Читаем без скачивания Сокол на запястье - Ольга Елисеева

Вожак скакал впереди, на его кудлатой голове светился широкий золотой обруч. Он хмуро смотрел по сторонам, и рядом с ним притихали даже самые развязные, прыткие на язык жеребчики. Хиронид бежал справа от отца и с неудовольствием прислушивался к разговору молодых кентавров из табуна. Это были мохноногие кони, кряжистые и низкие в холке. Кем были их матери? Под каким кустом бузины их нашли? Во всяком случае ни один порядочный человек-конь не признавал своего отцовства. Они не умели держать себя в узде и хвастались тем, что запросто посещают деревенских кобыл.

— Тебе не обскакать меня сегодня. — бросил Хирониду верховодивший среди них Фол. Рыжий жеребец, чьи конопушки с человеческой спины плавно переходили в яблоки на конской шкуре. — Меня хватит на всех баб, которые там собрались!

— Если они вообще захотят к тебе подойти. — холодно возразил сын вожака, смерив соперника презрительным взглядом. — От тебя на стадию разит стойлом.

Фол вспыхнул.

— Попридержи язык, чистоплюй! — взвился он. — Сегодня я перед лицом Кобыльей Матери докажу, что больше тебя достоин водить табун.

Хиронид снисходительно хмыкнул. Он знал, что в споре за царское место ему еще придется схлестнуться с Фолом. Но сын мудрейшего из кентавров был готов, если надо, силой доказать свое право на власть. Как иначе объяснить безродному молодняку, что для царского обруча нужен не только мощный крестец, но и умная голова?

Вид облизанного недавними дождями холма положил конец перебранке. Учуяв сытный запах разогретого ячменя, кентавры поскакали быстрее.

Женщины уже готовили пиво. Сусло поднималось такое густое, что пить можно было, только проткнув его соломинкой. Торетки разливали напиток в большие неглубокие тазы и весело перекрикивались, помахивая цветными платками, чтобы сбить мутную пену.

Многие уже подоткнули узкие кожаные платья и вошли в воду, чтоб вымыться перед появлением гостей. Шест на холме с воткнутым кобыльим черепом был весь увит пучками травы и поздних цветов. Последняя радость перед наступлением холодов. Последнее веселье. На долгую-долгую зиму.

Кентавры появились сразу из-за поворота дороги. Они миновали балку и теперь въезжали на склон. Кое-кто еще перебрасывался шутками, но большинство, завидев женщин, забыли о товарищах и ринулись вперед.

Их встретили с радостью и без опаски. Торетки окружили рослых жеребцов. Гнедые, чалые, каурые и пегие спины замелькали среди всплесков платков и блеска манист. Женщины поднимали глиняные чаши, и каждая подносила веселого зелья тому кентавру, с которым хотела начать праздник, его право было принять или поискать другую подательницу пива. Однако все знали, что началом скачки не завершатся, и редко отказывали первой встречной. Для этого она должна была выглядеть страшнее смерти, а такие сидели дома, ибо вид уродства оскорбляет Великую Мать.

Хиронид увидел, как отец взял чашу из рук одной знакомой вдовы и отправился с ней за ближайшую каменную россыпь. Теперь молодой кентавр мог чувствовать себя свободно. Он принял глиняную плошку с пивом у подошедшей девушки, но не стал пить, лишь слегка лизнув языком сусло. Хиронид подхватил спутницу под колено, усадил себе на спину и двинулся медленно объезжать холм, рассчитывая на каждом кругу подбирать новую подругу.

Ему удалось сделать это четыре раза. Уже после третьего поворота вокруг шеста с лошадиным черепом, спуская на землю слегка усталую разрумянившуюся спутницу, кентавр заметил, что соплеменники сильно навеселе. Хмельные и разогретые играми, они скакали по полю, махая хвостами. Поймав избранницу, жеребец беззлобно кусал ее зубами за плечо и, подхватив за талию, забрасывал себе на спину. Редко кто из порядочных гостей устраивал свалку на глазах у всех. Зато молодой охлос Фола веселился там, где нагонял беглянок. Невежи прижимали тореток к земле и наскакивали на них, как на кобыл, не слушая никаких возражений.

Впрочем, крестьянки, кажется, были довольны. Их жаркие объятья с Фолом и его товарищами показались сыну вожака более страстными, чем церемонные поцелуи с ним самим. Хиронд яростно взревновал и, распустив хвост по ветру, пустился вскачь, издавая призывное ржание. Он подхватил первую попавшуюся тетку и завалил ее у всех на глазах, чтоб потом никто не мог обвинить его в слабости или недостатке желания.

Баба завопила благим матом. Юбка на ее толстом заду лопнула, как кожа на барабане, а сама она изловчилась и треснула Хиронида по морде глиняной чашкой. Огорошенный и измазанный суслом кентавр вынужден был отпустить жертву. И тут же услышал над ухом насмешливый голос Фола.

— А говорил, что от меня пахнет стойлом! Тебя женщины и близко не подпускают. Сосунок!

Униженный сын вожака поднялся на ноги и, слабо огрызаясь в ответ, побрел к реке. Надо было смыть липкую пивную пену, быстро стягивавшую кожу клейкой пленкой.

— Иди, иди, ополоснись!

— От тебя воняет бабьим страхом!

— Кобылы этого не любят!

Хиронид готов был повернуть и зубами вцепиться в шею первого же попавшегося жеребца, но сдержал себя. Праздник еще не окончен. Вся ночь впереди. Не повезло сейчас, повезет позднее. До утра он сделает три раза по девять. Или даже девять раз по девять, так они его разозлили!

Миновав топкий берег, кентавр погрузился в реку. Вода оказалась уже холодной. Пока она касалась ног и боков, все было в порядке, но стоило нескольким каплям брызнуть на голую кожу живота, как Хиронида пробрал озноб. Осень, что поделаешь? А ведь оттирать от сусла пришлось именно человеческие части тела: руки, шею, лицо. Кожа пошла знобкими пупырышками. От холода он даже обмочился. Хорошо, что за высокой стеной камыша никто не видел.

Да и темнело. Здесь у воды еще можно было различить гаснущий лазоревый край неба. А у холма костры спорили с хрупкими сумерками, и вокруг них все уже казалось ночью. Хиронид выбрался из воды, встряхнулся и пошел на веселый шум голосов. Сухой камыш шуршал вокруг него на легком ветру. Кентавр совсем успокоился и хотел еще немного постоять на берегу, вглядываясь в усыпанный рыжими огоньками холм.

Вдруг ему показалось, что веселье стало через чур беспорядочным. Кентавры и танцевавшие с ними женщины метались среди костров, не ища, а отталкивая друг друга. Многие падали. Крики, доносившиеся до берега, были не хмельными, а испуганными.

Хиронид насторожился, чуть-чуть вышел из своего укрытия и вытянул шею, стараясь рассмотреть, что же именно происходит. И тут кентавр различил лишние фигуры вокруг холма — не женщины и не соплеменники — они прятались за камнями и осыпали собравшихся стрелами. Не в силах наблюдать за этим Хиронид тревожно заржал, предупреждая своих об опасности, но было уже поздно. Его мало кто мог услышать. Кентавры метались по подолу холма, хмельные, спотыкающиеся, не способные далеко убежать в поле.