Читаем без скачивания Наше море - Владимир Дубровский

Катера противника, идя на выручку миноносцу, ставят дымовые завесы, и уцелевшие корабли ложатся курсом на юг.

— Дальше не ходить! — командует Ратнер. — Артиллеристу доложить, сколько осталось боезапаса!

Преследовать корабли врага не имело смысла. Транспорт уходил со скоростью до двенадцати узлов. Вражеские корабли прижимались к берегу, стараясь держаться под прикрытием береговых батарей.

Идти на прорыв противник не решился, а оттеснить вражеские корабли в море, где находился эсминец «Сообразительный», не удалось.

И все же итоги боя удовлетворили Ратнера: переход немецкого конвоя в Одессу был сорван. Потоплен сторожевой фашистский катер; головной транспорт, получив несколько прямых попаданий, выбросился на мель. Корабли охранения оставили его и ушли со вторым поврежденным транспортом в базу.

Схватка с кораблями противника длилась почти два часа. В течение этого времени Ратнер передавал контрадмиралу донесения о ходе боя и получал от него распоряжения.

Теперь бой был закончен. Ратнер приказал открыть огонь по селению Шаганы, где, по данным разведки, располагались немецкие части.

С берега противник не отвечал, и корабли легли на обратный курс к кавказским берегам.

Уже на второй день по выходе из Поти над кораблями Янчурина появился наш самолет–разведчик. Он сбросил вымпел, где сообщил, что обнаружил вражескую подводную лодку. Она пыталась атаковать тральщик с левого борта. Янчурин умело организовал ее поиск и атаку, и лодка была отогнана. [45]

В 9 часов 20 минут 13 декабря корабли Янчурина были обнаружены вражескими самолетами–разведчиками. Янчурин приказал открыть зенитный огонь. Один «юнкерс» задымил и, теряя высоту, ушел в сторону берега, но второй продолжал наблюдать за кораблями.

Часа через два дежурный радист перехватил радиограмму, адресованную контр–адмиралу Фадееву. «Обнаружил транспорты противника», — доносил Ратнер.

— Везет человеку, — вздохнул Янчурин. А что, если пойти к нему на помощь?

— Штурман, карту! — приказал Янчурин. Лейтенант быстро подал карту и вопросительно посмотрел на командира дивизиона. Но и карта не принесла утешения. Янчурин понял, что если он даже сейчас, еще не имея разрешения Фадеева, пойдет на сближение с Ратнером, то к месту боя поспеет только через пять часов.

— Да, не успеем, — заключил с сожалением Янчугрин, возвращая штурману карту. И снова поднял к глазам бинокль, тщетно всматриваясь в пустынное раздолье моря.

— Сигнальщики, смотреть внимательно! — еще раз приказал Янчурин.

— Есть смотреть внимательно! — отрепетовали с вахты.

Корабли дошли уже до Портицкого гирла, но судов противника на море не обнаружили.

В 16 часов Янчурин приказал открыть огонь по береговым сооружениям. Четверть часа стреляли тральщики главным калибром с дистанции девяносто кабельтовых, выпустили семьдесят один фугасный снаряд и наконец легли на курс отхода. Вечером снова появились самолеты противника.

Три «Савойи» с левого борта шли на корабли в атаку. Зенитчики приготовились встретить их огнем.

В это время сигнальщик доложил:

— Три «Хейнкеля‑115» с правого борта!

Янчурин, внимательно наблюдавший за обстановкой, заметил, что самолеты правой группы шли над морем на бреющем полете Было похоже, что «Савойи» хотят отвлечь внимание моряков от атаки торпедоносцев.

Янчурин разгадал тактику противника и приказал:

— Огонь по торпедоносцам!

Огонь был сосредоточенный и дружный, хорошо стрелял [46] тральщик «Якорь» под командованием капитан–лейтенанта Коровкина, и торпедоносцы не выдержали, отвернули. Через некоторое время атака повторилась. Все пушки и пулеметы ДШК вели энергичный огонь и снова отогнали самолеты. Атаки продолжались в течение часа, «хейнкели» так и не смогли сбросить торпеды и ушли.

Янчурин облегченно вздохнул. Он не знал, что, привлекая к себе внимание самолетов противника, облегчал задачу Ратнера.

На отходе командир тральщика «Искатель» капитан–лейтенант Паевский доложил Янчурину, что на главном двигателе пробита прокладка коллектора и в машинном отделении создалась большая концентрация газа.

— Надеть противогазы! Отдраить люки!

Корабли были уже в открытом море, когда наступила ночь. Мотористам приходилось работать в противогазах, и к тому же в темноте, так как люки были отдраены, а корабли соблюдали светомаскировку.

К мотористам в машину спустился замполит командира корабля старший политрук Хохлов.

— Нельзя включать свет. Нас обнаружит вражеская авиация!

Он кратко рассказал мотористам об успешном бое и о том, что корабли возвращаются в базу, домой.

В первый же день по выходе из Потийской базы эсминец «Сообразительный» был обнаружен немецким самолетом–разведчиком. Самолет сделал несколько заходов, определяя курс корабля. Была сильная облачность, разведчик снижался до двухсот метров. Тогда «Сообразительный» открыл огонь из носовых пушек.

Чтобы сбить с толку противника, контр–адмирал Фадеев приказал командиру повернуть и следовать на север. С наступлением темноты эсминец с выключенными огнями снова лег на курс к берегам Румынии.

В точку развертывания корабль пришел точно по счислению и маневрировал мористее острова Фидониси. Сигнальщики внимательно наблюдали за морем, особенно за северо–западным районом, так как контр–адмиралу Фадееву было известно, что в Одессе находятся главные силы вражеского флота. Оттуда можно было ожидать выхода фашистских эсминцев. [47]

Когда же Ратнер и Янчурин доложили об отходе тральщиков, эсминец «Сообразительный» направился к берегам Крыма, занятого фашистами, чтобы самостоятельно произвести в этом районе поиск кораблей противника. Однако эсминец никого в море не встретил и в сумерках направился к берегам Кавказа.

Наступила ночь. Командир корабля Ворков отдыхал на мостике. Капитан–лейтенант Чугуенко и корабельный штурман определяли место эсминца. Ярко светила луна, небо совершенно очистилось от туч, лишь на горизонте, прямо по ходу корабля, неподвижно лежали белые облака. Это было удивительное зрелище. Сгрудившиеся на горизонте облака были похожи на Кавказские горы со снеговыми шапками, у подножия их играли белые буруны.

И вдруг командир корабля увидел прямо по ходу эсминца, шедшего со скоростью тридцать узлов, высокие горы и белый прибой.

— Право на борт! — сразу скомандовал он охрипшим голосом и бросился к машинному телеграфу. — Штурмана! Куда вы ведете корабль?

На шум из рубки выбежал Фадеев. Чугуенко стал докладывать, что на горизонте только облака, мираж. Ворков не верил.

— Успокойся, Сергей Степанович, — рассмеявшись, сказал ему Фадеев. — Корабль идет правильным курсом.

…Потеряв из виду берег противника, командир тральщика «Мина» дал отбой боевой тревоги, оставив комендоров у пушек и пулеметов. Из камбуза вкусно пахло едой, матросы весело разговаривали, умывались, переодевались, сбрасывая задубевшую робу; кто–то напевал любимую песенку. По корабельной радиотрансляции уже передали итоги проведенного боя. Командир корабля Стешенко отметил отличившихся офицеров и матросов:

— Расчет носового орудия старшины Коклюхина метким огнем потопил катер противника. Комендоры корабля совместным огнем с БТЩ «Арсения Расскина» подбили транспорт и нанесли повреждение второму транспорту и миноносцу.

Сигнальщик Корниенко первым обнаружил корабли противника, это помогло своевременно изготовить орудия [48] к бою. А на море кто раньше даст первый залп, тот берет в свои руки инициативу, а часто и выигрывает бой.

На баке матросы подхватили на руки и качали Коклюхина.

— Молодец! Чисто отшлифовал фашистов!

Прошла еще одна ночь. Наступили пятые сутки похода. Дул холодный норд–остовый ветер, но офицеры и матросы неутомимо несли ходовую вахту. Мысль о том, что задание успешно выполнено и корабли возвращаются в базу, придавала им силы.

Когда показались берега Кавказа, в небольшой каюте замполита корабля собрались свободные от вахты коммунисты.

Перед каютой Воронцова встретились два дружка: Корниенко и Коклюхин. Они задержались у двери, и Корниенко сказал Коклюхину:

— Ты иди первый! Потопил катер, и транспорт комендоры угробили. Да и вообще артиллерия — это бог войны.

— А кто обнаружил неприятельские корабли? — ответил Коклюхин. — Не ты ли был тогда на мостике?

Парторг корабля — старшина 1‑й статьи Стасюн открыл дверь каюты. Внимательно посмотрев на матросов, он понял, в чем дело, ободряюще улыбнулся и пригласил обоих:.

— Идите уж, дружки, место найдется!

И вот они сидят рядом на узеньком кожаном диване, притиснувшись к стальной переборке каюты.

Корниенко волнуется. Напряженно слушает Воронцова.