Читаем без скачивания Иридий. Про них шептался Космос - Маргарита Блинова

Я сказала детективу Снаю правду – раньше меня звали не Рокси Тайлз, а номер 214.

Бурый был помешан на числах, поэтому все на заводах соответствовало его измененному наркотическими препаратами сознанию. Он похищал детей и подростков с улиц и заставлял пахать на себя.

В наше время, когда машины полностью заменили человека на заводах, ручной труд ценился на вес золота. Марко хорошо это знал, поэтому нашел легкий способ стать биллионером. У каждого похищенного ребенка был свой номер. Мы работали в пыльных ангарах с трехчасовым перерывом на сон и часовым на еду. «Халтурщиков» жестоко били, оставляя целыми только кости рук и глаза. Девчонкам постарше везло еще меньше.

Чтобы мы не спали, нас пичкали полунаркотическими тониками, от которых некоторые из нас умирали.

Чтобы не спать, ребята придумали простой способ – мы щелкали пальцами, а специальные металлические напальчники, с помощью которых мы шили, усиливали звук и делали его пронзительным.

Щелчки невозможно было игнорировать даже в спящем состоянии, и предназначался этот звук для привлечения внимания или сообщения о проверке.

В отличие от других, неприметную фигуру в темном проулке между двумя зданиями я замечаю почти сразу. Худой парень в широкой одежде, явно с чужого плеча, темная ветровка с капюшоном, надвинутым низко на лоб.

Он слишком далеко, чтобы я смогла рассмотреть его лицо, но мне не надо видеть его глаз, чтобы понять: незнакомец с улиц смотрит на меня.

– Нет, – шепчу я губами и мотаю головой, в знак того, что не выйду из летмаша.

Ну уж нет! И пусть он даже не рассчитывает!

Парень вытаскивает руки из карманов и быстрым движением показывает два пальца, затем один и четыре. Неужели это кто-то из своих?

Я снова отрицательно качаю головой. Мы договаривались, что не станем связываться друг с другом без крайней нужды, но у меня нет никаких доказательств, что это кто-то из ребят. Сегодня я очень опрометчиво выдала себя детективу Снаю, назвав свой номер. Мало ли кто мог подслушать. А вдруг это Душитель?

Парень шагает назад, почти полностью скрываясь в тени проулка, и делает три движения – касается правого уха указательным пальцем, показывает скрещенные пальцы, потирает ладони.

В цехах нам запрещали общаться друг с другом, поэтому мы выработали свою систему знаков. И сейчас незнакомый парень сказал мне следующее:

«Есть разговор не для чужих ушей».

Оглянувшись на Бака, я незаметно тру щеку ладонью и касаюсь носа.

«Говори сейчас».

Парень прикрывает ладонью глаза и крутит ладонью, изображая воронку. Первое движение означает «видел», а второе употребляли для слова, которому еще не придумали обозначения.

Я хмурюсь. Видел что?

А затем меня вновь обжигает внезапная догадка.

Неужели кто-то был свидетелем нападения на меня? Так вот почему Душитель не стал заканчивать начатое! Его спугнул кто-то, кто был в это время на улице рядом со служебным входом в бар «Большой пес».

Но почему тогда этот загадочный кто-то не пришел мне на помощь позже, уже после того, как Душитель кинулся наутек? Почему мне пришлось минут семь орать, прежде чем крики услышали другие официантки и позвали охранников посмотреть, что за шум?

Хотя не суть! Мы можем найти загадочного Душителя. Вот это удача!

Я смотрю на паренька в проулке и складываю два пальца на груди.

«Как его зовут?»

Парень вновь крутит рукой, изображая воронку. Значит, он может сказать имя только лично.

Оглянувшись на Бака, все еще раздающего автографы, я осторожно снимаю блокировку дверей летмаша и выхожу на улицу.

Нет, нет! Я не буду рисковать и заходить в темный переулок. Я остановлюсь в трех шагах, на освещенной улице и попрошу незнакомца крикнуть имя.

Риск минимален.

Еще раз оглянувшись по сторонам, я делаю парочку торопливых шагов по направлению к проулку, но, когда до фигуры в капюшоне остается не больше десяти шагов, останавливаюсь.

Касаюсь двумя пальцами груди: «Как его зовут?»

Фигура едва заметно вздрагивает, словно… Он что, смеется? А в следующий момент незнакомец снимает капюшон, и я понимаю, как ошиблась.

Это был не парень, это был мой герой.

– Май? – Слова рвутся из моего горла, прежде я успеваю сообразить, что стою посреди оживленной улицы.

Жест рукой – «следуй за мной», и фигура растворяется в темноте переулка.

Нет, я не пошла следом. Я побежала, невзирая на высоту каблуков и ноющую от боли ногу. Потому что встретить Май – это все равно что… что… Не знаю даже, с чем сравнить!

Забежав в переулок, я притормаживаю, боясь оступиться среди кучи типичного для улиц хлама. И куда только роботы-уборщики смотрят?

Слышится негромкий щелчок откуда-то сбоку, и раздается простуженный голос:

– Надо быть полной идиоткой, чтобы пойти следом…

Я медленно оборачиваюсь и щурю глаза, надеясь сквозь темноту разглядеть заманившего меня сюда человека.

Криво остриженные давно не мытые светло-русые волосы, экзотический разрез глаз медового цвета и приметный рваный шрам, идущий от левой губы до середины щеки.

Да, это определенно она.

Встретить Май здесь так же неожиданно, как увидеть в ее руках пушку, направленную четко мне в грудь.

– Я могла убить тебя четыре раза, – с укором говорит она и криво улыбается краешком губ. – Ты совсем не думаешь о своей безопасности.

– Я обязана тебе жизнью, – улыбаюсь я в ответ, ни капли не смущаясь пистолета. – Будет справедливо, если ты заберешь долг.

Май насмешливо фыркает и опускает ствол.

– Меня всегда коробила твоя патетика, – морщится она. – Ведешь себя как размазня.

Я снова улыбаюсь, раскрываю руки для объятий и делаю шаг навстречу.

– Во-у! – отпрыгивает она в сторону. – Ты чего это задумала? Знаешь же, как я отношусь к нежностям.

Я покаянно опускаю голову и улыбаюсь.

Май всегда любила казаться бесчувственной колючкой, не склонной к привязанностям. Этаким агрессивным ежиком, казалось бы, неспособным ни к кому хорошо относиться. Возможно, это ошибочное мнение о ней Бурого и других охранников завода и спасло всех нас тогда.

Воспоминания приходят неожиданно. Я столько раз пыталась вычеркнуть из памяти все случившееся, но есть в жизни вещи, о которых невозможно забыть.

– Ой, ну хорош! – морщится Май, скорее почувствовав, чем заметив, что мои глаза немного увлажнились. – Смотришь на меня с таким обожанием, как брошенный у дороги щенок. Бе-е, аж тошно!

Она права. Я никогда не была сентиментальной. И сегодня не тот день, когда надо начинать.

– Май, тебе что-то нужно? – обеспокоенно спрашиваю я. – Деньги, укрытие, связи… Любая помощь! Только скажи, что мне сделать?

Она отмахивается от моих слов, как от назойливых мушек, просыпающихся на Церере каждый сезон.

– Ты лучше о себе подумай, – простуженно ворчит Май. – Знаешь Борова? – уточняет она и, дождавшись моего кивка, продолжает: – Один из его ребят болтал про нападение на тебя. Сказал, что улицы в очередной раз спасли богатенькую подстилку, и никто об этом даже не узнает.

Взволнованно оглянувшись в сторону освещенной улицы, я с запозданием думаю о Баке. Надо было предупредить его… Но кто же знал, что я встречу Май!

– Знаешь, кого мне надо поблагодарить? – Она отрицательно качает головой, и тогда я решаюсь на новый вопрос: – Знаешь, кто такой Душитель?

Май молчит и только пристально смотрит мне в глаза, не мигая.

На улицах Май знают и уважают. С ней считаются даже серьезные ребятки, потому что за хрупкими плечами невысокой девушки стоим все мы. Те, за кем она вернулась, хотя не должна была этого делать. Те, кого она спасла. Те, кто обязан ей жизнью.

– Я рада, что ты не с нами, – неожиданно признается она. – Улицы не для тебя…

Смущенно улыбнувшись, я киваю.

Конечно, улицы не для меня! Я родилась в другом мире, воспитывалась совершенно в другой среде, и тот образ жизни, который ведет Май и другие ребята… Мне его просто не понять.

– Окс! – Грозный оклик Бака не сулит ничего хорошего.