Читаем без скачивания Чоновцы на Осколе - Владимир Аркадьевич Долин (Белоусов)

— А комсомольцы где, тоже там?

— И комсомольцы некоторые… Кто родителей боится. А кто так, ради любопытства, побаловаться, потолкаться. Старшие, конечно, делами заняты, а нам что делать… Нами, мальчишками, комитет комсомола не очень интересуется. Но охаивать всех ребят нельзя. Есть у нас крепкие, хорошие комсомольцы: Шорников, Гораин, Иванов, Пронин… Или вот Димка Стрижов, не смотри что мальчишка, всего на год старше меня, а уже с отцом против немецких оккупантов и белых партизанил, воевал, в лесу скрывался. А Миша Шорников, когда тут белые были, из-под носа часовых тачанку с пулеметом увел.

— Как же это ему удалось?

— А так: брат его — друг Виктора Григорьевича Стрижова, тоже большевик, с партизанами в лесу скрывался, налеты ночами на слободу делали, в панику белых вгоняли. Неизвестно откуда появятся — трах, тах, тах! Постреляют и скроются, как не бывало. Ну, белые начали держать у штаба тачанки с пулеметами, кони в упряжке чалые, зверюги с конного завода. Держали тачанки на случай погони за партизанами.

В это время Миша Шорников на мельнице работал подсыпщиком. Как-то белые для армии пригнали смолоть целый обоз пшеницы. Тут же на мельнице самогонку начали гнать. Ну и перепились ночью. А Миша Шорников с дружком своим Алешей Гораиным — он тоже на мельнице работал помощником механика — пар в котлах подняли до предела, и ходу; котлы разнесло по швам. Дружки — к штабу, бросили в окно две гранаты, вскочили на тачанку и в лес к партизанам ускакали.

— А где брат его сейчас?

— Брата Шорникова белые повесили. Кулаки выдали. Приехал он на Бутов хутор за продуктами для отряда, а там белые засаду устроили. Скрутили ему руки. Три дня мучили, потом среди площади на телеграфный столб на вожжах подтянули… И еще много хороших ребят комсомольцев тоже погибло. Кто ушел в Красную Армию, на фронте сейчас…

В разговоре братья забыли про удочки.

— Смотри-ка, куда твою уперло! — вдруг, взглянув на воду, завопил во весь голос Женька.

Василий вскочил на ноги.

Длинное ореховое удилище, ныряя тонким концом в воду, быстро тянулось к противоположному берегу и было уже чуть ли не за три сажени от ребят.

Пока Женька метался по берегу, не зная, что предпринять, Василий сбросил с себя пиджак, снял брюки и, оставшись в одних кальсонах, бросился с крутого берега в омут.

— Ой, что ты делаешь? Простудишься! — испуганно закричал Женька.

Но Василий, отгребая руками ледяную воду, громко фыркая, стремительно плыл за ускользавшей от него удочкой. Вот он настиг ее, схватил правой рукой за комель, приподнял над водой и, ловко перевернувшись на спину, поплыл обратно к берегу.

Когда он вышел из воды, его трясло как в лихорадке, зубы стучали, выбивая дробь. Но Василий не выпустил из рук удилища, пока не подвел к берегу огромного золотистого сазана.

Женька, желая помочь брату, схватил сачок, стал подводить его под рыбину, но сделал это с хвоста. Сазан, почувствовав прикосновение к себе постороннего предмета, вдруг в испуге рванулся в сторону, шлепнул по воде широким хвостищем и исчез в глубине мутной полой воды. Крючок из медной проволоки был разогнут и мотался на конце волосяной лески.

Женька от досады и злости на свой промах схватил голову обеими руками и ругал себя неотесанным дураком.

А Василий, молча пританцовывая то на одной, то на другой ноге, отфыркиваясь, выжал мокрые кальсоны, оделся, закурил и, пуская изо рта голубую струйку дыма, спокойно сказал:

— Оказывается, действительно здесь водятся неплохие сазаны…

Ни в голосе, ни в глазах его не было заметно ни злобы, ни раздражения, и только на пухлых, слегка дрожавших губах выступала добродушная улыбка.

— Ну вот, а ты не верил… Золотое местечко! — воскликнул Женька, бросившись сматывать удочки.

Когда братья торопились домой, перед садом на огородах Женьку окликнули школьные товарищи.

— Эй, Рыжик, постой! Куда так скачешь? Боишься, улов протухнет?

— А вы за горохом пришли? Его еще не сеяли. — Подковырнул, в свою очередь, Женька товарищей.

— Пришли посмотреть… Тут наши патрули ночью бандюгу одного подстрелили, — ответил длинный худой парнишка, настороженно покосившись на Василия.

— Это брат мой, — заметил Женька, — давай рассказывай!

— А чего рассказывать? Вот видишь, — кивнул парень головой на примятую сырую землю с оранжевым большим пятном, — тут, видно, его и стукнули. А второй ускакал. Ночью Шорников сам с ребятами ходил. Вздумалось ему по огородам слободу обойти, идут, слышат от реки конский топот. Притаились. Всадники прямо на них. Шорников им: «Стой, пропуск!» А бандюги — стрелять. Ну, ребята залпом из винтовок. Одного насмерть, другой ускакал. Говорят, вплавь они сюда через Оскол перебрались. На переправе ночью с двух сторон наши заставы стоят.

Женька вопросительно посмотрел на Василия.

— Пошли, после купанья как бы мне не простудиться, — Василий дернул братишку за рукав. — Какое нам дело до всего этого…

— Приходи, Рыжик, в клуб, репетицию посмотрим, наши ребята к Первому мая веселый концерт готовят!

— Приду, — крикнул в ответ Женька, поспешая за братом.

ГЛАВА VI

В гостиной мать накрывала стол.

Когда сели обедать, Антонина заметила матери:

— Василия надо как следует кормить, чтобы он скорей поправился. А еще лучше, — обратилась она к брату, — если ты согласишься погостить у свекра в деревне. Помочь бы ему надо в хозяйстве… Понимаешь, старик один не справляется, а сейчас весна. Нужно землю вспахать, о скотине побеспокоиться. А свекор один, с двумя дочками. Природа там изумительная: сады, речка, лес… Вот где ты мог бы хорошо поправиться…

— Ну что ж, — стараясь быть как можно спокойнее, сказал Василий, — я об этом подумаю.

— Вот и Евгений занятия в школе закончит — и тоже туда, в Борки, скотину пасти…

После обеда, когда Василий остался в гостиной вдвоем с сестрой, он спросил ее:

— Что у вас в больнице случилось? Почему ты так долго задержалась?

— Неспокойно у нас в слободе. Сегодня в морг привезли какого-то убитого бандита. А за мной чуть свет приехали на бричке из Заречья к роженице. Приезжаем, а мне хозяин, мельник тамошний, говорит, что роженица ушла на хутор к родственникам, у нее оказалась «ложная тревога», и просит меня оказать помощь своему работнику. Захожу в горницу, на лавке лежит здоровенный молодой парень и стонет, правая рука его обмотана до плеча полотенцами. Сняла я их и вижу, у него в бицепсе сквозное пулевое ранение.

«Где это тебя?» — спрашиваю.

«С амбара, — говорит, — свалился, железными вилами насквозь пропорол».

«Вилами так вилами, — думаю, — мне какое дело». Обработала я, как