Читаем без скачивания Проектор - Влад Эмир

Стюардесса, скорее всего, впервые столкнулась с таким равнодушным отношением представителя мужской половины человечества, к её красивой фигуре. Посмотреть и правда, было на что. Белокурое создание с нежно-голубыми глазами в форменных блузке и юбочке, еле прикрывавшими стройные ноги, как и тот крылатый богатырь, которому она служила, летая по салону авиалайнера, невольно притягивали к себе мужские взгляды, к огромному возмущению спутниц этих самых представителей сильной половины человечества. Поэтому, встретив такое равнодушие к своей персоне, девушка уже несколько минут стояла к нему вплотную и пыталась привести его, как ей казалось, в чувство – вернуть к жизни! Мозг Влада, перебиравший в этот момент все глубины своих извилин, где в тени наносной сторонней информации таились обрывки воспоминаний о событиях многолетней давности, не сразу выдал команду Владу о том, что к нему прикасается посторонний объект, тем более противоположного пола. Влад опомнился и его взгляд сконцентрировался на небольшой, но крепкой женской груди, которая всеми силами пыталась выбиться из тесной белоснежной сорочки со значком Аэрофлота на ней.

– Молодой человек, ну Вы меня и напугали! Вам чего – нибудь принести? Чай, кофе, лимонад, минералочки?

Влад в каком-то непонятном порыве наклонился вперёд и уткнулся своим лицом как раз в ложбинку между упругих и молодых грудей девушки – бортпроводницы. От неожиданности та опешила и какое-то мгновение не могла даже двинуться, не могла понять что произошло и кто посмел прикоснуться к тайнам её нежного девичьего тела. Она даже представить не могла, что кто-то посмеет на борту самолёта, при всём честном народе, хоть и спящим, так нахально совершить такой поступок. Ещё через мгновение она отпрыгнула от нахала, как ошпаренная кипятком и оказалась на коленях, сидевшего параллельно, напротив Влада, мужчины. Юбочка стюардессы задралась довольно высоко и Влад успел разглядеть узенький треугольник её белых и симпатичных трусиков, пока стюардесса стремительно пыталась слезть с опешившего мужичка, беспомощно болтая ногами и начиная густо краснеть. Кстати заметить, что данный мужичок тоже не спал и с самого начала наблюдал всю эту сцену, внимательно изучая все прелести этого молодого женского тела, так как стюардесса, пока приводила Влада в чувство, была обращена своей «филейной» частью как раз к этому самому мужичку, в наклонённом состоянии – мужичку просто некуда было деваться, да он и не хотел. Мужичок просто развёл руки в сторону, не касаясь девушки, наблюдая, как она пытается быстро слезть с него. Наконец, ей это удалось и она, уже в проходе, вызывающе отряхнулась, одним быстрым движением поправив всю свою форменную амуницию. Сделав на своём лице всю какую только можно обаятельность и показав жестами, что красота бортпроводницы ошеломляющая, Влад заказал себе коньяка – «соточку». Бортпроводница странно, изучающее на него посмотрела и улетела. Она не знала, да и не могла знать, что как раз в этот момент Влад усиленно пытался вспомнить тот момент в своей жизни, когда он первый раз встретился с Мариной. Коньяк был вскорости доставлен и стюардесса, выполнив заказ, не задерживаясь, проследовала по салону. А Влад снова принялся ворошить и перебирать свою память, причиняя столько неудобства своему и без того уже натруженному мозгу. Его беспокойный и непокорный разум пробивался сквозь оковы и замки времени вперёд…

Школа была маленькая, она находилась под одной крышей вместе с жилыми помещениями интерната, где и обитали дети, привезённые их родителями из тундры. Обучение было обязательным для всех, нравилось это или нравилось коренным народам Крайнего Севера. Поэтому в конце августа по стойбищам оленеводов летал вертолёт и зависал над ними, над этими самыми стойбищами, на высоте триста – четыреста метров. Кучки детей разбегались в разные стороны, прячась по сопкам и за яранги соседей. Зафиксировав их места схрона, летчик быстро сажал машину и оперативная бригада скоро обнаруживала беглецов, не желающих учиться, а желающих жить той же самой жизнью, как и их предки, пасти оленей и просто жить, не заморачиваясь ни на какие прелести надвигающейся на них цивилизации. Народы Севера из всех благ цивилизации хуже всего воспринимали обучение. Наловив полный вертолёт чукотских и эскимосских детей, учителя везли их за двести – триста километров от их яранг в посёлки, подобные посёлку в районе мыса Шмидта, в школы – интернаты, где эти дети находились на полном государственном обеспечении круглый год. Их даже пытались и летом распределить по пионерским лагерям, но тут уж кто поумнее, не решались этого делать. Другой смены у оленеводов, кроме собственных детей, не было, а сокращать поголовье оленьего стада в планы чиновников не входило. Вот и жили почти год в школе чукотские и эскимосские дети, учась. В одном классе с разноязычными своими сверстниками, собравшихся под одной крышей в этом суровом уголке той огромной, великой и необъятной Родины с названием – Союз Советских Социалистических Республик.

– Влад, знакомься – ты теперь со всеми этими ребятами и девчатами вместе учиться будешь!

Мама привела Влада в класс, где она стала классным руководителем, работая учителем в этой самой восьмилетней школе – интернате, в посёлке Рыркайпий, Шмидтовского района национального Чукотского округа, в Магаданской области. Влад был высоким юношей, поэтому сел за последнюю парту, рядом с Андреем. А впереди сидели девчонки – Марина Кайгалягвэ и Зоя Рультыневекетгеут. В классе было всего двенадцать человек. Школа, действительно, не могла быть большой. Миша Тыневокатгыргин, Вова Таян, Саша Эттынекей, Юра Шилов, Паша Попов и Таня Серова. Они и ещё несколько человек – один седьмой класс в школе. Почему семья Влада стала жить в Рыркайпие, а не на Шмидте, Влад так и не понял. Возможно, просто на тот момент на Шмидте не было свободного жилья или для мамы работа была только в Рыркайпие, а чего-то ждать или гадать родителям было недосуг. Вот так и случилось, что жить они стали в двухкомнатной квартире, в семейном общежитии, в посёлке Рыркайпий, откуда отец ездил за пять километров на служебной машине на мыс Шмидта, работая там каким – то начальником, отвечающим за разгрузку судов – за Северный завоз. Работы у отца сразу стало много – он целыми неделями пропадал в море и на складах. Мама с сентября начала преподавать в школе математику. Вот тогда и познакомился Влад с Мариной. Андрей уже год, как жил в посёлке, был обо всём осведомлен и всё знал. Он и показывал Владу все достопримечательности этого обычного чукотского посёлка и прилегающей к этому посёлку местности, настолько для местных жителей привычного, что они, эти местные жители, сами удивлялись изумлению приезжающих, видящих такую красоту и такой бардак в этом суровом краю. На краю Земли!

От аэропорта до посёлка мыса Шмидта, а потом до посёлка Рыркайпий, вдоль дороги, слева и справа тянулись горы различного мусора высотой четыре – пять метров, отодвинутые бульдозерами. Всевозможные бочки, бытовые отходы, пустые контейнеры, бутылки, банки и прочие, и прочие отходы цивилизованной жизнедеятельности человека. Этот мусор просто некуда было деть – с одной стороны тундра, с другой море. Оврагов в тундре нет, есть только вечная мерзлота, которую рыть невозможно, только взрывать. Выбрасывать мусор в океан было бы полным безумием! Вывозить на материк не имело смысла – мусороперерабатывающих заводов не было даже и в больших городах на материке, тем более их не было здесь. За время освоения Крайнего Севера, на Чукотку, были доставлены сотни тысяч тонн различного топлива, продовольствия, техники и всего прочего. И вот это всё доставленное, отработанное и переработанное, пришедшее в негодность по разным причинам, в том числе и климатическим, так и стояло вдоль дорог, памятниками житья – бытья северян. Просто девать это было некуда.

В августе и сентябре на Чукотке ещё стоял полярный день и Влад с Андреем бродили по горам промышленных отходов, металлолома, по всяким свалкам, просто надеясь чего – нибудь найти стоящего. Когда – то сюда приезжали японцы. Сделали коммерческое предложение – привезти сюда мощные прессы, спрессовать и вывести весь металл и мусор. Короче мы за вас здесь всё уберём, а взамен возьмём этот же мусор! Но японцам отказали. Во-первых, капиталисты – эксплуататоры, а во-вторых, не дадим, пусть лучше сгниёт, но у нас! Раз наше – пусть и ржавеет у нас! У нас вообще металла хоть ешь! Вот и бродили поселковые дети по этим свалкам, расстреливая из рогаток стеклянные бутылки и банки.

Когда становилось холоднее, походы прекращались. Начинались осенние штормы, достигающие девяти баллов. Огромные волны накатывались на берег, разрушая понемногу прибрежные скалы. Однажды океан выкинул на берег целого кита, уже не живого, но огромного, как двухэтажный дом. Кит очень долго пролежал на берегу, пока его исклёвывали всевозможные птицы, но в конце концов догнил сам. А когда уже наступила полярная ночь, пришло время и Марины. Влад позже узнал, что девчонки развиваются быстрее мальчиков, это было интересно. Влад приходил вместе с Андреем – Марина и Таня жили в общежитии, где были тёмные коридорчики и проходы. В скором времени, после знакомства, Марина уже восседала на коленях у Влада, чего-то явно ожидая. Через месяца три после их знакомства, они в первый раз поцеловались. Опыта в этом деле у них, естественно, никакого не было, но они с огромным удовольствием обучались этому искусству, ощущая, как новое необычное чувство загоралось внутри, толкая совершить шаг к чему-то совершенно неизведанному и потому так манящему их друг к другу. Но сделать этот шаг мешало и запрещало другое, очень строгое чувство – стыдливость. Да и холоднее становилось день ото дня. Владу так и не удалось добраться до груди Марины, даже выяснить – есть там она или нет, столько было надето на них одежды. Вообще-то он прекрасно знал, что они есть, на уроках он долго рассматривал её, представляя в совершенно другом виде то, что скрывала школьная форма. От этих представлений пуговицы на его брюках готовы были выскочить из зацепления. А на выпускном – после восьмого класса, начался такой кавардак, что было не до грудей. И не до Марины.