Читаем без скачивания Записки о польских заговорах и восстаниях 1831-1862 годов - Николай Берг

Первые три дня прошли в смотрах и разводах с церемонией. Все это у австрийцев и пруссаков почти по-нашему. Разница кое в каких мелочах, например, при отдаче паролей и приказаний адъютантами во время развода, прусские фельдфебеля записывают это в книжках, которые имеют при себе. Но так как это поглощает довольно времени, то для развлечения войск играет музыка. У австрийцев же играла музыка на главной гауптвахте всякий раз при смене часовых. Сдача часовых на всех постах между немцами и русскими происходила посредством пантомимных знаков, что было очень странно и вызывало улыбки наблюдателей.

По окончании конференции все корпусные командиры, наш, прусский и австрийский, выехали из Кракова, а я остался начальником всего нашего отряда. Жизнь текла по-прежнему: смотры, учения. В большие праздники, приходившиеся на долю той или другой нации, каждый отряд давал обеды, завтраки, как только можно было пышнее и лучше, по средствам города, приглашая к участию и других, мы немцев, немцы – нас. На мою долю выпало отпраздновать тезоименитство государыни императрицы Александры Федоровны. Огромная монастырская зала наполнилась цветами. Завтрак па 500 человек высших чинов готовил лучший ресторатор Кракова La Rose. Войска расположились завтракать в монастырском саду. Было множество штаб– и обер-офицеров, прусских и австрийских, также и простых солдат. Жители города приехали вместе с женами. Тосты провозглашались в таком порядке: за русского императора и императрицу, за австрийского императора Фердинанда и за прусского короля Вильгельма IV. Музыка играла гимны всех трех наций. Песельники пропели несколько песен, очень занимавших немцев.

Любезность и предупредительность австрийцев в отношении к нам была чрезвычайная, хотя в душе они только и думали, чтобы нас поскорее выпроводить восвояси. В моем полку умер один молодой офицер, подпоручик Чайковский, католик. Граф Кастильони тотчас разослал по войскам циркулярные предписания, приглашая всех к церемонии похорон. Духовенство костела Девы Марии одело внутренность храма трауром и зажгло необыкновенное множество свечей. Дамы убрали гроб цветами и гирляндами. Особый хор артистов заменял клир, и ими был исполнен великолепный реквием. Граф Кастильони, с высшими чинами, провожал гроб до могилы пешком. Было много почетных лиц города и дам высшего общества. Сверх полковой музыки шла за гробом музыка шеволежеров (Гогенцоллернского полка). При опущении гроба в могилу дамы сняли с него цветы и наделали из них маленьких букетов, которые раздавали толпе. Кому не досталось букета, тот получил кусочек галуна от гроба. Иные прицепляли к груди обрывки золотой бахромы. Так хоронил Краков русского подпоручика – по-видимому, в пику австрийцам.

Около 28 июня пришло известие из Вены, что, по согласию трех покровительствующих держав, вольный город Краков присоединяется к Австрийской империи; русские же и прусские войска должны очистить Краковскую область к 1 (13) июля. Надо было видеть, как вдруг подняли нос австрийцы, и наши взаимные отношения мгновенно изменились. Граф Кастильони дошел до того, что разослал маршруты нашим и прусским войскам, куда и как идти. Нам предписывалось выступить ночью и миновать Краков. Это нас взорвало, тем более что в маршруте, полученном тогда же из корпусного штаба, требовалось, чтобы мы шли именно на Краков и, разумеется, днем. Я уведомил об этом графа, но получил от него новое предписание, уже в виде совета, чтобы я, следуя на Краков, расположил войска ночевать по деревням, а не в городе, так как последнее будто бы менее удобно солдатам. В сущности, австрийцы боялись демонстрации жителей в пользу наших войск. Нечего делать, я согласился, и когда полк стал под Краковом, я, с корпусом офицеров, пошел откланяться бывшему нашему начальнику. В кратких словах мы благодарили графа за постоянное к нам внимание. Он отвечал такой же точно речью, выразив благодарность офицерам и в лице их войскам, за сохранение порядка и проч. и проч. Не мог, однако, скрыть некоторого внутреннего удовольствия, что мы завтра все-таки уходим. Когда офицеры вышли, я объявил графу, что по существующим узаконениям и обычаю мы должны перед уходом отслужить напутственный молебен, почему я прошу его сиятельство назначить для этого в городе соответственный плац. Граф Кастильони стал резко возражать, что это, вследствие разных причин, неудобно; и когда я объявил ему, что отступить от правил никоим образом не могу, он сказал, что никакого распоряжения относительно плаца не будет и что русские войска к рассвету должны быть на границе.

Я поклонился и вышел. Дело этим, разумеется, кончиться не могло. Явясь немедля к нашему резиденту, барону Унгерн-Штернбергу, я просил его отправиться к графу Кастильони и объяснить ему, что выступление наших войск в том виде, в каком он желал, помимо уже нарушения наших военных постановлений, прямо не прилично в политическом смысле; что так бегут только от врага, но не расстаются с союзником, с которым жили до тех пор мирно и решали общие важные вопросы. Унгерн-Штернберг отправился и все это изложил графу в таком виде, что тот немедля отменил первое приказание, предписав всем своим генералам, штаб– и обер-офицерам собраться к 8 часам утра (2/14 июля) в моей квартире, для провода русских войск; велел усилить караул на главной гауптвахте, дав ему знамя, и когда мы пошли в колоннах через город, этот караул отдал нам честь, и знамя салютовало нашим знаменам. Сборное место для молебна было назначено в предместье Клепаж, – та площадь, на которой князь Бебутов дожидался прибытия пехоты 19 февраля. Батальоны командуемого мною полка были построены правым флангом к Флорианским воротам, во взводных колоннах. Граф Кастильони приехал с огромной свитой раньше назначенного времени, именно в 5-м часу утра, когда войска только еще строились. Несмотря на такую рань, народу из Кракова и предместий собралось очень много. Граф Кастильони, поздоровавшись с солдатами, благодарил их за службу и примерное поведение. После этого был отслужен молебен, по окончании которого батальоны переменили дирекцию налево, став лицом к Флорианским воротам, и пошли церемониальным маршем, повзводно, мимо меня, к заставе, имея впереди песельников. Граф Кастильони ехал во главе колонн до первой деревни, после чего, съехав с шоссе, пропустил батальоны мимо себя, раскланялся со мною и уехал. А народ провожал нас гораздо дальше, иные до самой границы, крича поминутно «ура».

В заключение замечу, что за несколько дней до нашего ухода из Кракова явилась ко мне депутация от города, с предложением дать нам прощальный завтрак; но я, вследствие происшедшей у нас размолвки с австрийцами, должен был отклонить от себя эту честь и только просил передать городу нашу глубокую благодарность.