Читаем без скачивания Удар милосердия - Наталья Резанова

Доктор Поссар встал, приветствуя ректора. Он был ненамного моложе Битуана, но гораздо крепче и энергичнее. Во всех смыслах. Успел поездить и по Европе, и по империи, а в Тримейне осел несколько лет назад, но за короткий срок приобрел высокую репутацию как среди юристов, так и среди богословов, прибегавших к его консультациям по многим спорным вопросам.

Доктор Поссар предложил ректору кресло и крикнул Стуре, чтобы подал вина.

– Только разбавленного, – поспешил добавить ректор. – Хоть я и богослов, но по-богословски[3] пить уже не в моих силах – печень…

– Слышал, что говорит его магнифиценция? Ступай.

Стуре, шаркая, как старик, побрел на кухню.

Сам Лозоик был сдержан в привычках, не не аскет. Не осуждал студентов, устраивающих по праздникам публичные спектакли и даже порой эти представления посещал. Мог пригубить – не более – вина. Хотя здоровье, наверняка, позволило бы и больше, подумал ректор без зависти. Странно, но он Лозоику Поссару никогда не завидовал. При том, что Лозоик и внешне был куда авантажнее доктора Битуана. Во время редких своих визитов в Новый Дворец ректору приходилось видеть скульптурные изображения языческих правителей и что-то в них (как ни грешно было такое сравнение) напоминало доктора обоих прав – правильные черты, раздвоенная морщина между четких бровей, глубоко сидящие глаза, тонкий орлиный нос, несколько заостренный, решительный подбородок. И сложен он был вполне соразмерно, и на здоровье не жаловался. Казалось бы, как не позавидовать – ан нет.

– Надеюсь, что не отвлек тебя от дел… – начал ректор.

– Ничего. Мне полезно немного отвлечься.

– …потому что я пришел без дела. Только для того, чтобы рассказать, что я сегодня был на обеде у архиепископа, и речь там зашла о твоем трактате…

– О котором?

– «Сравнение канонического и светского права». Его преосвященство отозвался о нем с большой похвалой. Он находит мысль о необходимости приравнять государственную измену к ереси весьма тонкой.

– Прежде всего, это разумная мысль. Если это положение будет принято, оно избавит правосудие от многих затруднений. Я не имею в виду явные случаи, когда еретики нескрываемо выступают бунтовщиками и ненавистниками светской власти вроде катаров или дольчинианцев. Но возьмем относительно недавний процесс тамплиеров. – В звучном ровном голосе Лозоика не слышалось горячности, но тема его несомненно увлекала. – Если бы трибунал принял указанное положение, отпала бы необходимость в длительном разбирательстве, и казнь, свершившася десять лет назад, могла бы произойти на семь лет раньше. А из-за проволочек многие виновные успели скрыться.

Вернулся Стуре с кувшином и кубками. Ректор принял кубок с разведенным на греческий манер вином (и вино-то было греческое) и стал пить мелкими глотками, как предписывала скельская медицинская школа. Доктор Лозоик продолжал.

– И как можно не видеть очевидного? Ведь и в основе ереси, и в основе государственной измены лежит одно и то же – предательство Господа, Спасителя нашего и предательство господина земного, который есть помазанник божий. А предательство, как учит нас богословие – один из самых тяжких грехов. Некоторые утверждают даже, что самый тяжкий, – он взглянул на собеседника и улыбнулся учтиво. Улыбка, кстати, ему не шла – она каким-то образом нарушала выверенную правильность его черт, и лицо на краткий миг становилось почти уродливым. – Но я утомил тебя своими рассуждениями. О чем еще толковали у его преосвященства?

– О разном… Епископский викарий и каноник от Св. Иеронима жаловались на засилье в городе иностранных купцов, в основном, итальянских, которые ввозят сюда свои греховные привычки. Не лучшая тема для беседы священнослужителей, но, по правде говоря, мне трудно осуждать их. Вечная беда Тримейна! Слава Богу, из столицы изгнали евреев, но не успели мы облегченно вздохнуть, как их место заняли итальянцы, и ведут себя столь же нагло! И карнионцы ненамногим лучше…

– Успокойся, ученый собрат. Сейчас не те времена, когда университетские воители штурмовали Южные ворота и сражались с заезжими купцами. – Доктор словно бы только что обнаружил перед собой бокал верначчи и отпил. – Тогда вражда и распря открыто ходили по улицам Тримейна, а правосудие гласно разбиралось, кто прав, кто виноват. Теперь же злодеяния совершаются под покровом ночи, преступление носит личину, а правосудие молчит.

Ректор поперхнулся и закашлялся, брызгая вином. Лицо его от натуги приняло багровый оттенок. Когда он, наконец, смог говорить, голос его дрожал.

– Не будем об этом, твоя магнифиценция… Лучше расскажи, над чем ты сейчас работаешь…если это не тайна…

– От ученого собрата мне таить нечего. У меня попросили высказаться каким образом следует судить членов бегинской общины – Доктор отодвинул в сторону тома «Пандектов» и Аккурсиевых глосс, и достал лист из кожаной папки. – Я нахожу, что бегины и бегинки, обвиненные в ереси и приведенные для того, чтобы давать клятву по этим обвинениям, не обязаны давать клятву перед прелатами и инквизиторами, если только дело не идет о вере и основных ее положениях. Item[4], прелаты и инквизиторы имеют право их допрашивать только по вопросам веры, заповедей и таинств. Если же вопросы касаются других вещей, то они не обязаны отвечать: не являются ли они мирянами и простецами – так по крайней мере они утверждают – ибо в действительности они хитры, лукавы и двуличны.

– Item, невозможно и не должно принуждать их под клятвою обнаруживать и раскрывать сообщников и сторонников, в подобных же случаях они не обязаны клясться: согласно их словам, это было бы против любви к ближнему и нанесло бы ущерб третьим лицам.

Item, они не будут подвергнуты отлучению за то, что представ перед судом они отказываются дать обычную клятву говорить правду и только правду, если дело не идет об основах веры, заповедях и таинствах, и также за отказ выдать своих сообщников, то подобное отлучение будет несправедливо и не будет иметь над ними силы, и они никоим образом не будут принимать его в расчет.

Доктор Битуан задумчиво кивал при каждом пассаже.

– Мягкое заключение, – сказал он, – может быть, даже слишком мягкое.

– Так, – согласился доктор Поссар, – но квалификатор Святого Трибунала и должен быть прежде всего милосерд.

4 . Пространство сна. Постоялый двор при дороге в Тримейн.

Они встали лагерем при какой-то деревне у опушки леса. И от кромки леса до дальнего края луга протянулись дымы костров. И там, если приглядеться, можно было различить, как роют траншеи, как пылят по бездорожью конные разъезды, и упираются в низкое небо пики подходящих пехотинцев. Оттого, что летние ночи были светлы, а дни прохладны, трудно было провести границу между днем и ночью – все сливалось в один нескончаемо длинный серый день.