на европейцев». И это те же люди, одна плоть и кровь! Что говорить о онзанах… Да, древний Рим и древний Китай ассимилировали в себя кочевников. И древняя Русь, собственно тоже. Но в нашем-то случае ассимиляция невозможна принципиально! И поэтому мы не собираемся торговаться. В конце концов, мы правы, потому что право на самозащиту – священное право всякого живого организма или сообщества! В этом смысл нашей жизни и борьбы, это клятва на знамени Легиона! Она жестока, но она справедлива, Фил, и мы не отступим от нее, пока не победим или не погибнем!

Он замолчал. Филипп выждал некоторое время и осторожно заметил:

– У вас превосходная память на цитаты. Что же касается тезисов… Только не обижайтесь. Эмоционально и крайне сумбурно. И очень похоже на прокламацию.

– По большей части это и есть прокламация. Я участвовал в ее написании, – сказал Игорь Игоревич и, отложив сигару, спокойно продолжил жевать свою капусту. – Можете пока позвонить домой. – Он протянул Капралову небольшой мобильник скромного дизайна. – Код межгорода не нужен. – Он улыбнулся. – Только номер абонента.

Филипп набрал пять знакомых цифр.

В трубке мелодично забулькало, и раздался нежный детский голосок:

– Говорите. Вас внимательно слушают!.. – Племяшка была как всегда предельно серьезна.

– Машенька, дитятко, будь любезна, позови бабулю. – Филипп почувствовал, что помимо воли расплывается в умильной улыбке.

– Ой, дядюшка Филя! А бабули нет, она Жданку доит. Деда дровишки колет, а мама с папой в баньку ушли, – уточнила девочка свое главенствующее в доме без взрослых положение.

– Тогда позови деду, – попросил Филипп, решив, что дровишки подождут, а Жданка – едва ли.

Пока племяшка бегала выполнять поручение любимого дядюшки, Филипп гневно шипел. «Ну и зятек у нас! Старый немощный тесть машет колуном, а он в это время парит свою Оленьку… Прелюбодей ненасытный!»

Потом до него дошло, что помимо зятя-прелюбодея у немощного старичка, вяжущего и сегодня гвозди морскими узлами, имеется еще сын-лоботряс, в двадцать пять лет никак еще не наигравшийся в «войнушку». А зять, слава тебе, Господи, водит Ольку через день, да каждый день в баню не в силу супружеской обязанности, а от великой любви. Зря, что ли, Машенька вышла такой умницей да красавицей?

Наконец в трубке послышались звуки хлопнувшей двери и торопливых шагов. Запыхавшийся немного отец спросил радостно:

– Филька, ты, что ли? Здорово! Чо ты там наделал?

– Ничего. – Удивление далось Филиппу относительно легко.

– Какого тогда лешего участковый у нас с самого утра толкётся? Говорит, ты депутата чуть не убил. И телохранителей его, едва не до десятка, изуродовал. Врет он, что ли? Как дело-то было?

– Ах, вот ты о чем, – «сообразил» Филипп. – Знаешь, батя, меня институт по обмену опытом на три года в Италию направил, на фирму «Марчегалья». Как лучшего молодого специалиста. Ну, я в ночь перед отъездом и не удержался, дал пару раз в рыло одному гудозвону. Откуда мне было знать, что он депутат? И что те бугаи, которые вокруг крутились, его телохранители? Полезли – получили. Все по твоей науке!

Батя хмыкнул с сомнением.

– Ну, ладно. А тебя из Италии-то твоей прямиком в каталажку не увезут?

– Руки коротки! Депутат этот сам под статьей ходит. Куда ему за границу соваться. – Филипп почувствовал, что начинает терять почву под ногами, и резко сменил тему. – Слушай, отец! Я аванс скоро получу, переведу на Ольгин счет в банке, она знает. Пускай не все на тряпки тратит, половина ваша.

Он хотел сказать еще о многом, но батя буркнул: «Опять участковый прётся, позвони потом, если сможешь», – и положил трубку.

Филиппу стало грустно. Тысяча дней, это ж почти три года! Машка уже в школу пойдет…

Игорь Игоревич тактично кашлянул.

«Дипломат! – вспыхнул Филипп. – Носитель гуманности! Подставлять мою буйную головушку под гнев сильных мира нашего – это ли не вершина человеколюбия и нравственности?»

– Можете перевести аванс на счет моего банка? – не слишком дружелюбно спросил он вероломного работодателя. – Сколько там?