Читаем без скачивания Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия

— Он мог просто забыть, — предположил Павел.

— Или не поймал такси, в воскресенье это не так-то просто сделать, — добавил Грегориос.

— Или устал и вернулся к себе, чтобы лечь спать, — высказался Имре.

Появилась Мадлен:

— Думаю, он уже не придет, но спасибо, что устроили генеральную уборку. Альбер решил вас угостить.

Я остался с Игорем, который не терял надежды на встречу со своим кумиром.

— Должно быть, его что-то задержало, но он обязательно придет.

У нас давно не было возможности поговорить без свидетелей.

— Как дела в лицее?

— Вообще-то, хорошо.

— А с подружкой?

— По воскресеньям мы не видимся. Она проводит время с семьей.

— Поставь себя на место ее родителей. Они всю неделю работают и пообщаться с детьми могут только в воскресенье.

— И сколько это будет продолжаться? Она не останется с ними на всю жизнь.

— Все вы, молодые, одинаковы.

— Можно тебя спросить, почему вы так относитесь к Саше?

— Это давняя история. Тебе лучше не знать. Не стоит обращать на него внимания… Ну что, ждем дальше или уходим?

— Представь, что он придет, а его никто не встретит. Что он о нас подумает?

— Ты прав. Подождем. Артисты вечно опаздывают. Он говорил со мной, как с другом, и не мог забыть об обещании. Знаешь, о чем он мечтает?

— Нет.

— Поклянись, что никому не скажешь. Это его секрет. Он хочет поставить «Ромео и Джульетту» Прокофьева. Можешь себе представить? Самый прекрасный балет мирового репертуара. Знаешь эту музыку?

— Я не силен в музыкальных шедеврах. Мой отец обожает Верди и «Риголетто».

— Тогда ему понравится. Попроси родителей купить тебе пластинку. Мое любимое место — «Танец рыцарей». Слушаешь и воспаряешь в небеса. Знаешь, почему Прокофьев считается любимым композитором советских людей?

— Потому что он гений?

— Не только.

— Потому что написал замечательные оперы и балеты?

— Этого мало.

— Потому что был добрым и великодушным человеком?

— У меня на родине эти качества не предмет для восхищения.

— Тогда сдаюсь.

— Прокофьева обожают за то, что он убил Сталина.

— Что ты такое говоришь?

— Пятого марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, рано утром, Сталину сообщили о смерти Прокофьева, и он, загубивший миллионы душ, был потрясен этим известием. Сталин унижал Прокофьева, композитор был гоним, несчастлив и несвободен. Тиран впервые в жизни почувствовал угрызения совести, у него случился удар, и он умер. В тот же самый день. Из-за Прокофьева.

— Я не знал.

— Господи, Мишель, да это же шутка. Уверен, если бы Прокофьев знал, что его смерть избавит нас от Сталина, он с радостью пожертвовал бы собой намного раньше.

Мы сидели на скамье у входа в «Бальто» и ждали. Погода была замечательная. Проходившие мимо нас члены клуба махали на прощание рукой и отпускали шуточки: мол, хватит ждать, а то врастете в землю. День клонился к закату, и мы смирились, решили, что тоже пойдем по домам, только выкурим на посошок по сигарете, и тут увидели Леонида. Выглядел он как-то странно, обе ладони у него были замотаны эластичными бинтами.

— Эй, товарищ, мы тут! — позвал Игорь. — Что стряслось?

Леонид отреагировал не сразу, нам даже показалось, что он с трудом сфокусировал на нас взгляд.

— У тебя проблемы?

— Я хочу пить.

Мы прошли следом за Леонидом внутрь. Он выглядел как человек на грани нервного срыва. Сопел, шмыгал носом, гримасничал. С трудом вытащил из кармана заветный пузырек, открыл его, вдохнул несколько раз каждой ноздрей, после чего заказал порцию 102-го, добавил на два пальца воды, выпил залпом и велел Жаки принести еще три порции.

— Мне пятьдесят первый, — сказал я.

— Вы не представляете, что со мной случилось! — произнес он срывающимся голосом. — Я видел ее.

— Кого?

— Милену.

15

— Я люблю работать по воскресеньям, — начал свой рассказ Леонид. — Люди спокойные, расслабленные, дают отличные чаевые. Я взял пассажиров у «Рица» — испанцев, супружескую чету. Они ангажировали меня на весь день, хотели побывать в Мальмезоне, Овер-сюр-Уазе и Версале. Выгоднейшая поездка. У ворот Майо меня подрезал мотоциклист, я вильнул, въехал на тротуар и впервые за десять лет проколол шину. Муж, хороший парень, сказал: «Ничего страшного, поменяете колесо, и поедем дальше». Хотите верьте, хотите нет, мне снова не удалась эта операция. Гайки были закручены намертво. Я старался как мог, здоровяк-испанец тоже попытался, но ничего не вышло. Ладно, они взяли другую машину, а я остался один на один с чертовым домкратом и через час взял над ним верх. Вспотел, исцарапал в кровь ладони, перемазался как черт. Аптеки по воскресеньям закрыты, и я решил вернуться домой, сказал себе — сегодня не твой день. Тут подходит женщина со здоровенным чемоданом и просит отвезти ее в Орли. Я отвечаю — не поеду, она говорит, что летит в Нью-Йорк, и умоляет подбросить хотя бы до аэровокзала у Инвалидов, где можно сесть в челнок. У меня в бардачке лежала початая бутылка водки, я промыл ладони. Дамочка орала от ужаса, словно ей было больнее, чем мне. Я обмотал платками ладони, и мы добрались до места. Я донес ее чемодан до стойки «Эр Франс», получил хорошие чаевые и совет сделать укол от столбняка и уже собирался уходить, но тут меня окликнули. Я вздрогнул и обернулся. Это была она. Стояла прямо передо мной. Она совсем не изменилась. Такая же красивая и все еще похожа на ту американскую актрису. Как ее имя, Игорь? Ты знаешь, о ком я.

— Дебора Керр.

— Те же глаза. Те же волосы. Королева. Мне показалось, что мы расстались сегодня утром. Не знаю, сколько мы так простояли.

— Как поживаешь, Милена?

— У меня все хорошо.

— Выглядишь отлично.

— Ты тоже.

— Ты все такая же красавица.

— Не верь глазам своим… Я постарела душой.

— Ты больше не работаешь в Орли?

— Меня перевели сюда. В пяти минутах от дому, хожу пешком.

— Давно?

— Около пяти лет назад.

— Невероятно! Я никогда не возил пассажиров в Орли, чтобы случайно не встретиться с тобой, а здесь бывал десятки раз, но тебя не видел.

— И правда странно. По логике вещей, мы обязательно должны были пересечься.

— Мне пора, неудачно припарковался. Не хочется платить штраф.

— Ты водишь такси?

— Да.

— Доволен?

— Не жалуюсь. Ладно… Пока, Милена, теперь буду объезжать стороной Дом инвалидов.

Я пошел к выходу, чувствуя себя счастливейшим из смертных. Встреча с Миленой стала неожиданным подарком судьбы, на большее я и рассчитывать не мог. Неожиданно я услышал за спиной ее голос: «Леонид…» — и обернулся.

— Рада была тебя повидать.

— Взаимно.

— Я часто спрашивала себя, что с тобой сталось.

— Ничего особенного, как видишь. Я все еще ношу твои часы.

— А я — твои.

— Что у тебя с руками?

Носовые платки, которыми я обмотал ладони, промокли от крови. Она попросила коллегу подменить ее и отвела меня в медпункт. Взяла вату, перекись водорода и продезинфицировала раны. Я смотрел на Милену — и чувствовал себя счастливым. Мне не было больно. От нее исходил все тот же нежный запах… Забыл, как называются духи.

— Как это случилось?

— Возникла проблема… с машиной.

Она забинтовала мне руки, мы пошли в кафе, заказали кофе и говорили, говорили… сам не знаю о чем. Как раньше. Молчали. Смотрели друг на друга. Не так-то просто собирать воедино осколки не прожитого вместе времени.

— У тебя не будет проблем с начальством?

— По воскресеньям здесь тихо. А вот твоя машина…

— Плевать я на нее хотел!

— Ты никогда не пытался увидеть меня?

— Ты же знаешь, я дал слово тому типу.

— Ты единственный из всех моих знакомых держишь слово.

— Ну, в каждом человеке должно быть хоть что-то хорошее. Я думал о тебе каждый день.

— А я часто говорила себе: наверное, Леонид нашел работу в авиакомпании. Может, он сидит за штурвалом вон того самолета, что пролетает сейчас над Парижем, и совершенно счастлив. Я почему-то не сомневалась, что ты счастлив.

— Ты права. Скажи мне кто-нибудь, что я однажды стану таксистом, не поверил бы.

— Мы еще увидимся?

— Не знаю. Клятва остается клятвой. У тебя кто-нибудь есть?

— Свободна. Как птица. А у тебя?

— Думаешь, почему я в воскресенье кручу баранку? Давай как-нибудь поужинаем, если хочешь?

— С одним условием — я приглашаю.

— Ну вот. Завтра вечером у нас свидание. Встречаемся в восемь у подъезда ее дома. Жизнь начинается заново.

— Очень рад за тебя, — сказал Игорь.

— Я трушу, как мальчишка. Что думаешь, Мишель?

— Сможешь снова возить пассажиров в Орли.

Игорь заказал бутылку игристого, чтобы отпраздновать чудесную встречу Леонида с Миленой.