Читаем без скачивания Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - Рудольф Риббентроп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«(29 и 30 мая)
Г (Гитлер): (Операция) «Барбаросса» является риском, как и все, если она не удастся, то все так или иначе пропало. Но когда бы она удалась, то создалась бы ситуация, которая, вероятно, принудила бы Англию к миру».
Опять же цель «принудить Англию к миру». Ни слова о «жизненном пространстве», однако о — также, очевидно, и в глазах Гитлера — необычайно большом риске. Решение Гитлера начать кампанию, о которой он сам же сказал, что если она не удастся, то «все пропало», вполне можно назвать безответственно большим риском. Даже сейчас, по прошествии более чем 60 лет, холодеешь, читая в оригинале рядовые записи, сделанные рукой Хевеля. И вновь 8 июня 1941 года:
«Продолжительный разговор наедине с Ф. (с фюрером) о России. «Тяжелая кампания», но полагается на вермахт и воздушный флот: по истребителям и бомбардировщикам численное превосходство. Некоторые опасения за Берлин и Вену (…) Сосредоточили все свои силы на западной границе. Крупнейшее в истории развертывание войск. Если что-то пойдет не так, то так или иначе все пропало. (…) Злосчастное время ожидания, это только оно заставляет так нервничать!»
Далее, 13 июня 1941 года:
«Разговор с Ф. о России. Верит, что это должно означать конец английского сопротивления. Я в это пока не верю, потому что Англ. будет видеть здесь ослабление Герм. в течение некоторого времени».
И вновь приводится аргумент о принуждении Англии к миру. И наконец, 20 июня 1941 года, то есть непосредственно перед нападением:
«Долгий разговор с Ф. (с фюрером): Большая надежда на Р-кампанию. Хотел бы заглянуть на 10 недель вперед. Это же всегда означало бы большой риск. Стоишь перед запертой дверью. Секретное оружие? Стойкость фанатика? Спит теперь со снотворным. Диктует. Сказал мне, что сегодня утром вновь проиграл все до мельчайших деталей — не нашел для врага ни малейшей возможности одержать верх над Германией. Верит, что Англ. должна сдаться, уступить. Надеется, что еще в этом году».
Эти записи наряду с оперативными докладами Редера — оба документа являются источниками первостепенной важности — вполне ясно раскрывают мотивы Гитлера выступить против Советского Союза, в особенности если учесть, что у Хевеля с Гитлером были очень личные отношения. Высказывания Гитлера были сделаны Хевелю в самых доверительных условиях. Вплоть до самоубийства Гитлера Хевель оставался при нем в Берлине и вслед за тем вскоре также лишил себя жизни.
Все эти высказывания Гитлера не производят впечатления убежденного в победе главы государства, скорее возникает образ человека, который хотел одним ударом высвободиться из стесненного положения. Так же, как и частичная демобилизация армии после Западной кампании, акцент на Марине, Люфтваффе и другом, эти записи опровергают тезис: Гитлер напал на Россию, чтобы наконец приняться за сформулированную в 1925 году цель приобретения «жизненного пространства».
Гитлер вполне осознавал риск; примечательно его беспокойство в отношении — по крайней мере, численно — превосходящих русских военно-воздушных сил. Эта забота ввиду превосходства германского Люфтваффе после того, как большая часть русских военно-воздушных сил, дислоцированных недалеко от границы, смогла быть уничтожена на ранних стадиях кампании, поначалу не оправдалась. Все же румынские нефтяные месторождения, от которых в значительной степени зависело немецкое ведение войны, однозначно находились в зоне досягаемости русской авиации. Признание по поводу «ворот на Восток», которые ему придется распахнуть и о которых никто не знает, что за ними скрывается, Гитлер в то время сделал также и отцу.
Хевель с полным правом заметил в своем дневнике, что «Англия поначалу увидит в германо-русской войне ослабление Германии». Хевель был, как известно, представителем отца у Гитлера и Гитлеру безоговорочно предан. Таким образом, в данной записи слышится, вероятно, голос министра иностранных дел, так как нигде больше в своем дневнике Хевель не излагает собственных мыслей, не говоря уж о концепциях, не совпадающих с мнением Гитлера.
Мы не желаем, однако, забегать вперед, жесткая борьба между Гитлером и его министром иностранных дел по поводу окончательного решения, напасть на Советский Союз или нет, все еще продолжалась[368]. 10 января 1941 года уже упомянутый посланник Шнурре, ведший в течение многих лет торговые переговоры с Советским Союзом, договорился с русскими об, как он пишет, очень далеко идущем торговом соглашении. Шнурре излагает свой отчет отцу по возвращении в Берлин следующим образом:
«После моего отъезда (из Москвы) в Берлин я доложился у рейхсминистра иностранных дел Риббентропа и подробно сообщил в письменном анализе об итогах переговоров в Москве. Он согласился с моим мнением, что торговым соглашением от 10 января 1941 года был открыт настежь путь на Восток и что в связи с этим должна быть предпринята попытка прийти к миру. Риббентроп воспринял мой доклад с большим вниманием»[369].
Мне Шнурре рассказал до своей смерти: он доложил отцу о своем прибытии со словами: «Господин рейхсминистр, поздравляю Вас. Вы выиграли войну!» Шнурре верил, что торговым соглашением он решил проблемы Германии с поставками продовольствия и сырья для военного производства. С этим можно было дольше продержаться в войне с «морскими державами» — США и Великобританией, разумеется, при условии выполнения договоренностей советской стороной. В написанных после войны «мемуарных заметках» Шнурре представляет договор следующим образом:
«Торговое соглашение от 10 января 1941 года намного превосходило по объему первый договор с русскими и включало на основе взаимности поставки для нас из Советского Союза, которые в долгосрочной перспективе в значительной степени гарантировали наше снабжение продуктами питания и сырьем. Корма, сырая нефть, хлопок, фосфаты, железная руда и металлолом, хромовая руда, драгоценные металлы (платина), цветные металлы и другое стоимостью 640 миллионов золотых марок, к чему добавлялись еще поставки по просроченным контрактам. Особое значение имело урегулирование транзитной проблемы. Эти договоренности позволяли нам перевозить сырье, приобретенное при советском посредничестве на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе, быстрейшим способом через Сибирь в рейх. Так, в самые последние часы перед началом войны от китайской границы до Берлина катил поезд с каучуком. Закупки на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе оплачивались золотом, они касались каучука, цветных металлов, шелка и другого сырья, незаменимого для немецкой военной экономики. (…)