Читаем без скачивания Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Наверное, — сказал Саймон без особой убежденности. — Откуда оно?

— Из Наскаду, пустынных земель. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты совался туда? Кроме того, я не думаю, что эта клетка подошла бы для твоих пернатых сироток. — Моргенс снова закрыл дверцу и, предварительно завязав ее кожаным ремнем, поставил клетку на высокую полку. Забравшись на стол для этой цели, он не спрыгнул сразу, а стал пробираться дальше, умело лавируя между разложенными там вещами. Наконец он нашел то, что искал, и вернулся к Саймону.

Это было массивное сооружение из тонких прутьев, не содержащее в себе ничего подозрительного.

— Клетка для сверчка, — объяснил доктор, помогая юноше получше устроить птенцов в их новом доме. Туда поставили мисочку с водой, а Моргенс даже достал откуда-то маленький мешочек с зернами, которые он насыпал на дно клетки.

— Они достаточно взрослые для такой еды? — спросил Саймон.

Доктор беспечно махнул рукой.

— Нечего беспокоиться, — сказал он. — Это им по зубам.

Саймон пообещал птенцам, что скоро вернется к ним с чем-нибудь более подходящим, и последовал за доктором через мастерскую.

— Ну, юный Саймон, заклинатель зябликов и ласточек, — улыбнулся доктор. — Что я могу для тебя сделать этим холодным утром? Мне вспоминается, что мы так и не завершили нашу роскошную и благородную лягушачью сделку в тот день, когда нас так грубо прервали.

— Да, и я думал…

— Кроме того, мне кажется, мы позабыли и еще о чем-то?

— О чем? — Саймон старательно вспоминал.

— Странная история с полом, который следовало подмести? Одинокая и покинутая метла, всем своим прутиковым существом стремящаяся навстречу тому, кто употребил бы ее по назначению?

Саймон мрачно кивнул. Он надеялся, что его ученичество начнется на более благоприятной ноте.

— А-а, легкое отвращение к грязной работе? — доктор поднял бровь. — Понятно, но неуместно. Мы должны уметь ценить этот однообразный труд, который держит руки занятыми, а голову и сердце оставляет свободными. Что же, в первый день твоей службы я постараюсь тебе помочь. Я придумал, как это сделать наилучшим образом. — Он сделал несколько смешных танцевальных па. — Я рассказываю — ты подметаешь. Неплохо, э?

Саймон пожал плечами.

— У вас есть метла? Я свою забыл.

Моргенс покопался в хламе и предъявил наконец предмет, такой изношенный и затянутый паутиной, что в нем только с большим трудом можно было узнать орудие для метения пола.

— Итак, — сказал доктор, вручая предмет мальчику с таким достоинством, как будто это был королевский скипетр, — о чем ты хотел бы сегодня услышать?

— О мореплавателях, об их черном железе, о ситхи… и о нашем замке, конечно. И еще о короле Джоне.

— А-а, да. — Доктор задумчиво кивнул. — Длинный список, но если нам еще раз не помешает этот пустоголовый бездельник Инч, я надеюсь сегодня укоротить его немного. Приступай мальчик, приступай, пусть только пыль летит. Кстати, на чем я остановился?

— Ну-у, пришли люди Риммера, и ситхи отступали, а у риммеров было черное железо, и они убивали людей, убивали ситхи, убивали всех…

— Х-м-м, — сухо сказал Моргенс, — такова отдача. Ну, справедливости ради надо признать, что они убивали все-таки не совсем всех, и их набеги и штурмы были вовсе не так неотразимы, как я мог это изобразить. Они много лет оставались на севере, прежде чем пересекли Фростмарш, но и тогда были остановлены серьезным препятствием — их ждали эрнистирийцы.

— Да, но народ ситхи! — Саймону не терпелось. Он все знал об Эрнистире, встречал уйму народа из этой языческой западной страны. — Вы сказали, что маленький народ бежал от железных мечей?

— Не маленький народ, Саймон, я… о Боже! — Доктор тяжело опустился на стопку книг в кожаных переплетах и потянул себя за бакенбарды. — Я вижу, что мне придется заняться этим гораздо глубже. Тебя ждут к полуденной трапезе?

— Нет, — быстро соврал Саймон. Полновесная история доктора казалась ему куда привлекательнее неминуемой взбучки от Рейчел.

— Прекрасно. Тогда давай найдем себе хлеба и луковиц… и может быть еще что-нибудь, чтобы промочить горло — видишь ли, мой мальчик, говорить — это крайне жаждовызывающая работа — и тогда я смогу попробовать превратить шлак в чистейший благородный металл, короче — научить тебя чему-нибудь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда они обеспечили себя провизией, доктор снова сел.

— Так-то вот, Саймон, — о, и не стесняйся шевелить метлой, пока ешь, молодежь так быстро ко всему приспосабливается — теперь поправь меня, если я ошибусь. Сегодня у нас пятнадцатое — шестнадцатое? — нет, пятнадцатое новандера. А год 1163, верно?

— Вроде да.

— Великолепно. Положи это на стул, пожалуйста. Итак, тысяча сто и еще шестьдесят третий год со дня чего? Ты знаешь? — Моргенс подался вперед.

Саймон скис. Доктор отлично знает, что он простак и нарочно мучает его.

Откуда судомойке знать такие вещи? Он молча продолжал подметать.

Спустя некоторое время он поднял глаза. Доктор ждал, внимательно глядя на него поверх ломтика черного хлеба.

Какой острый взгляд у старика! Саймон снова отвернулся.

— Итак, — спросил доктор невнятно, так как рот его был набит хлебом. — Со дня чего?

— Не знаю, — сказал Саймон, ненавидя сам звук своего обиженного голоса.

— Пусть так. Ты не знаешь — или думаешь, что не знаешь. Ты слышал когда-нибудь, как глашатай зачитывает грамоты?

— Несколько раз. Когда я был на рынке или когда Рейчел рассказывала, что в них говорилось.

— А что бывает в конце? В конце каждой грамоты они зачитывают дату, ты помнишь? И учти, мальчик, что ты сметаешь пыль с хрустальной урны как человек, бреющий злейшего врага. Ну, так что же говорится в конце?

Саймон, сгорая от стыда, готов был бросить метлу и бежать, как вдруг нужная фраза всплыла откуда-то из глубины подсознания, принеся с собой голос рынка, хлопающие на ветру матерчатые полотнища и чистый запах разбросанной под ногами весенней травы.

— С открытия. — Он был уверен. Он слышал это так ясно, словно стоял в Центральном ряду.

— Великолепно! — Доктор поднял свою кружку, как бы салютуя, и, опрокинув ее, сделал длинный глоток. — Теперь открытие чего? Не волнуйся, — продолжал он, видя, что Саймон в смятении качает головой, — я скажу тебе. Я, к сожалению, не могу рассчитывать, что нынешняя молодежь, выращенная на отчаянной храбрости апокрифических путешествий странствующих рыцарей, хорошо себе представляет истинный ход событий.

Доктор грустно и чуточку насмешливо покачал головой.

— Империя наббанаи была открыта — или объявлена открытой — тысячу сто и шестьдесят с чем-то лет назад Тьягарисом, первым императором. К тому времени легионы Наббана держали в повиновении все страны людей севера и юга по обе стороны реки Гленивент.

— Но… но Наббан маленький, — Саймон был просто поражен. — Это же только крошечная часть владений короля Джона.

— Это, юноша, — сказал Моргенс, — то, что мы называем историей. Империи имеют тенденцию приходить в упадок, королевства — рушиться. В течение тысячи лет может произойти что угодно, а расцвет Наббана продолжался значительно меньше. Как бы то ни было, мы подошли к тому, что Наббан некогда правил людьми, а люди жили бок о бок с народом ситхи. Король ситхи царствовал здесь, в Асу'а, Хейхолте, как мы его называем. Король-эрл — эрл — это древнее название ситхи — запретил людям ступать на землю его народа без специального разрешения, и люди, боявшиеся ситхи, подчинились.

— Что такое ситхи? Вы сказали, что они не «маленький народ».

— Я приветствую твой интерес, юноша, — улыбнулся Моргенс, — особенно сегодня, когда я ни слова не говорил об убийствах и сражениях, но я приветствовал бы его еще больше, если бы ты не был так стеснителен в обращении с метлой. Танцуй с ней, мальчик, танцуй с ней. Посмотри-ка сюда — ты ведь сможешь очистить это место, верно?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Моргенс подбежал к стене и указал на пятно сажи диаметром в несколько локтей. Оно очень напоминало след ноги. Саймон решил ни о чем не спрашивать и начал счищать сажу с белой штукатурки.