Читаем без скачивания Лабиринт Минотавра (сборник) - Роберт Шекли

– Она далеко, в мелкой рощице, где закреплен один из углов ее паутины. Вроде вознамерилась вздремнуть.

– Просто превосходно! Воспользуйся этой возможностью, чтобы пробраться в глубь паутины и стащить портфель.

– Приступаю, – ответил Ариман-2 и легонько ступил на ближнюю паутинку.

Обретя равновесие, он вновь перевел взгляд на Арахну. По-видимому, она продолжала спокойно спать, омерзительное брюхо еще не переварило надежды и страхи последней из ее жертв.

Ариман-2 осторожно двинулся вверх по нитям, липким от прельстительной субстанции, которой их смазала Арахна. И по мере движения пришелец, сам того не замечая, подпал под влияние коварного любовного зелья. И стал внушать себе: «Она же, если разобраться, очень мила, эта Арахна. Мы с ней могли бы классно провести время. Ее недопонимали, я уверен. Ну не чудесно ли будет сжать Арахну в страстных объятиях, превосходящих всякую фантазию, способных довести до погибели…»

Однако, хоть эти мысли и терзали его разум, они не помешали ему карабкаться вверх и вверх по нити, к центру паутины. И там, двигаясь по-прежнему легче, чем самый ловкий из людей, Ариман-2 скользнул невесомыми быстрыми шагами к месту, где расположился портфель, полный любовного зелья. При том он не преминул отметить, что в сетях Арахны царит великолепный день, один из ослепительных дней, будто специально созданных для любви.

Наконец он достиг угла паутинной сети, где с одной из нитей свисал портфель. Сдернув портфель, Ариман-2 вознамерился уходить и тут заметил, что Арахна, очнувшаяся ото сна, не спеша возвращается к паутине. Вроде бы она его пока не разглядела.

– Пока все идет хорошо, – одобрил Ариман-1, наблюдавший за развитием событий из безопасного далека. – У тебя хватит времени выбраться через задний выход, прежде чем Арахна набросится на тебя. Поспеши!

– Спешить незачем, – отозвался Ариман-2.

– Как это незачем?

– Я решил остаться здесь и подождать Арахну.

– Это еще зачем?

– Потому что я люблю ее, Ариман-1, люблю вопреки доводам рассудка и больше самой жизни.

– Чудесно, – заявил Первый. – Но если она схватит тебя, она тебя сожрет.

– Я учитываю этот факт.

– И что же?

– Мне кажется, что есть два возможных финала.

– Два? Какие?

– Я сумею убедить ее, что моя любовь к ней – особенная, свежая, беспрецедентная. И мое объяснение так тронет ее, что она воздержится от поедания моего тела и станет жить со мной в счастливом брачном союзе.

– А другой финал?

– Она меня действительно съест. Но меня это не тревожит.

– Потому что находишь это маловероятным?

– Нет, не поэтому. Я нахожу это даже желательным. Потому что, заметь, не может любящий сделать большего подарка любимой, чем позволить поглотить себя целиком в прекрасный летний день…

– Хватит, – сказал Первый. – Я слышал более чем достаточно. Теперь послушай меня. Ты быстренько повернешься и сбежишь через задний выход, и сделаешь это сию же секунду!

– Извини, нет.

– Что???

– Я больше не признаю за тобой права распоряжаться мной. С настоящей минуты объявляю себя полностью самостоятельным и требую права на собственные решения по всем важным вопросам.

– Выметайся оттуда! Это приказ!

– Нет, это призыв к неповиновению!

– Посмотрим, – объявил Ариман-1, сделал мускульное усилие, и на сцене появилась еще одна сущность, которой только что не было.

– Кто ты? – спросил Ариман-2.

– Я третейский судья по неотложным делам, – изрекла сущность. – Меня создали разногласия между тобой и твоим вторым «я».

– Не признаю твоего авторитета.

– И все равно будешь вынужден мне подчиниться. Властью, которой меня облекли обе половины личности Аримана, провозглашаю, что главенство остается за номером Первым. Так что, номер Второй, изволь выполнить распоряжение брата и выметаться оттуда.

– Будь по-вашему, – буркнул Ариман-2, – но я не я, если вам это сойдет с рук…

Он двинулся к заднему выходу и достиг цели как раз в тот миг, когда явилась Арахна. Паучиха кинулась к нему, но Ариман-2 успел отпрыгнуть в сторону, а едва он одолел выходной проем, Ариман-1 уловил это из своего безопасного далека и вобрал его в себя.

Однако, хотя личность Аримана была восстановлена, следы раздвоения сохранились, и в потаенном уголке сознания прорастали зерна мятежа против главенствующей половины. До поры их можно было затаптывать, но не вызывало сомнений, что рано или поздно проклюнутся ростки, в соответствии с изречением: «Все скрытое и подавленное рвется наружу».

Но до этого было еще далеко. Пока что Ариман получил драгоценный любовный яд и без промедления вернулся к Купидону. А тот сразу же покрыл ядом наконечники стрел, хоть и поленился предварительно счистить желчь, а позже рассудил, что капелька раздражения любви не во вред, а может, даже на пользу, особенно если у вас чувствительная натура.

Теперь пробил час устроить встречу Меллисенты с Артуром, свидетелем которой должен стать Купидон с луком и стрелами. Для чего Ариману вначале надлежало вернуться в Божье царство, где обитала прекрасная богиня.

Глава 29

Та Меллисента, которую Ариман искал, чтобы поймать в ловушку любви, была богиней древних доисламских сирийцев. Хотя ее родители принадлежали к числу богов малозначимых, они очень гордились своим возрастом. Ее отец, Симус, в прошлом был богом войны нескольких кочевых племен и кичился тем, что выступал их главнокомандующим. Его сильно уязвило, когда на этом посту его заменил новый, более молодой бог, однако он не пал духом и в семейном кругу повторял без устали:

– Они имели полное право сменить привязанности…

Но семья-то знала, как ему стало скверно, когда сирийцы бесцеремонно вышвырнули его с занимаемого поста. В сундуке в задних комнатах своего дворца он и по сей день хранил парадную пурпурную мантию, корону из золота и слоновой кости, а также скипетр – все это принадлежало ему, когда он обладал властью.

– Мы могли бы достичь очень многого, – внушал он людям. – Вряд ли я преувеличиваю, когда утверждаю, что, вероятно, именно я был лучшим стратегом во всем древнем мире. Но даже в лучшие дни мое войско не превышало нескольких тысяч. Сирийцы никогда не были особо плодовитыми. Так что в моих бедах, возможно, виновна ты, мать…

Упрек обращался к жене, Маргарет, которая в дни, когда Симус был богом войны, считалась у сирийцев богиней плодородия.

– Я призывала их плодиться и размножаться, – отвечала Маргарет. – Но они вечно отвлекались на что-нибудь другое. Больно уж умными себя считали. Да и соседние племена были крупнее. Нас задавили численностью, только и всего.

– Твоя идея насчет того, чтобы наши воины оплодотворяли всех захваченных в плен женщин, сама по себе была недурна, – напоминал жене Симус. – Только пленниц попадалось не так уж много, да и беременели они не всегда.

– А это чья вина? – огрызалась Маргарет. – Мои воины были зрелыми, сильными мужчинами. Горе в том, что они подцепили от греков гомосексуальную заразу. Тебе не следовало разрешать им ездить в Афины.

– Откуда мне было знать, что они выберут наихудшую часть афинской культуры? И вернутся домой с надушенными бородами и подведенными глазами…

– Это бы не беда. Настоящая причина в том, что ты имел обыкновение держать молодых людей запертыми в казармах и не позволял им общаться с женщинами до двадцати пяти лет.

– Я хотел не размягчать их характер, – указывал Симус. – У спартанцев же получалось!

– Спартанцев всегда было совсем немного. Спору нет, они были хороши, все до одного, и один спартанец стоил, быть может, десяти врагов, как и твои солдаты в лучшие времена. Ну а как насчет одного воина на двадцать? Или на пятьдесят? Или на сто? А ты, дорогой, столкнулся именно с такими соотношениями, и тут уж было ничего не поделать. Тебя подвела демография, а не боевой дух…

Подобные разговоры велись день за днем – они ворчали друг на друга, но в основном уживались вполне сносно. В таком вот доме и росла Меллисента. С самого рождения дочери разгорелись споры, какая ей предстоит карьера. Отец хотел, чтоб она стала богиней войны, как Афина, которой он восхищался. Мать не соглашалась ни в какую:

– Война – занятие для женщины неестественное, и не ссылайся на своих греков. Во что они теперь превратились? В крошечную балканскую страну, утонувшую в народных танцах, вот во что. Нет, моя дочь будет богиней плодородия, как ее мать.

Но самой Меллисенте не нравилась ни та, ни другая перспектива. Ей в душу запала идея стать богиней любви, и она готовилась именно к этой роли. Родители ей помощи не оказывали: и отец и мать полагали, что богини любви – порода сомнительная. А по сути и споры, и занятия шли втуне, поскольку на Земле не осталось работы для богинь любого сорта. Планета как-то переросла их, за исключением разве что немногих примитивных племен, да и те, что ни день, подвергаются вербовке со стороны адвентистов седьмого дня и, по всем признакам, вот-вот падут жертвами обанкротившегося монотеизма.