Читаем без скачивания Дорога ветров - Иван Ефремов

Я тотчас же забрался в постель, решив отдохнуть от всех приключений. Через двадцать минут около моих дверей послышался страшный грохот и крик. В ярости я выскочил и столкнулся с приятелями – генералом и советником Министерства транспорта, которые с криками: „Наводнение, курорт Сангине тонет! Давайте лодку!“– ворвались ко мне. Пришлось ехать на склад, доставать резиновую лодку и отправлять на ней спасательную партию на курорт, расположенный в пойме реки Толы и затопленный наводнением. К вечеру наводнение окончилось, и на следующий день только снесенные юрты напоминали о вчерашних приключениях.

Как всегда, переписка телеграммами, получение всяких там разрешений – железнодорожных, таможенных, финансовых – затянулись, и только 5 сентября я смог выехать в Восточную Гоби. Ехать было давно пора, потому что работавший на Эргиль-обо отряд Рождественского наверняка израсходовал свой запас горючего. Отсутствие бензина означало отсутствие воды, а следовательно, катастрофу.

Наконец мы с Вылежаниным выехали на „Волке“, загруженном бензином. Приходилось спешить. Чойрена мы достигли совсем рано, обогнав по дороге караван монгольских ЗИС и ГАЗ – 51 другой советской экспедиции. После чая и короткого отдыха мы понеслись дальше. Вылежанин умудрился держать скорость даже на сложных поворотах за Хара-Айрик сомоном. Нога его как бы приросла к педали газа, а профессорская борода надменно торчала вперед, мотаясь в такт толчкам машины.

Светлые равнины перед аймаком теперь покрылись редкой зеленой травой, и белизна их исчезла. Только дорога оставалась по-прежнему белой. Росшие вдоль нее полосы полыни в зависимости от высоты солнца казались то стальными, то голубыми. Синей речкой змеилась дорога, просекая блеклую зелень равнины на десятки километров. Кое-где пятна лиловых или почти белых ромашек стелились яркими коврами. С одного из таких „ковров“ вскочил одинокий дзерен, немедленно пустившийся наперегонки с нашей машиной в обычном стремлении пересечь дорогу. Мы с Вылежаниным решили определить выносливость животного и стали держаться с ним наравне, постепенно замедляя ход. Скорость падала с шестидесяти пяти до пятидесяти пяти, потом до пятидесяти, наконец, до сорока пяти километров в час. Дзерен все бежал, худея у нас на глазах – бока антилопы как-то провалились, а шея вытянулась. Гонка продолжалась четырнадцать километров, опровергнув распространенные представления о том, что дзерен может бежать быстро лишь очень короткое расстояние. Наверное, дзерен бежал бы и дальше, но мы побоялись, что дальнейшая гонка может сильно повредить животному, и, увеличив ход, оставили его позади.

Восточногобийский аймак мы прошли без остановки, пронеслись по „лесовозной“ дороге мимо Баин-Ширэ, пересекли красную котловину „Конец Мира“ и углубились в горы Дулан-Хара. Нашу одинокую машину обступили черные скалы с блестящим пустынным загаром. В центре хребта, в расширении сухого русла, среди низких бархатно-серых холмов, мы встретили четырех архаров. Вылежанин стал проклинать им же самим придуманное удобное устройство винтовки над спинкой сиденья. Пока он извлекал ее оттуда, животные исчезли в скалах.

На южной стороне гор показалось знакомое зрелище угрюмых песков, все цвета стали резко контрастны. Только черные пятна – скалы и желтые полосы – пески. К югу от этих гор до развалин старого монастыря простиралась пустынная „слепящая“ равнина. Как в прошлый раз, в марте так и сейчас, в сентябре, после проезда ее начали болеть глаза. На обед остановились под остатком стены в развалинах. Ничто не нарушало поразительного одиночества этих полустертых следов человеческой жизни. Огромные пни хайлясов торчали безжизненными изжелта-серыми обрубками и только подчеркивали, что все живое навсегда покинуло безотрадное место. Но наша машина была исправна и прочна, и нам незачем было поддаваться трагической меланхолии молчаливой и заброшенной впадины, сжигаемой знойным солнцем.

Подремав в тени, мы двинулись дальше, удачно прошли пески, на полном ходу пронеслись при заходящем солнце через Агаруту сомон и долго ехали ночью, пользуясь яркой луной, хорошо помогавшей свету зисовских фар старого типа. Не обошлось без „посадок“ в песчаных сухих руслах, но при помощи досок и благодаря накопленному опыту мы удачно и быстро выбирались, несмотря на недостаточность рабочей силы, состоявшей только из одного начальника экспедиции.

Наконец в ярком лунном свете мы увидели справа похожий на нос корабля восточный выступ обрыва Эргиль-обо и повернули с дороги по тропе. Однако ехать здесь ночью было небезопасно, тем более что луна зашла, и мы, как ни хотелось дотянуть до лагеря, заночевали. Всего мы проехали от Улан-Батора шестьсот девяносто три километра, поставив рекорд скорости рейса на груженой машине „ЗИС – 5“, а также выносливости и искусства шофера. Я не мог сменять Вылежанина, так как в этом году вообще не водил машины из-за воспаления нерва правой руки.

Рано утром мы как снег на голову обрушились в лагерь. Товарищи никак не могли поверить, что мы доехали сюда за одни сутки. Секрет прост – одиночная машина идет всегда быстрее колонны, в которой неизбежны задержки, отставания, больше вероятности для мелких поломок, смены баллонов и т. п. Зато колонна представляет собою силу, которая пробьется практически везде и везде сделает нужную работу. Она несет с собой запасы горючего, резины, запасных частей, воды, продуктов. Огромное значение имеет взаимопомощь машины буксировкой и то, что с колонной в экспедиции всегда едет довольно много людей.

Работа на Эргиль-обо заканчивалась. Весенняя раскопка теперь расширилась до самой стены обрыва и дала несколько хороших находок. Внизу, на холмах, Новожилову посчастливилось найти еще один череп, а также кости древнейших предков носорогов – ценолофов. Обрыв плато был обследован к западу на пятьдесят километров. В тридцати километрах от лагеря Пронин нашел два полных панциря слоновых черепах. Стало очевидным, что, если мы хотим получить еще материал, потребуются длительные поиски. А времени больше не было: собранные коллекции надо было перевозить к железной дороге и отправлять в Москву, а после того успеть законсервировать экспедицию до будущего года, организовать зимнее хранение машин и многое другое. И мы решили заканчивать полевые работы 1948 года… В 1956 году А. К. Рождественскому пришлось снова побывать в Монголии. Он устанавливал в Государственном музее Улан-Батора скелет гигантского хищного динозавра, переданный монгольскому народу Академией наук СССР из находок нашей экспедиции. Рождественскому удалось совершить поездку на самую крайнюю западную оконечность обрыва Эргиль-обо и выкопать там два полных, прекрасно сохранившихся черепа титанотерия – протэмболотерия.