Читаем без скачивания Тот, кто убивает дракона - Лейф Перссон

– Если бы он выдерживал всего несколько «сухих» месяцев в году и давал печени возможность восстанавливаться между пьяными раундами, наверняка смог бы прожить больше восьмидесяти, – подвел итог Фернандес.

Бекстрём кивнул в знак согласия.

«Наверное, следовало бы перемолоть этого идиота на колбасу, – подумал он. – Пожалуй, получилась бы коньячная полукопченая, не зря же директор Даниэльссон столько времени мариновал себя?»

– Относительно молотка обойщика мебели, однако, надо внести поправку, – сказал Фернандес. – Судя по рентгеновским снимкам черепа, у него нет никаких повреждений, по форме соответствующих молотку, и это касается как самой ударной части, так и другого конца, изогнутого, используемого при вытаскивании гвоздей. Вдобавок ручка у него сломана с неправильной стороны. Не с той, которой бьют. А с другой, предназначенной для вытягивания гвоздей, и отсюда напрашивается вывод, что преступник случайно сломал ручку, пытаясь взломать что-то гвоздодером. Но мы не нашли в квартире никаких характерных повреждений, вот в чем проблема.

– Может, он что-то забрал с собой? – предположил Бекстрём. – Металлический денежный ящик, например?

«Со старыми молочными зубами Даниэльссона и двухкроновой монетой, полученной им от зубной феи», – подумал он.

– Из такой оперы, да, – согласился Фернандес и кивнул. – Как раз сейчас мы склоняемся к тому, что это может быть кожаный портфель с документами и с замком, петлями и уголками из латуни или желтого металла. На гвоздодере есть следы, возможно указывающие на это. Маленький кусочек примерно в миллиметр, и мы почти на сто процентов уверены, что это кожа. Светло-коричневая. Плюс фрагмент чего-то, на наш взгляд напоминающего латунь, с острого края гвоздодера. Возможно, они попали туда, когда он воевал с замком. Мы отправили все в Главную криминалистическую лабораторию, поскольку у нас нет нужного оборудования для анализа.

– Но вы не нашли никакого портфеля?

– Нет, – сказал Фернандес. – Если наша догадка верна, он, наверное, забрал его с собой и попытаться открыть в спокойной обстановке.

– Я записал себе, – сказал Бекстрём и на всякий случай сделал пометку в своей маленькой черной записной книжке. – Что еще?

– Позволь мне вернуться к крышке от кастрюли, – сказал Фернандес. – Она чугунная и с внешней стороны покрыта синей эмалью. Принадлежит кастрюле, которая стоит на плите в кухне. Двадцать восемь сантиметров в диаметре и с ручкой посередине. Весит почти два килограмма. Жертва получила по меньшей мере шесть приличных ударов ею. Первый пришелся высоко с правой стороны по темени. Его нанесли наискось сзади, и, по нашему мнению, жертва получила удар, когда выходила из туалета. Даниэльссон падает лицом вперед, головой в сторону гостиной, а ногами к входной двери, и оказывается на животе или, возможно, на боку. Потом он получает еще два удара по затылку. Далее преступник, скорее всего, переворачивает его и заканчивает минимум тремя ударами по лицу.

– Почему вы уверены, что порядок был именно такой? – поинтересовался Бекстрём.

– Ну, никогда нельзя знать наверняка, но данная картинка в любом случае лучше всего соответствует повреждениям на черепе и прочим наблюдениям на месте, в прихожей, где все случилось. Тому, как она выглядит в результате, положению брызг и так далее. На крышке есть кровь, волосы и фрагменты костей черепа. Плюс повреждения на ней соответствуют ранам на голове жертвы. Наш преступник не только силен. Судя по углу, под которым наносились удары, он высокого роста. Кроме того, я думаю, по-настоящему зол на жертву. Уже первый удар смертельный. Два, по затылку и основанию черепа, он, наверное, сделал для страховки, скажем так, поэтому мы готовы простить их ему. Зато три удара по лицу (мы говорим по меньшей мере о трех) выглядят чисто неоправданной жестокостью. Тем более если предположить, что он, скорее всего, положил около себя крышку, чтобы перевернуть жертву, прежде чем снова начал бить.

– Насколько он высокий? – спросил Бекстрём.

– Даниэльссон был метр восемьдесят восемь. Надо полагать, не менее метра восьмидесяти. Если ты спросишь меня, то еще на дециметр выше. Метр девяносто.

– Если он не профессиональный баскетболист, конечно, – поддразнил эксперта Бекстрём. – Треснул его вытянутой рукой сверху по голове. Ты же видел, как они делают, когда бросают? Или теннисист, который выполнил подачу крышкой от кастрюли.

– Количество профессиональных баскетболистов в том районе, пожалуй, не слишком велико, – констатировал Фернандес без малейшего намека на улыбку. – То же самое касается теннисистов, – добавил он и поджал губы.

«Забавный парень, – констатировал Бекстрём. – Наконец черный с чувством юмора».

Фернандес решил поменять тему. Сначала он рассказал о находке, сделанной польским строительным рабочим в мусорном контейнере.

– Сейчас мы ждем сообщение из криминалистической лаборатории, не принадлежит ли кровь на обнаруженных им предметах нашей жертве. Если все так, дело, бесспорно, примет крайне интересный оборот. Никаких отпечатков пальцев нам, к сожалению, найти не удалось. Ни на дождевике, ни на перчатках, ни на тапочках. Размеры и плаща, и тапок соответствуют параметрам Даниэльссона. Высокого и крупного, с сорок четвертым размером ноги.

– Как много месяцев пройдет, пока мы получим ответ криминалистов? – поинтересовался Бекстрём.

– Нам фактически удалось выговорить себе внеочередное право, – сказал Фернандес. – После выходных самое позднее мы будем иметь результат. Если подытожить все, что у нас пока есть, – продолжил он, – то, вероятно, мы имеем дело с физически сильным преступником, пожалуй выше среднего роста и испытывающим неистовую злобу по отношению к жертве. Если относительно одежды все сойдется, то есть подтвердится ее принадлежность Даниэльссону, точно как и крышки от кастрюли, и молотка, то, похоже, он также довольно сообразителен. Надевает на себя дождевик жертвы, чтобы не запачкать кровью одежду. Снимает свою собственную обувь и меняет ее на тапки по той же причине. Натягивает себе на руки перчатки для мытья посуды, чтобы не дарить нам отпечатков. Единственно нас смущает поведение гостя, с которым убитый ужинал, тот ведь ранее оставил массу пальчиков на тарелках, стаканах и столовых приборах, которые он вроде бы даже не пытался стереть.

– Меня подобное не смущает. Ни капельки. – Бекстрём покачал головой. – Просто у пьяных мозги работают таким образом. Сначала они сидят и пьют с Даниэльссоном. Потом преступнику он неожиданно надоедает, и, когда Даниэльссон идет в сортир, тот сбрасывает с себя чеботы, натягивает хозяйские тапки, дождевик и перчатки, хватает крышку от кастрюли и берется за дело, как только Даниэльссон выходит из нужника и стоит, собираясь застегнуть гульфик. Все, случившееся ранее, он, возможно, забыл.

– Петер и я тоже размышляли в таком направлении, – признался Фернандес и кивнул. – Кроме того, нам пришло в голову, что речь не просто идет о злобе, пожалуй, также есть и более рациональный мотив.

– И какой же?

– Ограбить его, – предположил Фернандес.

– Точно, – горячо поддержал Бекстрём. – Отсюда следует вывод, насколько он хитер. Ограбить такого, как Даниэльссон, равносильно попытке подстричь лысого.

– Боюсь, тут не тот случай, – усомнился Фернандес. – В правом верхнем ящике письменного стола Даниэльссона мы ведь нашли пачку выигрышных купонов с ипподрома Солвалла. Скрепленных резинкой и разложенных по датам. И самый верхний от заезда, который состоялся в тот вечер, когда Даниэльссона убили. Позавчерашнего то есть. Он на двадцать тысяч шестьсот двадцать крон, и деньги взяты из кассы в Солвалле сразу после заезда. А заезд состоялся полседьмого вечера. Но деньги мы не нашли. Его бумажник, например, который лежит у него на письменном столе в спальне, совершенно пустой, за исключением пачки визиток.

– Вот как, – прокомментировал Бекстрём. – Вот как, – повторил он и подумал: «Вероятно, огромный куш для такого, как Даниэльссон».

– Еще несколько моментов, – сказал Фернандес. – Относительно того, чего мы не нашли, и того, чего мы не нашли, но должны были найти.

– Я слушаю. – Бекстрём взял ручку и свою маленькую записную книжку.

– Мы находим купон со скачек, но никаких денег, потом следы, по нашему мнению принадлежавшие портфелю с документами, но никакого портфеля. Плюс одну открытую и одну неоткрытую упаковку с виагрой, выписанной Даниэльссону по рецепту, который мы также находим. Шесть таблеток из восьми остались. Согласно записи на рецепте, он употребил еще восемь с начала апреля. Кроме того, нашли упаковку, исходно содержавшую десять презервативов, но там осталось только два.

– У нашей жертвы были по крайней мере две струны на его лире, даже если ему требовалась помощь для настройки инструмента, – сказал Бекстрём и ухмыльнулся.