Читаем без скачивания Джинн и Королева-кобра - Филипп Керр

— Не только в Нью-Йорке. В Лондоне. В Калькутте. В Каире. Где угодно. Среди них встречаются не только джинн. Есть и ангелы. Как говорится в Библии, «братолюбие между вами да пребывает» и «страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам». Такой философией руководствуются в жизни все отшельники. Они стремятся только к одному: приносить удачу тем мундусянам, которые действительно этого заслуживают. Тем людям, которые делают им добро, даже не подозревая, кому именно они помогают.

— Так ты поэтому дала тому человеку пятьдесят долларов? — сказала Филиппа. — На случай, если он тоже джинн?

— На случай, если он ангел, Филиппа. Смею надеяться, что, оказавшись рядом с другим джинн, я смогу это распознать. Но ангелов распознать труднее, хотя могуществом они обладают куда большим, чем мы, джинн, фактически им подвластно все, они могут сделать все, что захотят.

— С их стороны очень благородно податься в отшельники, — заметил Джон.

— Ты прав — ответила его мать. — Но жизнь отшельника небезопасна. Вот почему я хочу взять с вас обещание, что вы никогда не станете отшельниками. Во всяком случае, пока не вырастете. Я не всегда буду рядом, чтобы вас защитить.

Близнецам было странно это слышать. Жизнь без матери? Невероятно! Но они тем не менее пообещали ей не уходить в отшельники. Дети отнесли купленные продукты вниз на кухню, а потом мама объявила, что хочет показать им кое-что важное.

— Помните, я сказала, что у вашего отца большая душа? Так вот… о душах… Сегодня, в ваш первый день рождения, самое время каждому из вас заглянуть в свой синопадос.

— Что такое синопадос? — спросила Филиппа.

— Зеркало души. Значит, Нимрод вам ничего не рассказывал?

— Нет.

— Пойдемте, — сказала миссис Гонт. — Вам будет понятнее, если вы все увидите своими глазами.

Она повела их на чердак, куда раньше им ходить строго-настрого запрещалось.

— Ты всегда говорила, что тут водятся летучие мыши, — сказала Филиппа, когда мать приладила откидную лестницу, чтобы они смогли залезть на чердак. — Я их терпеть не могу.

— Поэтому я и пугала вас летучими мышами, — сказала миссис Гонт. — Чтобы вы сюда не совались.

Они вскарабкались по лестнице, миссис Гонг открыла в потолке дверцу люка и на ощупь нашла выключатель. Замерцал тусклый свет, и миссис Гонт, пригнув голову, осторожно вылезла на чердак. Близнецы последовали за ней с некоторой опаской, но предвкушая, что вот-вот увидят что-то удивительное, чего доселе им видеть не приходилось.

Они огляделись. На деревянном полу — куча коробок неизвестно с чем. Никакой пыли. Никакой паутины. И конечно, никаких летучих мышей. Только сильный запах нафталина, что Джон тут же и отметил вслух.

— Летучие мыши боятся нафталина, — подтвердила миссис Гонт.

Крыша была в превосходном состоянии — никаких протечек. В ней имелось окошко, но день выдался пасмурный, и на чердаке было мрачновато. Несмотря на скудное освещение, Джон заметил на стене трещину. Знакомую трещину.

— Это та самая трещина, которая тогда появилась над спинкой моей кровати, — сказал он. — Ну, помните? Перед тем, как нам удалили зубы мудрости. Эта в точности такая же. Или она доходит сюда вверх по стене дома?

— А ты сам посмотри, куда она ведет, — предложила мама.

Трещина тянулась через весь чердак за котел с холодной водой. Рядом стояла пара старых мольбертов в белых чехлах.

— То, что вы ищете, как раз под чехлами, — подсказала мама.

Джон принялся неуверенно снимать один чехол, а Филиппа другой.

— Ну что же вы? — Миссис Гонт почувствовала их нерешительность. — Чего ждете?

— Я боюсь, — признался Джон.

— Я тоже, — добавила Филиппа.

Миссис Гонт окинула взглядом чердак.

— Н-да, — согласилась она. — Здесь и впрямь довольно мрачно.

Она произнесла свое слово-фокус, с помощи которого обыкновенно сосредоточивала джинн силу:

— ТУЧЕКУКУШАНДИЯ!

На чердаке тут же стало светло, как в солнечный летний день, а чехлы сами упали с мольбертов, и дети увидели два зеркала.

Это были особые зеркала, на металлической основе, с выпуклым стеклом, богато украшенные с обратной стороны. Самое странное, что свет, лившийся из окна на зеркала, не позволял увидеть то, что находилось перед ними, а давал почти люминесцентное изображение сложного узора, которым была украшена «изнанка» зеркала. Джон встал прямо перед зеркалом, постоял немного и пожал плечами.

— Не понимаю, — сказал он. — Либо я вампир и, значит, в зеркалах не отражаюсь, либо это какая-то уловка.

— Балда, — засмеялась мама. — Спереди ничего не увидишь. Обойди с другой стороны. Там — рабочая поверхность синопадоса.

С некоторым трепетом близнецы приблизились к зеркалам сзади. Металлическая поверхность с богатым восточным орнаментом сияла, отражая вовсе не бурые, сложенные из песчаника стены чердака в старом нью-йоркском доме. Зеркала отражали души близнецов, и дети смотрели на эти изображения как зачарованные. Миссис Гонт тем временем вела с ними какой-то сложный и не вполне понятный разговор:

— Сознание и материя, душа и плоть… Имея и то и другое, джинн призваны раскрыть великую тайну: им суждено постигнуть, где заканчивается материальный и начинается духовный мир, и развенчать тот бред, который несут эти хлыщи психотерапевты, любители будуарных исповедей. Дети, вы хоть понимаете, что вам дано видеть само зарождение жизни?! Только представьте, сколько мундусян мечтают заглянуть в себя, разобраться, кто они такие и на что способны. С одной стороны зеркала виден весь мир, но без вас, поскольку бренная плоть не вечна, а преходяща. А на другой стороне — душа, сокрытая в тени душа. Однако увидеть ее можете только вы. Никто, кроме вас, не вправе смотреть на ваши души, ибо только вы можете повлиять на то, какими они будут. Потому-то они и хранятся здесь, скрытые от всех Синопадос — вещь очень личная, она касается только того джинн, которому принадлежит.

Лейла на мгновение умолкла, оставив детей наедине с собственными мыслями.

— Потрясающе! — прошептала Филиппа. Она разом и узнавала и не узнавала себя в этом ярком, поминутно — нет, посекундно! — меняющемся и оттого таком таинственном и неописуемом изображении. И все же… ей было приятно его рассматривать. Кажется, она уже видела на компьютере нечто подобное, это называется… фрук… нет, фрактал. Да, точно, фрактал! Это значит, что каждая часть изображения является уменьшенной, но математически точной копией целого.

Ощущения и мысли Джона были почти такими же, как у сестры. Но почему-то в его памяти на миг всплыли пятьдесят долларов, которые мама отдала бездомному около магазина, и он понял, что мамина щедрость его все-таки немного беспокоит. Даже терзает. Неужели он, ее сын, заслуживает меньшего, чем какой-то нищий? Как только эта мысль пронеслась у него в голове, на синопадосе появилось черное пятнышко: маленькое, но вполне отчетливое. Оно сразу омрачило всю картину, и смотреть на нее стало неприятно. Получается, что его подлая мысль — все равно что клякса на в остальном безупречной душе? Ну и ну! Как же будет выглядеть его душа, если он совершит по-настоящему плохой поступок?