Читаем без скачивания Не обещай (СИ) - Ренцен Фло

И еще: когда он вернулся, то будто что-то во мне переключил, и вот я больше не испытываю потребности шифроваться ни перед собой, ни перед миром. Да, я живу с мужчиной и зовут его Рик.

Разве не читала я, что, якобы, замечено у «звезд»: сначала новые отношения тщательно скрываются, затем аккуратно «не афишируются», но потом приходит время, и их выставляют напоказ, хвалятся, чтобы видели все.

Уподобившись ВИП-персоне, рапортую Каро:

Да.

Но это же не Миха??? - истерит-пишет она.

Опоздала, думаю — и слава Богу.

Нет. Его зовут Рик. Мы начали встречаться еще до Нового Года.

Она: Так чего ты мне плакалась, что под Новый Год одна осталась, застряла, встречать тебе не с кем?

Терпеть не могу баб, которые ни за что не порадуются за других, потому что не в состоянии радоваться за себя. Их так тошнит от чужих россказней про счастье и благополучие, что они начинают приумножать выдуманные — чужие же — проблемы и неурядицы, тайком надеясь, что «номен эст омен» и окошко Овертона никто не отменял. Терпеть не могу.

Но я же говорю, по отношению к Каро во мне чуть ли не с самых школьных лет установилось ощущение некоего морального и психологического превосходства, а значит, и терпимости.

Подобная позиция позволяет терпеть ее гонево и все равно считать ее своей лучшей подругой. Во-первых, я старше чуть ли не на год, поэтому и умнее, и по жизни самодостаточнее. Во-вторых, никакой ее бред не в состоянии вывести меня из равновесия, хоть я и a) не плакалась, b) не застревала и одна не оставалась, c) встречать мне почти было с кем — чем мама хуже каких-то там мужиков? В-третьих, друзей, кроме нее, у меня почти нет, а ее я знаю с пятого класса. Нет, мы давно уже не те «сестры», однако воспоминания о тех незапамятных, до-михинских временах чрезвычайно помогают не зацикливаться на очередном ее заскоке.

Вот я и не ведусь на ее туфту — хочет погнать, пусть гонит. Вкратце обрисовываю, что на Новый Год Рику нужно было уехать. Нахожу в себе силы, вернее, их даже искать особо не приходится, чтобы поведать, что до Нового Года у нас были «отношения без обязательств», затем мы решили съехаться и теперь живем вместе. Пишу об этом нейтрально, не впадая ни в романтику, ни в драматизм. Затем говорю себе, что Каро, итит-ее-мать, уже большая и если мне чего-то постоянно и не договаривает, то я перед ней шифроваться не обязана — и очень, очень сжато, оперируя одними только безликими и безэмоциональными фактами, рассказываю про меня и Миху.

Срабатывает. В целом Каро воспринимает мои сведения, как некую сводку о погоде, ощутимо успокаивается и изъявляет желание быть представленной моему новому «партнеру», когда закончится «все это», и она снова сможет беспрепятственно «перемещаться из страны в страну».

Каро «задабривается» настолько, что даже забывает поинтересоваться, где «он» работает. «Где работает» — признаться, ответ на этот вопрос достаточно заковырист. Тут мне теперь есть о чем порассказать, но я рада, что не приходится рассказывать Каро и ломать при этом голову, гадая, о чем говорить, а о чем молчать.

***

Итак, Рик вернулся. Наверно, сам от себя не ожидал.

Начнем с того, что мне нравится новое положение с ним: «мы разговариваем и даже друг другу вопросы задаем».

Что бы там Рик ни «стрельнул» мне своими бесчисленными взглядами в день своего возвращения — положение это устанавливается в доме, частью которого он теперь тоже является. К его оставленным вещам «из коробки» — во время его... э-м-м... отлучки я их даже выстирала, за что сама потом себя презирала — присоединяются другие вещи, причем не только одежда, но и — кто бы сомневался — инструменты.

В довершение всего Рик приносит откуда-то ноутбук, а это, будем откровенны, довольно знаково. Видеть его за этим гаджетом настолько же непривычно, насколько было, например, слушать из его уст немецко-берлинский мат, которым он крыл Миху в качестве сопроводиловки к физической расправе.

Понедельник. Приезжаю со стройки. Изрядно хочется есть, но мне не привыкать подавлять чувство голода в виду отсутствия приготовленного ужина. Тем более, что сейчас заглушить его получается любопытством: из прихожей вижу его за ноутом. На мониторе, как мне кажется, вижу издалека нечто вроде техпаспорта какого-то оборудования. Рик углублен в изучение этой документации и совершенно не слышит моего прихода. Замечает меня только, когда я, тихонько переодевшись, уже у него за спиной — понимаю это, потому что он поспешно-привычным, тыкающим жестом включает затемнение монитора и тут же извиняется, оборачиваясь на меня:

— Я по привычке.

Затемнение, однако, не убирает. Вместо этого неожиданно обнимает меня за ноги, притягивает к себе и, целуя, сажает к себе на колени. Это странно и по-приятному непривычно. Я не пытаюсь в этом разобраться или вспомнить, делал ли когда-нибудь так Миха — Рик слишком сладко целует меня и слишком красноречиво пролезает руками ко мне под футболку, чтобы оставлять сомнение в том, чем мы с ним сейчас займемся.

После — и правда очень сладкого — секса и ужина, приготовленного совместными усилиями «из чего было», ковыряюсь — выкладываю одежду себе на завтра.

— Мне завтра опять на объект, — поясняю.

Рик угорает при виде моей сигнальной жилетки:

— А я думал, ты мне щас стриптиз в этом покажешь. И в каске чтоб.

— Больше ниче не хочешь? — «возмущаюсь» я.

— Больше — нет. Меньше можно. Без лифчика. И без трусиков.

— Щас-с...

— Так и быть — музон на твой выбор.

Он чует, что мне давно уже смешно и жарко, особенно последнее, и раздевает меня, чтобы я могла одеться согласно его инструкциям. Затем, правда, забывает про инструкции, забывает напялить на меня униформу и про музыку тоже забывает. И вообще, мы с ним забываем о том, что я там должна была ему показать...

***

— Тебе завтра во сколько вставать? — спрашиваю ночью уже в некотором забытье, правда.

Мгновение он колеблется, будто соображает, говорить — не говорить, затем отвечает:

— В пол восьмого.

— Мне тоже. Далеко тебе ехать?

— В Нойштрелиц.

— Ничесе. Это ж час в один конец.

— Когда как.

— Так ты бери «мини», — предлагаю я спокойно.

— Кого?

– Мини.

— Тебе ж на стройку.

— Это в центре, я на транспорте быстрей доеду. Она у меня в гараже больше стоит.

— А-а. Ладно, спасибо.

— Ниче. Заправляй только.

— Само собой.

Мне вставляет от его непринужденного тона. Что ж, не теряем времени...

— Давно там работаешь?..

— Недавно. Не работаю.

— Как это?

— Наезжаю. Смотрю, чтоб без херни всё.

Несомненно, звучит, скорее, как рэкет, но мне кажется, я понимаю, о чем он. А ворчащая «угроза» у него в голосе — это мне, мол, чтоб не докапывалась. Не готов пока рассказывать, что ли...

Я немного разочарована, но насчет машины слов своих обратно не беру, и назавтра на работу — или «не на работу» — Рик укатывает на «мини».

***

После двух дней строек мне, хочешь-не хочешь, приходится вернуться в офис и представить на всеобщее обозрение мой преображенный фейс. Соображаю, что повальный масочный режим, муштровавший нас до Нового года, пришелся бы теперь в тему.

Хотя зря я переживаю — кажется, к середине недели у меня на лице уже преобладают телесные оттенки.

— Во-о-о, это другое дело... — встречает меня Рози.

Синяковых раскрасок не распознает. Или зажили почти, или это все контекст: уверена, дело не в тональнике, а просто вид у меня теперь действительно — и сексуально, и в целом — удовлетворенный.

В отгульную пятницу я кинула Рози с обедом, но то, что она читает у меня на лице, воодушевляет ее: втык мне дают не в высшей мере и намекают, что вышку еще не поздно заменить пожизненным, искупив вину откровениями под мороженое. Я не против.

Сидим, подмораживаем свои и без того подмороженные гланды тройным цветным каскадом под названием «вишня-марципан», которое в ДольчеФреддо не подают без вишневой наливки.