Читаем без скачивания Власть в малом российском городе - Валерий Ледяев

Данный подход представляется вполне обоснованным и продуктивным для анализа политических процессов в России. В отличие от США и Западной Европы, где демократическая практика имеет длительные традиции, в России региональные политические процессы, как и политические процессы на федеральном уровне, имеют сильную авторитарную составляющую; поэтому сделанный авторами акцент на показателях уровня демократичности политической практики в регионах, бесспорно, оправдан и отражает наиболее важные исследовательские преференции, задаваемые реальной ситуацией.

Взаимоотношения локальных элит с элитами федерального уровня и специфика российского федерализма. В рамках данного направления изучения властных отношений следует отметить исследования Ростислава Туровского [Туровский, 2005; 2006; 20136], которые позволили выявить специфику российской модели взаимоотношений между центром и регионами, заключающуюся в их постоянном изменении, выделить и обосновать основные этапы их эволюции. В контексте анализа изменений во взаимоотношениях между центром и регионами Туровский раскрывает динамику внутриэлитных отношений, возможности и ресурсы различных акторов и перспективы развития регионального политического пространства. Эти проблемы нашли отражение и в трудах Николая Петрова, не только предложившего интересный анализ политических процессов в отдельных регионах и их взаимоотношений с федеральным центром, но и предпринявшего попытку построить рейтинги региональных политических систем по степени их демократичности [Политический альманах России 1997, 1998; Россия в избирательном цикле, 2000; Петров, 2000; Власть, бизнес, общество в регионах, 2010].

В последнее десятилетие объектом исследования политологов и социологов становятся и городские сообщества. Во многом благодаря активности пермских политологов – Олега Подвинцева, Петра Панова, Надежды Борисовой и др. – началось изучение политических процессов в малых городах [Подвинцев, 2007, с. 163–169; Панов, 2008; Борисова, 2010]. К настоящему времени в целом сформировалось проблемное поле и были получены первые результаты эмпирических исследований, посвященных характеристике социальной среды и социально-политической ситуации в малых городах [Плюснин, 2000; Плюснин, Кордонский, Скалой, 2009; Колесников, Топалов, Шипилов, 2015], проблемам взаимодействия власти и бизнеса [Чирикова, 20076; Тев, 2008], роли градообразующих предприятий в политической системе [Рябова, 2007; 2008; Рябова, Витковская, 2011], специфике политических процессов в отдельных городах [Титков, 2007; Шинковская, 2008], символическим репрезентациям городов [Назукина, Сулимов, 2008], взаимодействию органов власти регионального и муниципального уровней [Воронков, 2007] и т. д.

Отдельные аспекты властных отношений в городских сообществах изучались в рамках анализа институциональных новаций в системе местного самоуправления. Принятие нового закона о местном самоуправлении (2003) и более поздние нормативные документы заметно изменили институциональный ландшафт и характер взаимоотношений внутри локальных элит. Активное внедрение моделей управления, исключающих прямые выборы населением глав муниципалитетов, наделенных одновременно статусом глав администраций, и замена выборов назначением сити-менеджеров отразили стремление правящей элиты к бюрократической рационализации местного самоуправления, позволяющей достроить нижние этажи «вертикали власти». Эти изменения нашли отражение в работах Н. Борисовой, И. Выдрина, В. Гельмана, Е. Зюзиной, А. Романовского, Б. Слатинова, К. Сулимова и других исследователей [Борисова, Сулимов, 2014; Выдрин, 2010; Гельман, 2008; Зюзина, Романовский, 2015; Слатинов, 2012; Слатинов, Меркулова, 2015].

В 2009 г. коллективом исследователей под руководством Владимира Гельмана был выполнен пилотный проект «Власть и управление в крупных городах России», полностью посвященный властным практикам в локальных сообществах и опиравшийся на международный опыт изучения власти. Поскольку данное направление изучения городской политики в российской политической науке фактически находится лишь в стадии своего становления, исследователи резонно ограничились двумя ключевыми аспектами темы: определением основных параметров локальных режимов в крупных городах России и оценкой влияния экономических, политических и институциональных изменений 1990—2000-х годов на их функционирование [Гельман, Рыженков, 2010, с. 50]. Под локальным режимом понималась «устойчивая констелляция акторов, институтов, ресурсов и стратегий на локальном уровне, обусловливающая характер осуществления местной власти и локального политико-экономического управления, основанного на реализации политического курса на местном уровне». Базовая типология городских режимов была построена на основе стоуновской классификации и модифицирована для российского контекста: 1) режим поддержания статус-кво, основанный на распределении ресурсов, главным образом в социальной сфере; 2) режим роста и развития, предполагающий экспансию бизнеса и ускоренный рост городов; 3) прогрессивный режим, ориентированный на ограничение роста, сохранение и улучшение окружающей среды. Кроме нее в анализе использовалась типология, уже апробированная для изучения региональных режимов, в соответствии с которой режимы подразделяются на полицентрические (плюралистические) и монополистические в зависимости от наличия или отсутствия доминирующего актора. В рамках последнего, в свою очередь, различаются (1) «режим большого бизнеса» (доминирование бизнеса) и (2) «административный локальный режим» [Гельман, 2010, с. 55–59].

Результаты исследования позволили сделать два самых общих вывода. Во-первых, динамика локальных режимов зависит прежде всего от политических и институциональных изменений на общенациональном уровне: «для режимов в городах России поворотными моментами стали как муниципальные реформы 1990-х годов, в ходе которых были сформированы органы местного самоуправления и проведены выборы мэров, так и контрреформы 2000-х, которые привели к изменению механизмов управления в ряде городов страны». Поэтому и перспективы дальнейшей эволюции локальных режимов в российских городах исследовательский коллектив связывает с вектором развития российской политической системы. Во-вторых, поворот к восстановлению иерархической системы регионального и местного управления (вертикаль власти) хотя и сузил рамки вариативности локальных режимов, но «по-прежнему можно говорить о достаточно широком пространстве для маневра локальных политических акторов в ряде важных сфер политики и управления» [Гельман, Рыженков, 2010, с. 51–52]. При этом влияние политических институтов федерального и регионального уровней остается неоднозначным: формальные правила, заданные центром, «не приобрели – по крайней мере, пока – предписывающей роли. По большей мере они служат “фасадом” для неформальных механизмов согласования интересов, не препятствующим ни одному из возможных исходов конфликтов между политическими и экономическими акторами». Кроме того, вариативность городских режимов связана и с различиями в естественных структурных характеристиках городских сообществ, а важные параметры локальных режимов во многом обусловлены «географическим положением и размерами городов, их местом в социально-экономической и территориальной структуре региона и страны, отраслевой структурой экономики города и региона» [Там же].

Некоторые предварительные выводы были сделаны и в отношении конфигурации локальных режимов. Главный из них состоит в том, что в современных российских городах вряд ли имеет место преобладание какого-то одного типа локального режима; скорее можно предположить их мозаичное «соседство» и «сосуществование». При этом некоторые тенденции и закономерности в развитии российских локальных режимов отчасти соотносятся с американскими и европейскими аналогами. В частности, элементы локального режима «поддержание статус-кво» в наибольшей степени характерны для малых и средних городов, где доминируют коалиции, осуществляющие дележ ограниченного объема бюджетных ресурсов, значительная доля которых распределяется на вышестоящих уровнях власти и управления. В крупных городах экономический рост стимулировал появление «элементов локального режима роста и развития», сопоставимых с машинами роста в американских городах, хотя и с несколько иными конфигурациями участников. В ряде крупных городов возникли и локальные общественные движения, хотя нигде они так и не смогли стать частью правящих коалиций [Гельман, 2010, с. 55–56].

Исследование подтвердило тенденцию формирования «режима большого бизнеса» в монопрофильных городах, где господствуют крупные предприятия общенационального масштаба. Показательным примером является режим в Череповце, ставший предметом специального внимания исследователей. В экономике и политике этого города доминирует Череповецкий металлургический завод – одно из основных подразделений компании «Северсталь». Приоритетной стратегией компании, естественно, является рост производства на заводе, а не благополучие города. Участие компании в общественно-политической жизни Череповца значительно и проявляется в различных формах. Местная власть практически полностью зависит от городской экономической элиты. Компания выступает основным поставщиком управленческих кадров: все мэры Череповца – бывшие работники металлургического завода. Она же формирует стратегии городского развития, определяя круг вопросов, которые включаются в городскую повестку дня. Компании удается в целом успешно поддерживать позитивный имидж и лояльное отношение со стороны горожан. Завод позиционируется компанией и местными властями как «символ прогресса и поступательного развития»; при этом негативное влияние завода, например на городскую экологию, либо замалчивается, либо оправдывается как неизбежный продукт экономического роста.