Читаем без скачивания А вот ещё случай был… Занимательные истории - Александр Филиппов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сытой, тёмной от избытка влаги траве дымил костерок. Здесь же стояли накрытые щедро столы, на которых царили огромные, ведёрные, не иначе, сияющие бронзовыми боками самовары, и официанты, нелепо смотрящиеся среди пойменного кустарника в своей отутюженной белой униформе, с чёрными галстуками-бабочками, раскладывали приборы.
– Это место называется Лебяжий плёс, – пояснил Клифту освободившийся от журналистов зам по связям с общественностью Лисицин. – В усадьбе, где сейчас детский дом расположен, раньше, до революции, помещик жил. А здесь, на берегу, его любимое место отдыха было. Беседки стояли, купальни. Лебеди здесь гнездились. Даже экзотические, чёрные. Вся окрестная знать летом сюда, на плёс, съезжалась. Потом помещика, естественно, в шею. Советская власть объявила: всё лучшее – детям. И отдала эти чудные места под детский дом. А мы планируем в будущем году базу отдыха здесь построить. Восстановить, так сказать, историческую справедливость…
Клифта усадили в центре стола. По правую руку от него разместились оба заместителя. По левую – глава района, и ещё двое в форме, с полковничьими погонами. Их представили как начальника райотдела полиции и местного отделения МЧС.
Такое соседство слегка напрягло Клифта, но он и бровью не повёл. Поднял на правах старшего хрустальную рюмку с водкой, повёл головой. Лисицин, как опытный тамада, встрепенулся мгновенно, вскочил, провозгласил с пафосом:
– Друзья! Не часто выпадают нам в напряжённых трудовых буднях минуты отдыха. И такого вот единения с природой. Но, как говорится, кто хорошо работает, тот хорошо и заслужено отдыхает. Правильно? Слово генеральному директору нашей компании дорогому Юрию Степановичу Жабину!
Клифт, уже поднаторев в речах, коих за последние сутки произнёс больше, чем за всю предыдущую жизнь, от тарабанил нечто дежурно-приподнятое, ввернув, кстати, вычитанное из корпоративного журнала что-то про нефть – кровь, несущую жизнь всей мировой экономике. Звякнул краешком рюмки со всеми, протянутыми к нему, хрустальными бокалами, выпил, и закусил солёным грибочком. Ткнулся вилкой во что-то изысканное, безумно-вкусное, лежащее горкой перед ним на тарелке, потом нацелился на морепродукты – осклизлые, с щупальцами, но тоже ничего. А после, с короткими перерывами на очередной тост, с непременными славословиями в свой адрес, которые произносили все, даже начальник полиции, уплетал за обе щеки порезанного кольцами осетра, шумно хлебал, утирая вспотевший лоб, уху из стерляди, заправленную вместо пшёнки чёрной икрой, закусывал зажаренным до негроидно-коричневой корочки молочным поросёнком, кусками шашлыка – прямо с шампура, с зеленью, резаным тонко репчатым луком и кислым ткемалевым соусом.
Передыхая от обжираловки, Клифт откинулся на спинку пластикового кресла, расслабил на шее галстук, закурил, оглядывая сыто стол, и вспомнил вдруг другие столы, за которыми чаще всего доводилось сидеть ему в жизни. Длинные, обитые оцинкованным железом в колонийских столовых, с алюминиевым бачком харча на десятерых, пайкой серого, спецвыпечки, хлеба – четвертушкой буханки, да эмалированной кружкой мутной бурды, именуемой у «хозяина» чаем.
Лисицин, поднявшись из-за стола – распаренный, красномордый, – махнул рукой куда-то в сторону леса, и тут же в сгустившихся сумерках из чащи выкатились музыканты – да не какие-нибудь балалаечники-гармонисты, а во фраках, со скрипками да виолончелями, подставками для нот… как их… пюпитрами, что ли? Расселись быстренько на раскладных стульчиках, взмахнули смычками, и…
– Как упоительны в России вечера…
Любовь, шампанское, закаты, переулки…
Балы, красавицы, лакеи, юнкера,
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки…
Как упоительны в России вечера…
Это уже певец выводил – статный, рослый, с мощной, не прокуренной грудью.
И Клифт поддался всеобщему настроению, соглашаясь легко, что, действительно, чёрт возьми, упоительны вечера в России, когда жрёшь жареных поросят с заморскими каракатицами, а не хлебаешь баланду из алюминиевой миски. И если уж кто достоин из всей этой гоп-компании, насладиться заслуженно сегодняшним вечером, так это он, столько переживший и натерпевшийся уголовник…
– Симфонический квартет. Академический, – хвастливо, будто сам с музыкантами на скрипках пиликал, шепнул Лисицин. – Им Бетховена, или, к примеру, Шопена какого-нибудь сбацать – раз плюнуть. На их концерты билеты народ за полгода вперёд раскупает. Из тех, кто в такой музыке шурупит, естественно. А мы только свистнули – вмиг прибежали.
Клифт, обратив на музыкантов хмельной взор, гаркнул, перекрывая мелодию:
– А «Мурку» смогёте?!
– Смогём! – не моргнув глазом, склонился в полупоклоне певец, и кивнул музыкантам. Те – две барышни в длинных, до пят, чёрных концертных платьях, и два мужика того же благородного вида – во фраках, белых манишках, с гривами седых, в артистическом беспорядке всклокоченных волос, разом резанули по струнам смычками:
– Или тебе, Мурка,
Плохо было с нами,
Или не хва-а-атало барахла?
Уже совсем стемнело, когда Клифт выбрался из-за стола, и вышел, ступая по росистой траве, на бережок.
Туманясь, катила в кудрявой лесистой пойме река, подзадоренными не слыханными раньше здесь скрипками, завели свои песни лягушки, квакая особенно страстно, будто доказывая, кто в этом доме настоящий хозяин. Стремительно бросались с окрашенных багровыми отблесками заката небес на тёмную воду припозднившиеся чайки, а потом взмывали, выходя из крутого пике, с добычей – мелкой рыбёшкой.
– Эх, хорошо-то как, Господи, – вздохнул, расправляя жирную грудь, Борщёв. – Хоть офис переноси сюда! Будущим летом, – обернулся он к Клифту, – мы здесь основательно обоснуется. Постоим турбазу, лодочную пристань, баньку. А ваш персональный коттедж на месте детского дома поставим. Старое здание с фасада подновим, что бы колорит усадьбы помещичьей сохранить, а внутри наполним, так сказать, современным содержанием. От города здесь недалеко, дорогу проложим, заасфальтируем. Полчаса – и вы в тишине, на свежем воздухе.
Клифт недоумённо воззрился на заместителя по общим вопросам:
– А сирот куда? Новый дом им построим?
– На кой?! – возмутился Борщёв. – Мы никому ничего строить не обязаны. Наша компания, как социально-ответственное предприятие, налоги в бюджеты всех уровней исправно платит, спонсорскую помощь учреждениям социальной сферы оказывает. Например, вот эта благотворительная акция нам в двадцать три тысячи долларов обошлась…
– Дороговато нынче плюшевые мишки стоят… – заметил мимоходом Клифт.
– У меня всё подсчитано, – с хмельной обидой взвился заместитель. – Тысяча долларов – на подарки сиротам, две тысячи – журналюгам, да двадцать тыщь баксов – на банкет. На лоне природы. А что? Заслужили!
– Ну-ну, – поражённый такой арифметикой, кивнул хмуро Клифт. – Игрушек сиротам на тысячу долларов подарили, а пропили по этому поводу – двадцать… А детдом-то куда всё-таки денете?
Борщёв, отвернувшись к реке, расстегнул ширинку, помочился шумно, с бульканьем, в воду. С визгом застегнул молнию:
– Да нам-то с вами до этого, что за дело, Юрий Степанович! Ну, перебросят здешнюю ребятню в другие приюты. Я, дело прошлое, когда год назад впервые сюда приехал, на это место сразу глаз положил. Природа первозданная, и город под боком. С главой района провентилировал этот вопрос. Ему, между прочим, детский дом на его территории муниципалитета на хрен не нужен. Головной боли, мороки много, и никакого навара. Потом мы с ним эмчеэсников подключили. Ну, заплатили кое-кому, естественно. У каждого в таком деле свой личный интерес должен быть. Они и давай землю рыть, предписания строчить. Дескать, детский дом расположен в пожароопасном здании, ветхом, деревянном, позапрошлого века постройки. Ну, там ещё много чего – проводка, противопожарная сигнализация, отделочные материалы. Короче, о детях мы позаботились. Теперь проще новое здание построить, чем в этом все недостатки устранить. В итоге добились постановления о закрытии этого богоугодного заведения. Надеюсь, что уже к осени участок освободится, будет выставлен на торги, ну а приобрести его нашей компанией – дело техники. Эта система у нас хорошо отработана.
Клифт слушал, курил духмяную сигаретку, затягиваясь глубоко, до треска, и радовался, что в темноте собеседник не может видеть его лица.
А оркестр всё надрывался в кустах:
– Вино, шампанское, лакеи, юнкера…
Как упоительны в России вечера…
Банкет продолжался.
13
На следующий день случилось, наконец, то, ради чего Клифт столько времени терпел этот цирк со своим превращением в нефтяного магната. В кабинет к нему вошли главбухша с кассиром, и не без усилия водрузили на приставной столик чёрную спортивную сумку.
