Читаем без скачивания Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Здание содрогнулось от первого и до последнего этажа, пол ушел из-под ног – а мы втроем кубарем вылетели аккурат в окно подъезда, вдребезги разбив стекла.

Короткий полет завершился на холодной и мокрой покатой металлической крыше флигеля, по которой мы съехали вместе с грудой осколков, я рефлекторно извернулся, останавливая падение, один из осколков располосовал ладонь, я перехватил руку Аретейни, но пальцы скользили по крови, а рука пульсировала болью и отказывалась подчиняться. Рыжая свалилась на меня, благодаря чему я проехал еще пару метров, остававшихся до края. Здесь падение остановил тоненький и на вид ненадежный аттик, в который Аретейни впечаталась всем весом и в который я в свою очередь впечатал Аретейни. Сверху скатилась рыжая, но аттик, к счастью, выдержал.

И только тут я приподнялся и огляделся.

Сирена выла, дождь шел, и мелкая холодная морось размывала кровь на металлической кровле – мою и рыжей, которая так и не пришла в себя. Небо оставалось чистым, да и внизу, на улицах города, паники не наблюдалось. Ничего не понимаю.

— Что это? – ухватилась за меня Аретейни, чтобы не перелететь через низкий аттик.

— Тревога, – ответил я.

— Учебная?

— Учебной у нас не бывает.

И не смотри на меня так, милая, я сам не понимаю ни черта.

Рыжая все еще была без сознания, и лежала на самом краешке. Я снова поднял пистолет. А с виду девка как девка. Тоненькая, трогательная, хорошенькая. Аретейни напряженно переводила взгляд с меня на оборотницу и обратно.

Тут рыжая завозилась, застонала и пришла в себя. Захрипела от боли и инстинктивно замерла – оба рукава латаной рубашки и штанины на коленях намокли, пропитавшись кровью. Она хватанула ртом и распахнула глаза, уставившись на меня.

— Вы чего?! – болезненно выдохнула жертва полнолуния. – За что?..

— За шкаф, – с трудом отозвался я, стискивая зубы. Рука ходила ходуном, тяжелая рукоятка пистолета соскальзывала по липкой крови, тоскливые завывания сирены звоном отдавались в ушах. Каждый раз, встречая разумную и осознающую себя нечисть, мне приходится заставлять себя убивать. Одно дело – упырь, волглый морок, русалка или овражье колесо – этих-то можно без зазрения совести валить штабелями. И совсем другое – когда перед тобой разумное мыслящее существо – совсем человек.

Совсем – да не совсем.

Соберись, Селиванов.

— Постойте! – неожиданно ухватила меня Аретейни. – Поглядите вниз!

Мы рефлекторно подчинились – я и рыжая, обернувшись и зачарованно глядя на асфальт внизу. И поглядеть стоило.

Мало того, что в нем немеряно трещин – обычной сетки трещин, образовавшейся от старости – так сейчас дорога буквально вздыбилась, покрываясь открытыми черными ранами и брызгая взрывами асфальтовой крошки.

Тряхнуло еще раз – и аттик таки слетел. И мы вместе с ним. Я успел сгруппироваться и приземлился благополучно, Аретейни упала неудачно и тут же охнула, перекатываясь и рефлекторно хватаясь за коленку, а рыжая, упав на бок, вырубилась вторично, но мне было не до нее. Признаться честно, мне в тот момент было очень страшно за Аретейни, и поэтому раненые оборотни резко перестали меня интересовать и потеряли всякую научную и не очень ценность.

А землетрясение прекратилось.

Не знаю, как так! Как началось – так и закончилось. То есть, точно так же абсолютно неожиданно.

Ну и черт бы с ним, с землетрясением. Закончилось и ладно.

Я подошел к усевшейся на краю трещины Аретейни и осторожненько коснулся ее плеча.

— Ты в порядке?

Она обернулась и распрямилась. Лучше бы она этого не делала, честное слово. Потому что тогда бы по-прежнему не было видно ранок, царапин и ссадин, едва ли не сплошным покровом рассыпавшихся по рукам, плечам, груди и лицу. Белое платье разорвалось и белым быть перестало, частично окрасившись грязью, частично – кровью, правая рука была располосована от внутренней стороны ладони и почти до локтя – стекла режут глубоко и ровно, а заживают такие раны очень долго; кровь сбегала ручейками и капала на развороченный асфальт. Нос она тоже ухитрилась разбить, и теперь покаянно им шмыгала.

И вдруг всхлипнула, прижалась ко мне и разрыдалась, словно ребенок, который упал с велосипеда и обиделся на такую жизненную несправедливость.

Ну, и вот что мне с ней теперь делать?!.. У меня возникло странное ощущение, будто это у меня все тело в порезах, а вовсе не у нее. Лучше бы уж у меня, честное слово...

Я прижал ее к себе и погладил по волосам здоровой рукой. Было больно, но не из-за раны, а оттого, что больно ей.

— Извини, – шмыгнула она, уткнувшись носом мне в плечо. Было неясно, отчего промокла рубаха под не до конца застегнутой, и оттого съехавшей, курткой – не то кровь, не то слезы.

Я отряхнул стекло – кожаная форма выдерживала и не такое, не подвела и сейчас. И вдруг охватила злость на самого себя – мог бы и одеть девчонку. Хоть бы и в форменную куртку – целее была бы...

А, чего уж теперь.

И тут очнулась рыжая. Захрипела, приподнялась и тут же упала на спину, широко распахнув глаза. Застонала. А у меня уже весь трудовой энтузиазм пропал. Во-первых, голова была прочно забита Аретейни. А во-вторых – еще оборотней сейчас расстреливать не хватало, ага. Существует проблема посерьезнее...

Рыжая повернулась ко мне и выговорила:

— Вы меня убьете?..

Я вздохнул. Аретейни притихла.

— Всю жизнь мечтал… Живи пока, – решил я. – Ты же людей не убиваешь. Настоятельно рекомендую продолжать в том же ключе. В следующий раз выстрелю в сердце. И постарайся в связи с этим мне больше не попадаться, идет?

Рыжая хлопнула глазами и ничего не ответила. Взгляд у нее был отсутствующий, похоже, снова повело. Оклемается. Оборотни живучие. А убивать ее я пока что не стану. Зачем, если она неопасная?

Я наскоро перебинтовал руку, подхватил Аретейни на руки и отправился обратно домой – следовало обработать раны. И отдохнуть, пока есть время.

Тут рыжая приподнялась и уселась.

— А с чего вы взяли, что я кого-то там должна убивать?

— С того, что оборотень не может без убийства, – ответил я, отворяя дверь.

— Я не оборотень!! – крикнула мне в спину рыжая. Но дверь уже закрылась.

Кондор.

Снова в канализацию пробрались, собаки. И, конечно же, придется все чинить. Только для начала необходимо отловить их всех, а эта задачка не из легких.

В прошлый раз, когда это случилось, мы недосчитались дюжины человек. Из отряда, отправленного разобраться с этими тварями, назад возвратился один только командир, да и то потому, что он из них всех был самый быстрый и ловкий. Собственно, после этого Дэннер потерял память, но быстроты, ловкости и силы отнюдь не утратил. Сообразительности, к счастью, тоже. Эти твари невероятно шустрые, и по трубам передвигаются с поистине ошеломительной скоростью, а размножаются как крысы. Размножаются, к слову, почкованием – то есть, если в трубы забралась одна тварь – будь уверен, что через каких-то несколько часов их будет уже две. Если они поймают человека – а выходит у них это блестяще – то забирают разум. Дэннеру повезло, он только свалился в пустой резервуар и ударился головой. Но последнюю из них все же убил перед этим. Он шел по открытым местам, на них же и дрался – и только это его и спасло. Я не стал рассказывать парню, что тогда произошло с его товарищами, и лучше бы ему этого так и не вспомнить. Их всех ребятам пришлось застрелить... А его вытащили. И ухитрились спасти в последний момент. Собственно, потеряв его, я бы очень многого лишился, да и вся патрульная служба вместе со мной, а вслед за ней лишился бы немалой доли защиты и весь город. И мы сражались за каждую минуту его жизни, за каждый вдох, каждый удар сердца. Мы не могли его потерять. А твари отделали его так, что он до сих пор при людях рубаху не снимает. Даже мне, пожилому человеку, повидавшему на своем веку немало разных ужастей, страшно смотреть.

А теперь они вернулись. И мне становится не по себе от мысли, что придется снова отправлять его и его отряд драться с ними. При условии, что ему пришлось тогда пережить, я не удивлен, что его память стерла этот кошмар целиком и полностью. И я буду молиться, чтобы она никогда его не показала.

Ладно, надо писать распоряжение...

Я уже потянулся к печатной машинке, как вдруг в окно постучали. Кабинет мой располагается на первом этаже, и до окон вполне можно дотянуться.

Я снял пистолет с предохранителя и открыл одну ставню.

И, как вы думаете, кого я там увидел?.. А вполне себе того, кого и ожидал.

— Здравия желаю, товарищ полковник! – бодро отчеканила Нэйси, отдавая честь. За спиной у нее висела самодельная глевия. С хорошо выверенным балансом и ровной заточкой, надо сказать. – Разрешите обратиться!