Читаем без скачивания Любовь и доблесть - Петр Катериничев

Может выдавать себя за журналиста, профессионального военного, работника спецслужб, криминального авторитета. В последнее время работал сотрудником одного из княжинских издательских холдингов. Возможно, вооружен.

Брови Даши Головиной поползли вверх.

– Держите меня все и еще восемь человек! А почему не сообщили, что ты всю жизнь выдавал себя то за плошку для овсяного киселя, то за мирно пашущий колхозный трактор?

Картинку убрали, дикторша замешкалась, поискав глазами что-то на суфлере, не нашла, взяла со стола бумажку, видимо только что положенную перед ней ассистентом режиссера, начала читать:

– По предположениям оперативных работников, Олег Данилов, находясь в состоянии неадекватного восприятия действительности, похитил человека. – Ведущая запнулась, а на экране появилась цветная фотография Даши Головиной, явно давняя: на ней девушке было вряд ли больше четырнадцати. – Просьба ко всем, кто знает о местонахождении Олега Данилова или девушки, фото которой вы видите на экране, сообщить в правоохранительные органы или по телефонам...

– Да ты меня еще и похитил?! – развеселилась Даша. – Маньяк просто какой-то! И – приставал! Прямо на лоне природы!

– Погоди, Даша. – Лицо Олега было встревожено и крайне напряжено. Он быстро записал два номера, мелькнувших на экране.

– Ты что такой стал? Да это же туфта полная!

– Хуже, Даша, много хуже.

– Чем?

– Все от слова до слова – спланированная провокация.

– Для кого?

– Для Папы Рамзеса.

– Для папы?!

– Да. Ты рассказывала, твой папа запанибрата и с министром внутренних дел, и с дефензивой...

– С чем?

– Со службой безопасности.

– Ну да.

– Так вот: никакая из этих служб сообщение не визировала! Везде фигурируют некие «правоохранительные органы». И уж поверь мне, через час ни одна собака не дознается, кто и как слил этот скверно сварганенный матерьялец на ТВ! – Данилов несколько раз ударил кулаком по столу и выругался – жестко, коротко, яростно.

– Ты – ругаешься?! – Дашины брови снова взлетели домиком в искреннем изумлении. – Да ты даже там, у реки, когда эти уроды... ты только улыбался. И когда я вела себя как дебильная олигофренка... Правда, стекло разбил. В машине.

– Погоди, Даша!

– Да я стараюсь тебя просто отвлечь, чтобы ты успокоился. Что страшного-то произошло?

– Нас списали.

– Как это – «списали»? Приговорили? – Даша выговорила это слово так, словно оно царапало ей горло. Потом спросила совсем по-детски:

– За что?

– Дело даже и не в этом! Они дали знать это твоему отцу! Что-то им нужно от него, что-то очень существенное, и, чтобы он не сомневался, объявили нагло и цинично: похитил дочь маньяк, а потому – всякое может статься! При этом не назвав даже твоего имени, а меня представив сбрендившим маргиналом!

– Кто такой маргинал?

– Если просто – это птица, отбившаяся от своей стаи и не нашедшая другой.

Всюду мечется с криком потерявшая стаю птица, Надвигается вечер – все летает она одна.

Здесь и там она ищет пристанища и не находит, Ночь сменяется ночью – все печальнее птичий крик, – грустно прочла на память Даша. – Это стихи Тао Юаньмина. Подумать только, он жил почти полтора тысячелетия назад. Всего четыре строки. А люди читают и начинают думать – и как они живут, и почему, и зачем... И какой во всем этом смысл.

– Даша, сейчас...

Девушка улыбнулась грустно:

– Погоди, Данилов. Дай мне сказать. Столько произошло со мною за эти двое суток. И еще произойдет. А сил бояться уже совсем не осталось. И еще статистика какая-то вспоминается... Американцы сбросили на кого-то столько-то крылатых ракет... Я думаю, они их обрушивают на головы кочевников только потому, что просто выбросить – жалко, демонтировать – дорого, а срок хранения – истек... – Даша вздохнула:

– Иногда мне кажется, у большинства из ныне живущих давно истек срок хранения... А они продолжают. Потому что жизнь – мила. Даже тем, к кому она жестока. Бывают же, наверное, матери – жестокие, властные, а люди живут себе... Я маму почти не помню. А папу почти не знаю. Мне кажется, что когда-то, давным-давно, он был другим. И этим «другим» его узнала мама и полюбила... А потом – «срок истек». И он перестал быть только моим папой. Он стал... Папой Рамзесом.

Даша замолчала, почертила ногтем на столе:

– Я не знаю, чего ты боишься, Данилов. Ты кого-то не смог уберечь когда-то... Не бойся за меня, ладно? Ты куда лучше, когда милый и любимый, чем когда серьезный. Я перестаю тебя узнавать. – Спросила неожиданно:

– Ты отбился от стаи?

– Хуже. Я никогда и не прибивался. Даша только кивнула.

– Ты прости меня, Олег. Я очень устала. И еще... Ну да: ревность. Мне стыдно, конечно, очень, но так и есть. Я ревную тебя к твоему прошлому... Если у меня столько произошло всего за сорок восемь часов, сколько же всего у тебя было за жизнь... Она ведь проходила не в оранжерее Папы Рамзеса.

– Даша...

– Извини. – Девушка тряхнула головой. – На меня порой находит. – Улыбнулась неуверенно:

– Это у нас фамильное. Знаешь, я спущусь к ребятам, ладно? Там, кажется, есть кофе. Мне сейчас не помешает. И тебе принесу. Я быстро. – Даша помолчала, добавила:

– Я понимаю, что нужно позвонить немедленно папе, но очень боюсь, что телефон опять не ответит. Словно его уже нет нигде.

Глава 88

Данилов застыл перед мерцающим экраном компьютера. Будто обидевшись, что никто с ним более не занимается, компьютер включил «interlude»: по экрану заклубилась пестрая змейка; сначала она гонялась за улыбчивым колобком, в последнюю минуту он ускользал, а потом исчез; движение завораживало, на миг Данилову показалось – исчез и мир, исчез вовсе, осталась только эта спираль, она захватывала внимание и зрение, вбирала в себя, уводила туда, за плоскость экрана. Иллюзия была бы полной... если бы не пульсирующая боль в виске. Нет, мир не изменился. Ни на йоту. Ну а что до добрых дел... Как говаривали во времена оны: «А что есть добродетель?»

Олег активировал программу переадресовки звонка, набрал один из домашних номеров особняка Головина. Прозвучал зуммер, другой, третий...

– Вас слушают. – Голос был смутно знаком. Олег мотнул головой, не вспомнил, нахмурился.

– Могу я поговорить с Александром Петровичем Головиным?

– Никак нет, Данила. Но ты можешь поговорить со мной.

– Ну, здравствуй, Зубр.

– Ну, здравствуй, Данила.

Олег глянул на монитор: защита работала исправно; звонок пытались отследить автоматическим определителем, но тщетно.

– Никак издалека звонишь?

– А то. По правде, я и тебя полагал в местах или отдаленных, или совсем отдаленных. Где-нибудь на берегах Большого Австралийского залива. Или – Стикса.

– И кажется, не слишком рад «воскресению»?

– Время покажет.

– Ты же позвонил не с тем, чтобы обсуждать африканские перипетии трехлетней давности?

– Почему нет?

– Хорошо, Олег. Внесем ясность.

– Элли погибла?

– Да. Пуля Вернера пробила девчонке сонную артерию. Доктор пытался что-то сделать, но сам понимаешь. В таких делах решают минуты. Их у нас не было.

– Как я оказался в саванне?

– Я выбросил тебя из машины. Не был уверен, что выживем. Нас преследовали.

Джип перевернули выстрелом из базуки. Но не зажгли. Потом подъехали ближе. Это было опрометчиво с их стороны... Мы потом ушли в пролесок.

– Все живы?

– Да. Кроме Элли. И доктор Веллингтон сломал руку. Что молчишь? Хотя можешь не отвечать. Знаю. Ты надеялся, что Элли выжила.

– Может быть.

– Мир не изменился. Да и не по сердцу он ей был, наш мир. А бредовая идея Вернера – построить для девушки отдельную сказку – красива, но порочна.

– Отчего? Сказки возвышают людей.

– Скорее – губят. Реальная жизнь не прощает невнимания к себе.

– Реальная жизнь скудна. И смысл ей придает только сказка. У каждого в душе она своя. Если есть душа.

– Если есть. Послушай, Олег... Ты уверен, что у тебя имеется возможность со мной болтать?

– Почему это тебя беспокоит?

– Я не у дел. Сижу во флигеле. Так сказать, под домашним арестом. А телефон не отключили.

– Вроде подсадки?

– Персональной. На тебя.

Данилов глянул на монитор компьютера. Кто-то подключился к вычислению места звонка целенаправленно: тонюсенькие линии исчезали, но маленькая желтая искорка, что рыскала по испещренной красными линиями карте Франции, на время стопорилась: какой-либо из автоматов был занят, цепочка поиска замирала, вернее, сильно тормозилась. Чтобы пробить всю «обманку», поисковикам потребуется не менее получаса. А спутники они не задействовали. Значит, возможности тех, кто работает против, небеспредельны. Вернее, ограниченны.

Учтем.

– Спасибо за заботу.

– Чем можем.

– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Пусть ищет. Как ты попал к Головину, Зубр?

– Случаем.

– Рядом с чем случай? Нефть? Газ? Труба?