Читаем без скачивания Письма в квартал Капучино (сборник) - Георгий Панкратов

Официант поставил на стол бутылку пива и огромное блюдо, на котором лежали два белых куриных яйца и листик салата.

– Ладно, хорошо, – мрачно сказал Валерий. – Я все понимаю. Но она спала со мной, вы знаете это вообще? И спала не один раз.

– Это шоу, – развел руками сидящий справа. – Ты еще не заметил, мужик? Мы делаем шоу. Это реалити, жизнь.

– Так какие же вы тогда блюстители нравов? Или как вы там себя называете? Какое право вы имеете судить?

– А мы и не судим, – неожиданно серьезно сказал сидящий слева. – Мы просто тебя презираем. Я вот, например, тебя ненавижу и хочу убить. А судить тебя будут зрители.

– Как? – усмехнулся Валерий. – Посредством эсэмэс-голосования?

– Ты пошути мне еще. – Сидящий справа ткнул его в бок. – Шутничок нашелся. Мы поборники нравственности. Мы делаем свою программу, чтобы таких уродов, как ты, стало меньше. Чтобы боялись, понимаешь? И чтобы хоть так приходили к мысли, что семья – это святое. Если своих мозгов не хватает дорубить.

– Оно понятно, что твоя жизнь испорчена, – подхватил сидящий слева. – Ни одна девушка – я имею в виду нормальную девушку, женщину – после того, как увидит это телешоу, не подойдет к тебе. А если подойдет, так только затем, чтобы плюнуть тебе в рожу. Потому твоя судьба отныне холостяцкая. Вечно жить одному. Ни жены, ни детей, будешь один-одинешенек.

– Интернет-мемы видел: Forever alone там, да, дрочеры всякие? Вот, теперь будешь такой же. Ребята, – обратился в камеру сидящий справа, – операторы или кто там. Сделайте ему потом эту рожу – Forever alone – для эфира. Да? А ему пойдет, правда? – Зал загудел одобрительным смехом. – Но это, я скажу, по заслугам. Будь наша воля, мы бы наказали тебя по-другому, правда?

– Правда, – продолжил сидящий слева. – Еду жена готовила? – обратился он к Валерию.

– Да, – уныло ответил он.

– А сам умеешь?

– Нет.

– Ну, конечно. Мы и не сомневались. Вот посмотрите на него, россияне, как такой человек может что-то уметь делать? Посмотрите и узнайте себя. И пока не поздно, опомнитесь.

– Итак, – сказал сидящий справа, – готовить ты не умеешь. Жены у тебя нет. Как ни крути, ты со всех сторон неудачник. Будешь делать себе яичницу и заливать свое горе пивом, пока у тебя не вырастет брюхо. Потому что ты неудачник, а что еще делать таким неудачникам, как ты? Только пить пиво и набивать брюхо яичницей? Не спортом же заниматься?

Зал рассмеялся.

– Занимаешься спортом, нет?

– Нет, – ответил Валерий.

– Конечно, – рассмеялся сидящий справа, – вот и помрешь дрищом. А чтобы свою новую жизнь, свой новый, так сказать, общественный статус ты мог прочувствовать прямо сейчас, осознать всю его прелесть, мы тебе поможем. Да, мы тебе поможем…

Валерий дернулся и хотел выскочить из тесных объятий сидящего справа, но у него не получилось.

– Да сиди ты, – раздраженно сказал тот и несильно ударил его кулаком в бок. – Для того чтобы ты понял, какая тебе предстоит жизнь, мы тебя прямо сейчас посвятим в нее. – Он взял открытую официантом бутылку пива и поднес ее к голове Валерия.

– Не надо, – тихо прошептал Валерий. – Дайте я уйду.

– Уйдешь, обязательно уйдешь. – Сидящий справа начал медленно поливать Валерия пивом из бутылки. – Но уйдешь посвященным. Ну, как тебе пивко? Любил пивко раньше попить?

– Я вино больше…

– Ну, вино… Вино – это ты с женой пил. Забудь. Нет жены – нет вина.

Сидящий слева взял по яйцу в каждую руку, занес над головой Валерия и со всей силы стукнул яйца друг о друга. Содержимое яиц начало расползаться по волосам, стекать на лицо, Валерий дернулся, но сидящий слева схватил его за руку. Стали подбегать люди из зала, чтобы снять Валерия на мобильный телефон. Парни в костюмах позировали на его фоне – Валерий был смешным и жалким, казалось, он сейчас расплачется.

– Ну, – довольно усмехнулся сидящий справа, – что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Я… – прошептал Валерий, дрожа от стыда. – Я просто обычный человек. Обыкновенный.

– Пошел вон, обычный человек, – злобно сказал сидящий права и сильно толкнул его, а сидящий справа поднялся, освобождая путь.

Валерию не нужно было повторять: он вскочил как ошпаренный и, не оглядываясь, под свист зала побежал к выходу из ресторана и скрылся за дверью.

– Ну, что я могу сказать? – Сидящий справа повернулся к камере, и зал затих. – Да и что тут скажешь? В общем-то, все ясно. Очередной неверный муженек, очередной взрослый человек либеральных взглядов. Персонаж типичный и ничем не примечательный. Единственное, что я могу добавить, так это то, что нам в новой России не нужны обычные люди. Обычный человек – это помойное ведро для пива и яичницы. Нам нужны сильные, мужественные, ответственные, верные, любящие мужчины, которые построят великую Россию – ту, за которую никогда не будет стыдно. – Он повернулся к сидящему слева: – Такие, как мы. Верно?

Зал зааплодировал и рассмеялся, оператор отключил камеру и стал что-то объяснять своему помощнику, публика начала разбредаться.

За самым отдаленным столиком, в затемненном углу ресторана сидела Тигра в компании стеснительного молодого человека в очках. Парень ерзал на стуле и явно чувствовал себя неуютно, не зная, как поддержать разговор.

– Вот так мы и делаем нашу передачу, – устало произнесла Тигра, оборачиваясь к нему и зевая. – Вы что-то еще хотели выяснить?

– Нет, я хотел… – замялся молодой человек. – Понимаете, это моя студенческая журналистская работа. Можно сказать, одна из первых. – Он поправил очки. – Мне действительно было очень полезно посмотреть, как вы делаете ваше шоу, так сказать, изнутри. Скажите, а кто поставляет вам героев? Или вы их как-то сами находите?

– Ну… Нам их, скажем так, заказывают.

– А кто? – изумился журналист.

– Люди. Совершенно разные. Они охотно идут на это, люди ж у нас такие, сами знаете. Кому-то, может, досадил кто, личные счеты… А мы начинаем прорабатывать человека, какие грешки водятся. Нам-то что? Нам – рейтинг.

– Кстати, – голос журналиста немного дрогнул, но он собрался, – а что вы делаете в свободное время?

– Да ничего. У меня его практически нет. Сейчас поеду, виски выпью двести грамм… – Она закрыла глаза, потом снова открыла и посмотрела на молодого человека. – Но это ненадолго. А потом снова работать.

– Слушайте. – Журналист набрал в рот воздуха и выпалил: – А давайте я вас приглашу. Я знаю, где очень хороший виски.

Ведущая оценивающе посмотрела на него, затем открыла сумочку и начала что-то искать в ней.

– А вы женаты? – спросила она.

– Нет, нет, что вы, – замахал руками журналист.

Тигра протянула ему визитку, тот взял и посмотрел недоуменно, ожидая пояснений.

– Вот женитесь, тогда и звоните. И хватит тогда в газетки пописывать, станете настоящей телезвездой.

Она встала и направилась к выходу, не простившись ни с молодым человеком, ни с кем-то еще из зала. Через несколько секунд она была уже на улице и торопливо раскрывала зонт.

Скрипка

Старик долго ждал того дня, когда пойдет дождь. Во все окна летел песок, и, когда бы он ни открыл их, мелкие песчинки засыпали подоконник, спешили в холодную кровать, на постельные принадлежности, на старые газеты, в неприличном количестве скопившиеся на прикроватной тумбочке. Долетали они и до фотографии, которая все время норовила завалиться набок. Счастливые глаза мужчины и женщины, людей пусть не молодых, но крепких, исполненных жизненных планов, смотрели с фотографии на полусгоревшую розетку, куда-то в бездну ее черных внутренностей.

Старику становилось не по себе в такие моменты; вздыхая и охая, он направлялся к тумбочке и поправлял фото. В их доме было много пыли, но фотография всегда блестела; в стекле, которое защищало от внешнего мира их счастье, ставшее кадром, отражались солнце, свет люстры и пристальные, редко мигающие и словно удивленные глаза жены, когда она подолгу смотрела на это маленькое свидетельство их прежней жизни. Куда она торопилась, куда мчалась та жизнь? В эту постель, присыпанную летним песком сквозь окно, в растрепанные ветром муниципальные газеты… Старик протирал рамку тряпкой, которая лежала тут же, на тумбочке или – в те дни, когда не подводила память, – в верхнем ящике.

– Закрой, – просила жена, и слабая рука ее делала неопределенный жест, указывая то в направлении окна, то куда-то в сторону потолка. Она почти постоянно лежала, хотя ее не мучили болезни, столь свойственные пожилому возрасту и лишающие людей радости ходьбы. Ходить она могла, но радости это не доставляло.

Заунывное лето никак не заканчивалось. Лето было для молодых, и в отношении молодости, цветущей вокруг, у старика не было никаких иллюзий. Вопреки распространенному среди подростков заблуждению, он не ненавидел молодость, не терзался завистью, не томился бессилием повернуть свою жизнь вспять.