Читаем без скачивания Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов - Джейсон Берри

После Второй мировой войны Чарльзтаун оставался во многом ирландским и рабочим городком. Местная молодежь вступала в стычки с полицейскими и хулиганами из других районов. Чарльзтаун находился в избирательном округе для выборов в Конгресс, от которого в 1946 году кандидатом шел двадцатидевятилетний Джон Кеннеди – богатый красавец, он жил в роскошном отеле на Бикон-Стрит. Сглаживая впечатление от своего аристократического положения, Кеннеди обменивался рукопожатиями с рабочими верфи, взбирался по лесенкам трехэтажек, чтобы встретиться с матерями-домоседками, и часто упоминал о своем участии во Второй мировой войне. От имени своей семьи Кеннеди вручил архиепископу Ричарду Кашингу чек на $650 тысяч на строительство госпиталя в Брайтоне в честь своего брата Джозефа Кеннеди, разбившегося на самолете во время Второй мировой[63]. Кеннеди удалось завоевать симпатии многих горожан, и он победил на выборах. В апреле 1961 года он пригласил коллег по Совету Рыцарей Колумба в Банкер-Хилл на прием в саду у Белого дома, где они, переживая восторг, могли «поболтать со своим президентом»[64].

Кашинг стал кардиналом и легендарным фандрайзером в тот момент, когда бостонские католики процветали. К 1967 году он надзирал за масштабным проектом строительства, на который ушло $300 миллионов: сюда входило возведение трехсот младших и средних школ и создание восьмидесяти шести новых приходов. Как отмечал его биограф, благодаря его плану страхования собственности архидиоцезии «его приходам удалось сэкономить десять миллионов долларов в течение двадцати лет»[65]. Кашинг пожертвовал $200 тысяч на обновление церкви в родном городе папы Иоанна XXIII и $1 миллион на строительство католического университета на Тайване.

В середине восьмидесятых, когда Бернард Лоу стал кардиналом, на новой волне иммиграции сюда прибыли черные и латиноамериканские семьи; дешевое жилье в Чарльзтауне в основном заняли цветные. Белые, которые могли это себе позволить, переселялись отсюда начиная с середины семидесятых, когда федеральный судья распорядился о мерах по преодолению сегрегации в государственных школах Бостона, что вызвало в Чарльзтауне горячие протесты белых. Когда состоятельные белые начали покидать это место, молодые люди, устроенные на хорошие работы, начали перестраивать старые многоквартирные дома под просторное жилье для маленьких семей. Стоило немного пройтись вниз вдоль реки, и можно было увидеть ирландских наркоторговцев на убогих улочках, которые подсаживали на наркотики многоэтничных обитателей соседних домов и увеличивали статистику преступлений среди местных. Границей домов служило благородное здание судостроительной верфи. В этом месте стояли три приходские церкви, расстояние между которыми было не больше мили. Во времена кардинала Лоу сюда уже тихо подкрадывался финансовый кризис, но Питер Борре и Роуз об этом еще ничего не знали, когда воскресным утром 2004 года он с Роуз сидел на скамьях в самом бедном приходе Чарльзтауна.

Прозрение

Шестнадцатилетний Питер Борре поступил в Гарвард, где он изучал историю, и, выйдя оттуда с дипломом в 1959 году, прослужил три года в Военно-морском флоте США. В 1963 году он защитил диплом по международной экономике в Школе передовых исследований международных отношений при Университете Джона Хопкинса. Отец желал, чтобы Питер изучал право, но вместо этого тот получил очередной диплом по международным финансам в Гарвардской школе бизнеса. Опыт службы во флоте был для него очень важным: здесь он научился дисциплине и работе в команде, а также мог увидеть, что система приказов на корабле может действовать эффективно. Его сформировали три организации: Военно-морской флот, Католическая церковь и Гарвард, именно в таком порядке. В его сознании существовала связь между флотом и церковью, всемирным институтом, который испытывает на себе влияние войн, скандалов и отдельных нечестных пап. Миссия церкви исходит от Бога, но люди в состоянии испортить что угодно.

Роуз Пайпер обожала проповеди отца Боба Боуерса, священника за сорок с серебряными волосами, который энергично напоминал прихожанам, что в их приходе встречаются самые разные люди; он изучал испанский и руководил социальными программами, благодаря которым Роуз могла радоваться тому, что принадлежит к Католической церкви. Она была глубоко тронута, увидев, как двое приемных сыновей гей-пары принимали первое причастие. Ее сознание не могло примириться с браками гомосексуалистов. Большую часть жизни она голосовала за республиканцев, но добрые гражданские браки казались ей хорошим делом. Она знала, что многие дети на улице употребляют наркотики и дерутся, пуская в ход пистолеты, и потому понимала, что у этих двух мальчиков по крайней мере есть семья, хотя и странная: двое мужчин, которые их любят, причесывают их, одевают в красивые наряды и молятся с ними в церкви.

В приходе Св. Екатерины Сиенской «церковь» значила больше, чем правила, и она чувствовала, что здесь ее духовный дом, особенно когда вспоминала свои прошлые надежды, не ставшие реальностью. Когда они жила в Делавэре, она воспитывала двух своих сыновей и двух дочерей в церкви, а затем все они отошли от веры или к ней охладели. По каким-то причинам ее старшая внучка, выросшая в Калифорнии и заканчивающая Университет Виргинии, была горячо предана Католической церкви. Роуз понимала, что дети ее многому научили, в частности научили терпимости в изменяющемся обществе. Этой терпимости не хватало церкви, которую она любила, и ей было от этого больно. Эти епископы! Они покрывают сексуальные преступления! Вся эта ложь! Кто-то должен сказать им всю правду!

Поскольку Билл страдал слабоумием, от Роуз требовалось неимоверное терпение, и посещение мессы вместе с Питером давало ей утешение. Ее зять, проникнутый европейским духом, мог быть бестактным и порой даже надменным, но он обладал добрым сердцем. Она радовалась тому, что они с Мэри Бет нашли друг друга.

Питер Борре не мог не вести активную деятельность в приходе. После своего переезда в 1987 в Бостон он совершал бесконечные перелеты по делам. Иногда его сопровождала Мэри Бет, когда она могла и если ее привлекало место. Чаще он ездил один. Возвращаясь из Западной Африки, он обычно останавливался в Париже, где посещал церковь августинианцев. Иногда же он бывал в Лондоне, и тогда посещал церковь Св. Мартина в полях неподалеку от Трафальгарской площади. А вернувшись в Бостон, он нередко ходил в собор Св. Креста в центре города. Но так он поступал лишь изредка, проходило несколько воскресений, и он возвращался в родной приход.

Когда Борре пересек рубеж пятидесятилетия, он нередко думал о своей духовной жизни в прошлом, до того, как распался его первый брак. На момент развода ему было за тридцать. Он считал, что это произошло из-за его собственной неверности и нездоровой поглощенности работой. В двадцать с чем-то он женился на дочери европейского посла, которая воспитывала его сына и двух дочерей одна, потому что он всегда был в командировках. Глядя в прошлое, он мог понять, что его долгие отлучки на самом деле были бегством. После развода он испытывал чувство неприязни к себе самому. Со временем он начал поддерживать добрые отношения со своей бывшей женой, которая уже почти три десятка лет прожила с другим мужчиной на Мартас-Виньярд. Постепенно, не без боли, он восстановил связь со своими детьми. Теперь они уже выросли, так что у него появилось несколько внуков и внучек.

На каждой мессе он пытался восстановить духовное равновесие, найти потерянный нравственный центр жизни. Но когда на воскресной службе все вставали и подходили принимать евхаристический хлеб, в котором присутствовал сам Христос, Борре не решался последовать за другими. Он продолжал сидеть, пока люди выстраивались в очередь, чтобы причаститься.

Борре отказался от мысли о том, чтобы аннулировать свой первый брак, что позволило бы ему получать причастие. Многие католики считали, что такой процесс аннуляции – это возвращение к забытой боли развода. Из слов отца о Роте, высшем суде Католической церкви, который мог аннулировать брак, Борре мог понять, что этот процесс походил на рэкет. Его отец, американский юрист с хорошими связями в Риме, иногда передавал дела специалистам по каноническому праву из Роты, и сам Питер помогал отцу переводить некоторые прошения на итальянский.

«Я не раз слышал разговоры, – вспоминал Борре, – о том, насколько все там пронизано ложью. Там давали ложные показания о психическом состоянии супруга накануне вступления в брак. Ради этого заинтересованной стороне приходилось вести тайные переговоры и платить деньги за составление ложных документов. Мой отец лишь изредка соприкасался с подобными делами. Ли Бувье, сестре Джека Кеннеди, понадобилось аннулировать брак, чтобы выйти замуж за польского аристократа Станислава Радзвилла. Католическому президенту не подобало иметь разведенную близкую родственницу, тем более что она была подружкой невесты на его свадьбе. Это было ненадежное дело, однако Священная Рота с ним справилась, так что Ли смогла стать «княгиней Радзвилл». В бурные шестидесятые она провела немало времени в Риме. В 1970-х она развелась со своим князем. Но на тот момент это уже не имело политического значения».