Читаем без скачивания Сорок бочек арестантов - Сергей Прокопьев

«Ни одна падла в городе лучше меня резец не заточит, — хвалился Вите за бутылкой. — Спорим? Я все конкурсы профмастерства выигрывал одной левой! Министр однажды диплом вручал!»

Когда сокращения пошли на заводе, Борюсика первого попросили на выход, несмотря на рукопожатие министра. Поддавал крепко.

Дочь Валентина по обретению половой зрелости не стала откладывать в долгий ящик ее реализацию, выскочила замуж. Квартира двухкомнатная. Тут Борюсик через день да каждый день ни тятю ни маму, здесь молодожены. Алка нацелилась отделить их от собственной семейной ошибки. Пошла зарабатывать квартиру на конвейер по сборке стиральных машин. На зятя надежды никакой. Достался из породы, кто не разгонится работать. Скакал с одного места на другое, как блоха на гребешке.

Алка стиралки собирает, полы в подъезде моет, тапочки на продажу шьет с мечтой о лучшей для любимой дочи доле.

Но наступили грустные времена в промышленности, конвейер колом встал, как и Алкины планы о независимости от Борюсика.

Зато в торговле веселая пора нагрянула. Торгуй всяк, кому не лень. Алка бросилась на обретший свободу из социалистических застенков рынок зарабатывать на жилье. Моталась в Польшу, Турцию, Китай.

Чего только не случалось в челночном бизнесе. Однажды полвагона сумок с подругой привезли. А поезд опоздал, стоянку вполовину сократили. Один народ валом из вагона прет, другой толпой в него лезет. Не дают разгрузку вести. Подруга в толчее швыряет из тамбура сумки, Алка на перроне ловит. Поезд ждать не стал, тронулся нагонять график. «Быстрей! Быстрей!» — Алка паникует. Подруга вся в мыле, но успела сумки сбросить. Счастливая спрыгнула на ходу. На перроне счастье закончилось. Алка всего с двумя сумками, что в руках, стоит. Остальные испарились в суматохе вокзальной.

Только и радости у подруги, что две оставшиеся не Алкины оказались.

Как-то Алка без потерь довезла промтовар до самого дома. С Борюсиком тогда уже в разводе были, но куда его денешь — вместе жили. Еще и подкармливала.

— Че тарелку борща не насыплю! — говорила Вите, когда тот ругался: гони в шею пьянчужку.

В тот раз пока Алка пристраивала в целости доставленный из-за границы товар по ярмаркам и магазинам, Борюсик тоже активно работал по продвижению его на рынок, где за бутылку отдавал, где за две. Цену не держал. Поэтому, когда Алка заметила конкуренцию под боком и провела фронтальную ревизию, добрая часть привезенного уже ушла.

Дочь Валентина с первым мужем не сошлась взглядами на стратегию семейной жизни — рассталась. В отличие от матери статус разведенки не прельщал — не успело брачное ложе остыть, как его стал греть второй супруг. Опять на мамину шею. Первый к тому времени на краже сыпанулся. Имел страстишку чужое прикарманить. Бывало и у тещи приворовывал по мелочи — деньжата, вещички.

Однако написал из лагеря: «Алла Васильевна, какой вы золотой, редкой души человек! Только рядом с Вами, впервые за всю жизнь, почувствовал, что такое материнская любовь и забота, домашнее тепло… Можно буду писать Вам письма?..»

И далее в том же душещипательном духе.

Алка в слезы: «Горемыка ты горемыка!..» Набила две сумки продуктов, поехала за пятьсот километров.

— Дура! — пытался Витя втолковать сестре. — Он тебе в душу кучу навоза наложил, а ты растаяла — помчалась кормить проходимца!

— Не обнищаю с тарелки супа!

Алка к тому времени уже не супом мошну мерила. Серьезные деньги подкопила. Отчего разморило на коттеджик. Купить участок и построить теремок для себя и дочери с новым зятем. Борюсику квартиру оставить. Пусть как знает живет, а они к земле переберутся. Цветы для душить разводить, кофеек на веранде попивать…

Хорошая знакомая говорит: «Пока нужную сумму набираешь, займи доллары под проценты, чтобы без дела не кисли. За это кирпич подешевке сделаю, пиломатериал, столярку…»

Пришло время кирпича и процентов, а в ответ большие глаза на ошеломленной физиономии: «Какие, Алла, доллары? Ты о чем?»

— Дура! — сокрушался Витя. — Почему расписку не взяла?

Почему-почему? Подруги ведь.

Хорошо Витя вовремя оказался рядом, отговорил квартиру продавать. А то бы и здесь обломалась. Одна крученая бабенка подбивала. Банным листом вцепилась — продай. А пока, говорит, будете строиться, снимите уголок, перебьетесь с годик. Перебивались бы потом из пустого в порожнее до конца дней…

— Возвращайся в деревню, — предлагал Витя ревущей по коттеджику сестре. — Дом хороший по дешевке можно купить.

— А этих куда? — говорила Алка о своих иждивенцах.

Поплакала-поплакала и снова засучила рукава по самые плечи деньги ковать. И опять почти на квартиру накопила.

Чтобы одним махом «почти» убрать, надумала финансовую операцию.

«Ты почему меня за глухую деревню держишь! — ругался позже Витя. — Хоть и живем в лесу, но кое что знаем! Отправила бы меня с ними…»

Алка решила наварить деньги на автобизнесе. Купить крутое авто в Москве, в Сибири перепродать с хорошим подъемом. Знаток подвернулся. «Алла Васильевна, сделаем в лучшем виде, — запел соловьем, — выберем, оформим, пригоним. Вам никуда ездить не придется. У меня в Москве есть проверенный канал. И с продажей помогу, здесь тоже все схвачено. Вариант найду для Вас, Алла Васильевна, стопудовый».

Вроде тертая челночным производством, а тут уши сладко развесила. Сумел, пройда, подъехать. Алке хорошо за сорок, а всю дорогу Алка да Алка, или того хлеще — Колмакушкой (от Колмаковой) кличат. И вдруг исключительно на «вы» и только «Алла Васильевна».

Уехал «купец» с помощником за товаром с Алкиными деньгами и щедрыми суточными. Алка руки потирает, можно двухкомнатную квартиру присматривать…

Не успела район выбрать, звонок из Перми: «Алла Васильевна, попали в аварию…»

У Вити были подозрения, эта сволота хламотье покореженное купил, а с аварией сестре по ушам проехался. Разницу, естественно, в карман. Свой.

Алке пришлось нанимать КамАЗ, чтобы доставить приобретение домой. Два месяца спала на подоконнике, караулила стоящий под окном инохлам. Когда поняла, что отремонтировать его — гиблое дело, продала за копейки на запчасти.

Опять мечта накрылась медным тазиком. Но не оптимизм нашей героини. «Хренушки! — утерла слезы. — Все равно куплю Валечке квартиру».

Такая у Вити сестра. Когда бы ни приехал к ней брат, обязательно для его детей и жены подарки заначены — рубашки, кофточки…

Жалел Витя сестру и любил. Очень ждал на юбилей. И мечтал грибами накормить. За время, что в Америке жила, поди совсем забыла вкус…

…В тот раз километров на 8 углубился Витя в тайгу. Августовское солнце с утра куролесило по чистому небу. И так все лето. Будто пустыня Сахара, а не Сибирь-матушка…

А какие в пустыне грибы? Попались за два часа три обабка и пару сыроежек. Витя уже собрался плюнуть на пустопорожнее занятие, но вдруг как в сказке… По щучьему велению, по моему хотению грибов видимо-невидимо…

У Вити руки затряслись… В многолетней грибной практике встречал такое. Заросли папоротника раздвигаешь, и в них стоят родимые… Тут тоже сунулся в папоротник и будто в машине времени в другой год перенесся. Опята рядами… Витя раскрыл нож, который ржавел в кармане все лето, и пошел косить…

«Есть справедливость, — радовался удаче, — не зря столько раз мотался. Угощу Алку опятами, — думал, лазая на четвереньках по зарослям. — Только бы приехала».

В Америку Алка улетела после истории с иномаркой. По величайшему блату подруга устроила работу нянечкой-поваром-уборщицей-садовником в американской семье. Писем Алка не писала, но звонила дочери.

Хотя Валентина рассказывала, что мать живет с хозяевами в двухэтажном доме, Витя представлял ее в темной каморке под крышей небоскреба. Город только из окна видит, а так не разгибая спины, не выходя на улицу, пашет на американцев. Не верил Валентине, когда та говорила, что мать может полчаса болтать с Россией по телефону.

«Вранье! Это какие деньги за переговоры, что через океан идут, платить надо?».

«Хоть бы на билеты накопила, — думал, лихорадочно срезая опята. — И не поможешь! Эх, жизнь-жестянка!»

Корзина была почти полной, когда раздвинул листву древнейшего растения и… Забыл о грибах… Свежих и маринованных…

В упор смотрел из папоротника медведь. Пусть не из огромных и страшных. Но и не медвежонок. Пестун.

Витя к медвежатникам не относился. Даже ружья дома не имелось. Но в таежном районе жил, знал от сведущих людей — пестун не нападет с целью задрать. Зато позабавиться хлебом не корми. Может до смерти, играючи в кошки-мышки, замучить человека.

Витя не был расположен к мышиной роли, дал задний ход из грибных мест.

Дальше жуткий провал в памяти. Бездонная пропасть.

Вот папоротник, вот грибы, вот пестун… Это помнит до мелочей. Пенек осиновый в опятах, белое пятно на груди медведя, и вдруг… сразу деревня, дом родной. Тогда как согласно географии между событиями 8 километров лесной дороги, поля, покосы, мосток через речушку. И не на мотоцикле преодолел расстояние. Когда там было заводить? Бегом через провал в памяти несся.