Читаем без скачивания Отряд-3. Контрольное измерение - Алексей Евтушенко

Утро четвертого дня (на третий день отряд, конечно, ни на какие экскурсии не отправился, а продолжил заниматься тем же, чем занимался в первый и второй) застало рядового Стихаря в кустах.

С отвращением разлепив глаза, он перевернулся на живот и сделал попытку выползти на более менее свободное пространство. Попытка удалась, и Валерка, дрожа всем телом поднялся на ноги.

Допился, разведка, подумал он, ощущая с каким отвратительным скрипом, ворочаются в чугунной голове мысли, до дома не дошел – в кустах свалился. Все. Амба. Пора завязывать. Так, где это я… Ага, дорога впереди, а вон и Дом сквозь ветви просвечивает. Надо же, совсем чуть-чуть не дошёл. Но чуть-чуть у нас не считается. У нас считается только все и до конца. Ладно, пойдем тихонечко. Шажок, другой… вот и молодец. Ох, что же вчера было-то? Не помню ни хрена. Ладно, шут с ним, перемелется. А перемелется, и мука будет. Из муки пирогов напечем, за стол сядем, гулять бу… Не-не-не! Отставить гулять. А что тогда? Как что? Старый, веками проверенный способ. Баня и баба. Интересно, можно ли организовать в Доме баню? И куда я вчера дел свою бабу? Ладно, отыщется, не иголка. А вот и Дом. Интересно, где наши? Так, принимаем вид по возможности бодрый и независимый, потому как, если я вчера чего не того учудил, то все одно найдется, кому мне об этом подробно рассказать…

В своих душевных и физических страданиях Валерка оказался не одинок. Отряд являл собой жалкое зрелище, о чем ему, отряду, и было прямо заявлено единственным, чувствующим себя адекватно человеком, Аней Громовой.

– Мужчины… – подбоченившись, снисходительно-презрительно усмехалась она краем рта (все, видимо подчиняясь неведомому инстинкту, собрались в обеденной зале). – Солдаты. Защитники. Спасители человечеств и рас. Космопроходцы. Рыцари, я бы сказала, без страха и, уж тем более, упрёка. Вы в зеркало на себя глядели, рыцари?

«Рыцари» отводили глаза и бормотали под нос нечто маловразумительное.

– К-хм… – кашлянул в кулак Малышев. – Сейчас бы баньку истопить…

– Ты, Миша, прямо мысли читаешь, – немедленно поддержал таёжника Валерка. – Где наш Арнольд, интересно, и Ганс Иванович заодно? Спросить надо, есть ли тут баня, а то ведь помрем во цвете лет.

– Баня? – переспросил Майер. – Это что?

– Ну ты даешь, Руди, – сказал Шнайдер. – Столько в России провоевал и не знаешь. Баня – это исконно русская забава. Очень рискованная. Нам, немцам, не выдержать. Судя по тому, что я о ней слышал…

– Ты, Курт, – перебил его хмурый Вешняк, – одну исконно русскую забаву уже выдержал. Значит, выдержишь и баню. Сам потом спасибо скажешь.

– Одну – это какую? – заинтересовался Карл Хейниц.

– Пить три дня без просыху. И безобразничать всяко.

– Ну-у… – разочарованно протянул Шнайдер. – Нашли, тоже мне, исконно русскую. Она такая же русская, как и немецкая.

Начавшийся, было, интересный разговор прервало появление Альберта и Ганса Ивановича. У них немедленно поинтересовались наличием в вверенном заведении бани с настоящей русской парной и, получив ответ, что таковая, конечно же, имеется и полностью готова, выразили желание немедленно воспользоваться.

Глава шестая

Дэнни Джордан (Дабл Д, как звали его когда-то друзья и единомышленники, царство им небесное и земное) вздохнул и ещё раз оглядел хижину, соображая, не забыл ли чего. Эх, неохота идти. Но – деваться некуда. Жратва совсем кончилась, сигарет осталась одна пачка, а он, как ни мало ему было нужно, совсем без еды, а, тем более, без курева обходиться не научился. Дэнни грустно усмехнулся в седые усы и бороду.

Да, благословенное было время, когда они, хиппи конца 60-х – годов, редко задумывались о таких пустяках, как еда, одежда или кров. Когда тебе 18 лет, а рядом те, кто думает и поступает так же, как и ты – это легко. Всегда все находилось. И еда, и выпивка, и подруга, и косячок…

Сейчас, когда ему почти шестьдесят, а рядом не осталось никого из тех, с кем он делил хлеб и любовь, еду и все остальное, он тоже живёт не сказать, чтобы очень трудно. Деньги пока ещё есть, и ему всего-то и надо, что раз в неделю сходить в город. Это, если ничего съедобного не попадётся в лесу. Но поголовье диких кроликов в окрестностях за последнее время довольно резко уменьшилось, и вообще охота с помощью силков (Дэнни не признавал использование огнестрельного оружия для добывания пищи) стала занимать слишком много времени и сил.

Внизу, в городе, к нему относятся как к безобидному чудаку. И даже считают чем-то вроде местной достопримечательности – ещё бы, чуть ли не последний из настоящих первых хиппи! – даже туристам показывают гору, на которой он живет. Хорошо ещё, что у любителей поглазеть на тех, кто не похож на тебя самого, в большинстве случаев хватает ума не лезть на чужую территорию. Тем более, когда территория эта – частная собственность…

Дэнни снова вздохнул, вышел на крыльцо, прикрыл за собой дверь и накинул крючок, – ставить замок от людей он не считал нужным, а для того, чтобы в дом не забрался какой-нибудь любопытный енот, вполне хватало и крючка.

Да, восемь акров каменистой, не слишком плодородной земли, это не Бог весть что. Но эта земля принадлежит ему, Дэниэлю Джордану. Он, Джордан, знает (а на всех остальных – плевать), что ему самому очень мало, что нужно в этой жизни. Пара джинсов, рубашка, кусок хлеба, стены и крыша, которые он, пусть не очень красиво, но возвёл сам. Еще перо и бумага. Не был бы мир устроен так дурацки, он легко обошёлся бы и без этой земли. Но в благословенной Америке с каждым годом все труднее найти место, где бы тебе никто не мешал, и где ты сам никому не доставлял бы никакого беспокойства. Вот и пришлось старому хиппи пойти на компромисс с собственными убеждениями и приобрести кусок земли (благо, вовремя свалилось на голову небольшое наследство). Земли, на которой он чувствует себя вполне свободно и может вдосталь размышлять о несовершенстве бытия. И заносить свои мысли на бумагу.

И никакой электроники и даже просто электричества!

Зимы здесь, на юге Колорадо, не длинные, а в окрестных лесах вполне хватает сухостоя и прочего хвороста, чтобы можно было приготовить на живом огне немудрёную пищу и согреться в редкие холодные дни и ночи. Что же до освещения, то он вполне обходится свечами…

Так, неспешно размышляя о собственном житье-бытье, Дэнни пересёк рощу, преодолел по камням широкий ручей (если идти вдоль течения, то миль через двадцать выйдешь к Рио-Гранде), оставил за спиной три сотни ярдов пологого, поросшего короткой, выжженной солнцем травой, склона и вышел к повороту дороги. Теперь, даже если никто не подвезёт, через пять миль или два часа пешего хода он окажется в городе. Зайдет в банк, снимет наличные со счёта (электронные деньги на кредитных и прочих карточках Дэнни не признавал), закупит продукты, сигареты, может, выпьет бутылочку-другую пива в знакомом баре – и назад. Если ничего не помешает, то уже к вечеру он снова будет в своей хижине и спокойно займётся книгой и другими прерванными делами.

Утро выдалось ясным, солнечным, и городок Вэлхаус показался Дэнни весь и сразу, как только старый хиппи срезал поворот и вышел на противоположный склон горы. Дэнни обернулся и прислушался, не едет ли сзади какая-нибудь машина (тащиться пять миль по шоссе, пусть даже дорога и ведет под гору, совершенно не хотелось). Сзади было тихо, и Джордан снова обратил свои светло-карие, с рыжинкой, глаза к цели утреннего похода. Что-то в облике пятнадцатитысячного города, чьи невысокие дома и прямолинейные улицы просматривались отсюда, со склона горы, довольно отчётливо, его насторожило.

Дэнни подошел к обрыву, присел на корточки, закурил и, поглядывая на город, задумался.

За последние сорок с лишним лет он ни разу никуда не торопился и не собирался изменять этой своей привычке и впредь.

Уж больно тихо, подумал он. Тихо и пустынно. С чего бы это? Сегодня, вроде, не воскресенье, а если б даже было и воскресенье, то все равно пять миль – не такое большое расстояние, чтобы не расслышать шум жизни полутора десятков тысяч людей, собранных в одном месте. Шум этот, конечно, совсем слабый, на самой грани восприятия, но он есть. Всегда. Всегда есть, а сегодня нет. Может, я внезапно стал хуже слышать? С чего бы? Возраст, Дэнни, знаешь ли. Бывает, братишка. Вчера еще мог расслышать шорох мыши в сотне ярдов, а сегодня… Ладно. Хорошо. А где тогда машины? Пять минут сижу, а ни одной ещё не заметил. Ни в ту, ни в другую сторону. Не заметил и не услышал. А время-то не сказать, чтоб очень раннее. Судя по солнцу, часов десять утра, не меньше. Было когда-нибудь такое, чтобы я выходил в десять утра на это шоссе и за пять (нет, пожалуй, уже семь)… за семь минут не встретил бы ни одного автомобиля? Нет, не было такого. Но то, что такого раньше никогда не было, ещё не значит, что это в принципе невозможно. Мало ли. Карта так легла. Вот посижу еще чуток, покурю, и кто-нибудь обязательно проедет.