Читаем без скачивания Капитан и Враг - Грэм Грин

– Точным наукам?

– Ну, я не очень силен по части точных наук. Да я и не представляю себе, чтобы Джим когда-либо стал ученым.

– Закону Божьему?

– Это скорее по части женщин. Это твоя обязанность.

– В религии я сама не очень сильна.

– Дай ему Библию, и пусть читает. Нельзя заставить парня верить, Лайза. В процессе жизни человек либо приходит к вере, либо уж не верит вообще.

– Ты, мне кажется, так этому и не научился.

– Значит, слишком много тебе кажется. Я ведь тебе раньше рассказывал, что, когда я бежал из плена и спустился с Пиренеев, я наткнулся на монастырь. У меня не спросили документов, не донесли в полицию – то, что я там видел, было, конечно, кучей глупостей, но это были хорошие люди, во всяком случае, они хорошо ко мне отнеслись. А когда ты сам не слишком хороший, ты уважаешь хорошего человека. Я бы хотел, когда буду умирать, чтоб со мной рядом был хороший человек. Хороший человек проповедует уйму глупостей, а плохой проповедует правду, но какая, черт побери, разница, если ты умираешь? Я не собираюсь учить малыша глупостям. Пусть читает Библию и привыкает сам обо всем судить. А я буду учить его географии.

– Ну а потом есть ведь еще языки. Я бы не хотела, чтобы мой мальчик знал меньше других.

– Молодчина, Лайза. Вот ты и сказала.

– Что сказала?

– До сих пор ты еще ни разу так не говорила: «Мой мальчик».

– Ну ведь, в общем-то, я думаю, он теперь стал моим…

– А что до языков – никакой проблемы, Лайза. Можно купить ему пластинки – «Учись сам немецкому… испанскому…» А я, как известно, немного кумекаю в обоих – и ты знаешь почему. Так что я могу поднатаскать его…

Вот как получилось, что я, по счастью, на какое-то время избежал школы и приступил, если это можно так назвать, к домашнему обучению. Уроки Капитан давал мне не слишком регулярно: все ведь зависело от него, а он очень часто отсутствовал. Занятия у нас происходили как бы тайком, что делало их лишь более интересными: соседи видели, как в положенное время я отправлялся в школу, но не видели, как я быстро возвращался окольным путем и садился за уроки у себя в комнате. Иначе слухи о том, что я не хожу в школу, безусловно, достигли бы властей. Таким образом, не очень это сознавая, я по-своему уже последовал за Капитаном и вступил на путь нелегальщины.

Я плохо помню занятия языками; у меня лишь сохранилось впечатление, что Капитан куда свободнее чувствовал себя в немецком, чем в испанском – возможно, потому, если он говорил мне правду, что больше времени провел в германском плену, чем беглецом в Испании. Это обстоятельство сказывалось и на его преподавании географии. Это были уроки человека, исколесившего мир при довольно необычных обстоятельствах, и, пожалуй, куда более живые, чем поверхностные знания школьного учителя, почерпнутые из книг.

Попробую воспроизвести здесь часть типичного урока по географии.

– Если тебе надо попасть из Германии в Испанию, какой ты выберешь путь? – спросил меня Капитан.

– Я полечу, – сказал я.

– Нет, нет, это не по правилам. Мы же с тобой как бы играем в игру. Вроде «Монополии». Идет война, так что по правилам игры ты должен передвигаться пешком.

– А почему не на машине?

– У тебя нет машины.

А меня все еще занимала мысль об его машине. Если он за нее заплатил, то откуда взял денег, или же он поступил как тогда, когда мы обедали и ели копченую лососину?

Капитан купил школьный атлас и раскрыл его передо мной; по-моему, он с облегчением увидел, что я достаточно хорошо ориентируюсь по карте со всеми ее условными обозначениями и разбираюсь, какими красками выделены реки, железные дороги, горы.

– Пожалуй, я пошел бы через Францию, – сказал я.

– О нет, так нельзя. Франция занята противником. Там всюду немцы.

Я сделал новую попытку.

– Через Бельгию? – предложил я.

– Это уже лучше. Там тоже немцы, но тебе, понимаешь, дали адрес. Конспиративной квартиры. Что-то вроде этого подвала. В городе под названием Льеж. Найди Льеж.

Он по буквам произнес мне название города, и я его нашел, но по-прежнему был в некотором недоумении.

– А зачем мне нужно идти в Испанию?

– Потому что это нейтральная страна, кроме того, ты можешь оттуда попасть в Португалию, а затем – в Англию. Где Португалия?

Поискав немного, я нашел Португалию.

– Португалия – на нашей стороне, – пояснил он, – но сначала тебе надо попасть в Испанию. Как же ты это сделаешь?

Уразумев, что география – это своего рода военная игра, я начал получать от нее удовольствие. Я внимательно смотрел на карту.

– Хоть во Франции и немцы, мне все равно придется каким-то образом пробираться через нее.

– Правильно. На квартире ты обнаружишь четырех летчиков, которые тоже там прячутся, и храбрую молодую женщину – не старше Лайзы, – которая будет вашим проводником. До Пиренеев вы поедете поездом. Пиренеи – это горы. Найди их.

У меня ушло на это побольше времени, потому что я спутал Пиренеи с Арденнами.

– Но как же это немцы не остановят нас?

– А у этой женщины фальшивые документы для всех вас. К тому же остальное немного говорят по-французски. Во всяком случае, лучше немцев. А ты не говоришь, поэтому она забинтовывает тебе голову перепачканным кровью бинтом, чтобы ты не мог говорить. Жертва бомбежки, сообщает она всем, а также что тебя ей доверили. Ну а про остальных она говорит, что они познакомились в поезде и подружились. Словом, вы благополучно пересекаете Париж и садитесь на другой поезд. Выходите вы из него в местечке под названием Тарб. – Капитан по буквам произносит название. – А теперь найди мне Тарб.

Для меня это была только игра, а не часть истории. Сколько из того, о чем рассказывал мне Капитан, было правдой, я и по сей день не знаю, но я бесспорно, получал удовольствие от наших занятий географией, особенно когда перебирался ночью через Пиренеи, босой, по снегу, прислушиваясь, не раздастся ли чавкающий звук шагов немецких патрулей. Все последующие занятия географией стерлись из моей памяти, так что даже и сегодня я весьма смутно представляю себе Испанию и Португалию – не то что Западную Германию, Бельгию и Францию, – помню только, когда мы добирались до Испании, урок географии начинал подчас превращаться в урок истории.

Особой симпатией у Капитана пользовались Дрейк и Генри Морган [Дрейк, сэр Фрэнсис (1540-1596) – английский мореплаватель, руководитель пиратских экспедиций в Вест-Индию; Морган, сэр Генри (1635?-1688) – валлийский пират].

– Это были пираты, – сказал он, – бороздившие в поисках золота Семь морей.

– И что же они делали?

– Отбирали золото у испанцев.

Капитан рассказал, как испанцы переправляли на мулах золото с тихоокеанского побережья Панамы на атлантическое (и показал мне их путь на карте) и как Дрейк устроил каравану засаду.

– Они были воры?

– Нет, я же сказал тебе. Пираты.

– А что делали испанцы?

– Они отчаянно сражались. Это были по-настоящему мужественные люди.

– И кого-то при этом убили?

– Людей убивают и в боксе. – Капитан довольно долго молчал, погруженный в свои мысли. Потом сказал: – Воры крадут по мелочам. Пираты же крадут миллионы. – И снова надолго задумался. – Я думаю, воров тоже можно назвать пиратами – только в меньшем масштабе. Им не так везет, как пиратам, и не бывает у них таких возможностей.

Этот урок часто прерывался молчанием, и в ходе его Капитан упомянул лишь несколько географических названий. Я попытался заставить его побыстрее перейти к Португалии, но у меня ничего не вышло. После очередного молчания он сказал:

– Будь у меня деньги, хотел бы я отправиться по следам Дрейка – в Панаму и во все эти страны, откуда везут золото, только Лайзе там бы не понравилось: она бы не чувствовала себя там дома. И все же когда-нибудь, может…

Я ткнул пальцем в карту и вторично произнес:

– А как насчет Португалии. Какая она, Португалия?

– Агломерация сардин. – Он употребил слово, которое сам едва ли понимал, не говоря уже обо мне. – Оставь в покое Португалию. Тебя в школе учили стихам, малыш?

Я прочел стихи, которые нас заставляли в школе учить наизусть. Сейчас я их забыл, но в них говорилось про доблестного Горация, который удерживал какой-то мост. Капитан прервал меня:

– По мне, так лучше уж неделю подряд смотреть «Кинг-Конга». – И извиняющимся тоном добавил: – В общем-то, я не очень люблю поэзию, но вот есть стихи одного малого по имени Киплинг, которые застряли у меня в голове. О, его бы не поняли в твоей школе. «Доблестный Гораций», – с презрением повторил он. – Разве это имя для мужчины! А вот Киплинг описал чувства мужчины – во всяком случае, такого, как я. Он будто обращается ко мне. Может, если б Лайза тоже так чувствовала, нас бы уже давно тут не было, мы были бы богатые и жили покойно и уютно.

– Разве тут вам не покойно? – спросил я.

Он не ответил на мой вопрос – во всяком случае, впрямую. Он произнес: