Читаем без скачивания Клиника в океане - Ирина Градова

– Это вам, – продолжая вежливо улыбаться, сказал посыльный, довольный произведенным эффектом.

– Мне?! Но... простите, я не могу этого принять... – забормотала было я. Лицо индийца слегка потемнело, но он не успел ничего сказать, потому что в этот момент кто-то прошептал мне прямо в ухо:

– Берите немедленно, иначе вы смертельно обидите его хозяина!

Словно загипнотизированная, я протянула руку за подарком, и лоснящаяся физиономия посыльного вновь засияла.

– Передайте... господину Сунанджи мою глубокую благодарность, – проговорила я, от волнения с трудом подбирая английские слова.

– Непременно передам. Всего доброго, мадам.

И, поклонившись со спокойным достоинством, без единого намека на подобострастие, индиец удалился в направлении каюты своего хозяина.

– Это нормально? – поинтересовалась я у своей неожиданной советчицы. Ею оказалась старшая медсестра Сарика Шерават – кому, как не ей, знать все об индийских обычаях!

– Совершенно, – улыбнулась она. – Можно присесть?

Я кивнула, и индианка грациозно опустилась на стул напротив меня. Сарика восхищала меня как женщина – невысокая, приятно полненькая, с густыми черными волосами, модно подстриженными, а под белым халатом она всегда носила традиционные для индийских женщин сари необыкновенной красоты. Ее макияж отличался мягкостью, и я все никак не могла определить – сколько же лет старшей сестре? Можно было лишь предположить, что никак не меньше пятидесяти пяти, но выглядела она просто великолепно.

– Хочу вас предупредить, Агния: ничему здесь не удивляйтесь. Наши пациенты частенько проявляют щедрость по отношению к персоналу, и нужно уметь достойно принимать ее. Вот я, к примеру, однажды получила в подарок дом...

– Целый дом?! – не выдержав, прервала я Сарику.

– Ну не половину же! – рассмеялась она. – Здесь принято дарить весьма щедрые подарки – машины, виллы, а уж золотые украшения... Так что – с почином вас! – и Сарика, приподняв свой бокал с соком, легонько ударила им о край моего.

На самом деле то, что мы так свободно болтали со старшей сестрой, было на борту скорее явлением исключительным, нежели общим правилом. Старший медперсонал предпочитал держаться подальше от среднего. Врачи общались лишь между собой, и только я, пожалуй, пренебрегала этим неписаным законом. Кажется, многие на «Панацее» этого не одобряли, но никто пока не решился мне об этом сказать, так как я здесь считалась человеком новым.

– Очень красивая вещица, – сказала Сарика, кивнув на часы. – Вам пойдут.

– И что, всем... дарят?

– Врач – это святое. От вас зависела жизнь пациента, даже если все это время он провел в бессознательном состоянии, поэтому уважающий себя богач просто не мог не отблагодарить вас за то, что он не умер из-за вашего наркоза!

– Как долго вы здесь работаете, Сарика?

– Почти пять лет. На самом деле давно могла бы уже уходить на покой, но мне тут нравится – свобода от условностей, хорошие бонусы, возможность отдохнуть от семейных забот...

– Вы замужем?

– Конечно! У меня муж и двое замечательных сыновей. Я могла бы не работать, но, как я уже сказала, для меня жизнь на «Панацее» – отдушина, а не просто служба. Мне кажется, что и вам это тоже нужно, Агния, верно?

В чем-то Сарика определенно права: в мире, где женщина по определению занимает в жизни позицию далеко позади мужчины, плавучий госпиталь являлся именно тем местом, где представительница слабого пола способна сделать удачную карьеру и занять достойное положение в жизни, согласно ее собственным умениям и способностям, без оглядки на правила приличия, принятые в том обществе, где работающая женщина до сих пор являет собой нечто чуждое национальной культуре.

Значит, Сарика здесь уже пять лет? Таким образом, она была знакома с Ван Хасселем... Я с трудом преодолела желание расспросить ее о нем немедленно – это выглядело бы совершенно неуместным поступком и одним махом разрушило бы все усилия Еленина и его команды. Нет, мне следует дождаться более удобного момента, когда мои вопросы не покажутся Сарике подозрительными.

Во время ужина я, как обычно, разделила свой столик с Нур. Пациенты ели раньше или получали еду прямо в каюты, поэтому с восьми до десяти вечера ресторан на верхней палубе «принадлежал» только медицинскому и обслуживающему персоналу. Посреди зала располагался огромный «шведский стол», включавший в себя салат-бар, плюс несколько подносов со свежими кукурузными лепешками и большие чаны из нержавеющей стали, полные кипятка. Такой штуки, как растворимый кофе, здесь не признавали, поэтому специальный человек, один из младших коков, варил его в джезвах, установленных на песчаной бане. Правда, можно было воспользоваться кофе-машиной, но большинство азиатов предпочитали старинный способ приготовления. Прочие блюда подавались согласно меню, причем за обедом мы заказывали то, что хотели бы съесть на ужин.

Пока я болтала с Нур, поедая салат, обильно сдобренный специями, в конце зала послышались чьи-то громкие китайские ругательства. Большинство работников камбуза принадлежали не к арабской, а к китайской национальности. Старшим коком, державшим в страхе своих соотечественников, являлся Кун Ли, маленький, лысый, с узкими глазками, утонувшими в его пухлых щеках, и с морщинистым лбом. В «хорошие» дни его глаза даже возможно было разглядеть, но такие дни случались у него весьма редко. В этот момент Кун Ли как раз на чем свет стоит разносил в пух и прах одного из своих подопечных. Я не знала, что именно произошло, но, судя по валявшемуся на полу блюду с рисом, неуклюжий парень опрокинул его и рассыпал гарнир.

– Смешной у них язык, у этих китайцев, верно, абла? — обратилась ко мне Нур, с интересом наблюдавшая за разыгравшейся сценой. – Лопочут что-то быстро-быстро и даже вроде бы друг друга понимают!

Стоявший на коленях молодой мужчина уж точно не обманывался насчет того, что ему говорил, а вернее, кричал его начальник. Тем не менее он, склонив голову, молча выслушивал Кун Ли, всей своей позой демонстрируя полнейшее смирение. Я отметила про себя, что уже видела этого китайца, хотя на палубе он появлялся редко, видимо, проводил все свое время в камбузе, под неусыпным надзором начальства. В тот, первый, раз я не могла не отметить весьма привлекательной наружности этого парня, хотя в целом китайский тип внешности оставляет меня равнодушной. Помню, я подумала тогда, что этот кок, должно быть, полукровка, потому что черты его лица – вполне европейские, волосы – вьющиеся, густые, и лишь раскосые глаза и выступающие скулы выдают в нем представителя монголоидной расы. Причем глаза у него не темные, как можно было ожидать, а светло-карие, почти желтые, как у амурского тигра.

– Абла, он сейчас заплачет! – сочувственно проговорила Нур.

Но она ошибалась: выражение лица молодого китайца походило на застывшую маску, и я решила, что эта маска скорее скрывает его ярость, не позволяя ей вырваться наружу, нежели страх или расстройство. Наоравшись вдоволь, Кун Ли разрешил наконец своему подчиненному убрать за собой. Через пять минут на полу не осталось ни единой рисинки.

– Ну и противный же старикашка этот Кун Ли, да? – сказала Нур, вновь поворачиваясь ко мне. – Совсем затерроризировал бедных ребят!

Я с ней согласилась – ну что такого ужасного совершил этот китаец, чтобы его настолько сурово отчитывать? В подобных ситуациях я чувствую себя как-то неудобно, так как эти случаи, как ничто иное, дают четкое понятие о сословном и классовом делении. Есть «первое сословие» – наши богатые пациенты, «второе» – старший медперсонал, «третье» – члены команды (разумеется, только высшее звено). К «четвертому сословию» относятся медсестры и стюарды, а все остальные вообще не имеют номеров, и от этого на душе становится как-то противно. Именно по этой причине я в течение всего вечера искала глазами пострадавшего кока. Перед самой отправкой ко сну мои усилия были вознаграждены: в очередной раз проходя мимо камбуза, направляясь к спуску на свою палубу, я заметила пострадавшего от несправедливого обращения китайца. Время близилось к полуночи, и его рабочий день, очевидно, закончился. Без поварского передника и дурацкого колпака, в джинсах и простой белой футболке, он стоял, опершись о перила и устремив взгляд куда-то вдаль, за горизонт. Тронув его за плечо, я улыбнулась и сказала:

– Не берите в голову, честное слово! Ваш начальник, он... немного перестарался сегодня.

Парень выпрямился во весь свой рост, и я поняла, что он выше меня на добрую голову. Китаец смотрел на меня очень внимательно, но на его лице ничего невозможно было прочитать. Стоя в паре шагов от него, я увидела, что он и в самом деле чрезвычайно хорош собой – и как только такого красавчика занесло на «Панацею», да еще и на такую низкую должность? Между прочим, для меня стало очевидным и то, что он не так уж и молод. Наверное, я ошиблась в этом отношении, ведь европейцу трудно определить возраст монголоидов, обычно они выглядят значительно моложе своих лет. Наверное, ему уже под сорок, решила я.