Читаем без скачивания Люди и призраки - Оксана Панкеева

Спустя несколько минут Мафей вернулся. Ольгу он не притащил. Он притащил Амарго, что вполне тянуло на очередной бред, не хуже вертолетиков.

– Оставь нас минут на десять, – шепотом попросил Амарго. Мальчишка кивнул и снова исчез, а командир осторожно присел на край кровати и еще тише спросил: – Ты не спишь?

– Сплю, – проворчал Кантор. – Чего тебе?

– Не шевелись пару минут, – приказал Амарго и стал что-то раскладывать на одеяле. – И не смотри.

– Почему?

– Потому. Это приказ. Отвернись.

– Иди на… – огрызнулся Кантор и все-таки отвернулся. Амарго зажег свечу, переставил на стул и продолжил:

– Как тебя угораздило туда пойти? Ты же знал, ты все наперед знал, что из этого выйдет, потому и Рико оставил снаружи. Зачем? Неужели иначе нельзя было?

– Я решил, что так будет лучше, – неохотно отозвался Кантор, пытаясь сообразить, для чего товарищ Амарго колет его иголками, как будто ему мало того, что уже есть. – Что ты делаешь?

– Лечу тебя, болвана. Потерпи, так надо. Потом станет легче. С чего ты решил, что сунуться в ловушку будет лучше?

– Потому, что если тебе предсказали какую-то дрянь, лучше не прятаться до конца жизни, а пережить все сразу, раз уж ничего не изменить. Чтобы все скорей закончилось.

– Фаталист хренов! Ты хоть представляешь, чем это все могло закончиться? Поверни голову.

Что-то плоское и цепкое прилипло на шею, пластырь, что ли? На кой он там нужен?.. Потом еще раз, чуть выше.

– Нормально закончилось, – ответил Кантор, послушно не оборачиваясь и пытаясь понять смысл этого странного лечения. – Отстань. Лучше скажи, как там ребята.

– С ребятами все в порядке, что с ними случится. А когда я им скажу, что ты жив, они вообще от радости рехнутся. Мы ведь тебя уже похоронить успели. Все так расстроились, понапивались с горя, как засранцы…

– Прям-таки, – фыркнул Кантор. – Скорее, на радостях. Можно подумать, так уж меня все любят.

– А ты думал! Рико вообще рыдал, как девчонка. И Эспада ужасно расстроился. Торо такую проповедь толкнул, что даже Гаэтано прослезился. Дон Аквилио каялся, что тебя отпустил… А что творилось с Пассионарио, можешь себе представить.

– Ну, этому поплакать, что отлить сбегать… Не зря его в нашем ансамбле Плаксой прозвали. Небось, опять ведро травы скурил и начудил чего-нибудь.

– Если бы! Он напился в хлам, и я боюсь даже представить, чего он мог начудить! А потом пропал! И поверь после этого, что вы не братья, если вы даже пропадаете одновременно! Что у тебя с рукой? Кости не переломаны? Кто тебя латал?

– Не знаю, кто. Не видел. Не переживай, кости целы, обычные иголки. В прошлый раз было хуже… Долго мне так лежать? Неудобно.

На самом деле, ничего особенно неудобного не было, просто лежать неподвижно, когда что-то болит – сущее мучение…

– Сейчас, потерпи еще минутку, – как-то виновато попросил Амарго. – Совсем немного осталось. Полежи спокойно. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу?

– Хочу, – злорадно заявил Кантор. – Расскажи, что все-таки вышло с моей рукой? Хоть сейчас скажи честно. Может, тебе будет стыдно мне врать, когда мне так плохо.

– Ох, как ты меня достал… – вздохнул Амарго. – Не могу я тебе рассказать, хотел бы, но не могу. Я поклялся молчать. Смирись с этим, наконец. Правда это, правда, раз уж ты сам докопался, не буду скрывать. Но что и как, рассказать не могу. И не проси меня больше. Утешься тем, что у тебя снова две руки, и успокойся.

– Хорошо, – вздохнул Кантор. – Скажи только, она настоящая?

– Настоящая, живая, такая же, как была, и совершенно здоровая. Если ты когда-нибудь снова захочешь играть на гитаре, пусть рука тебя не смущает. И давай больше к этому не возвращаться. Договорились?

– Хорошо, – вздохнул Кантор, решив не слишком давить на Амарго. И так товарищ наставник сказал больше, чем обычно. – Долго мне так лежать?

– Подожди немного. Еще минут пять. И объясни мне, во имя неба, почему ты сразу не пришел ко мне? За каким тебя понесло девчонку искать? Это у тебя что, мания или просто традиция – сбежав из плена, первым делом являться к женщине?

– Не твое дело.

– Очень даже мое! Я твой командир!

– Ты мой глюк, – проворчал Кантор, осторожно встряхивая головой. Болеть голова перестала, но с окружающим миром стало твориться что-то не то. Стул у окна начал оплывать, как огарок свечи, а занавески затеяли причудливый танец… – Ты видение.

Амарго тихо вздохнул и не стал настаивать. Только пробормотал себе под нос:

– И у этого тоже видения… А он уверяет, что эти поганцы – не братья…

Занавески продолжали плясать, соблазнительно изгибаясь, как хитанские танцовщицы в пестрых широких юбках, Кантору даже показалось, что под тканью видны очертания стройных женских тел… «Я все-таки озабоченный, – обреченно подумал он, прикрывая глаза, чтобы отогнать навязчивое видение. – Даже тут мне бабы чудятся… И хорошенькие притом… Неужели эта хинская пилюля так долго действует? Или Амарго тоже угостил меня чем-то подобным?»

– Можешь поворачиваться, – сказал Амарго. – Через час-два тебе станет лучше.

– Что ты со мной сделал? – спросил Кантор, не открывая глаз, чтобы не увидеть опять танцующие занавески.

– Ты все равно не поймешь. Просто постарайся уснуть и не думай ни о чем плохом, а то приснится.

– Хороший совет… О чем я, по твоему, могу думать? О прекрасных дамах? О говорящих цыплятах? О концерте для рояля с оркестром?

– Говорящие цыплята? – удивленно переспросил Амарго. – Надо же додуматься… Видно, зря я тебе все-таки двойную дозу вкатил… Чем я думал? Ослабленный организм, не привыкший к химии… Не хватало, чтобы у тебя и в самом деле начались галлюцинации! Давай-ка лучше спи.

– Поздно, – хмыкнул Кантор. – Уже начались. Вот я с тобой разговариваю. А тебя же на самом деле нет. Как бы ты сюда попал?

– Верно, – согласился Амарго. – Меня нет. Я тебе привиделся.

– Сам знаю, – почему-то развеселился Кантор. Он все-таки открыл глаза, и тут же обнаружил, что кровать стала прозрачной и под ней сидит мышь. Сидит и умывает мордочку лапками, вредная зверюшка. Пока он пялился на эту мышь, Амарго куда-то делся, а вместо него появился говорящий цыпленок размером со стул, на спинке которого он каким-то чудом ухитрился примоститься. Потоптался, неуверенно перебирая лапками на своем неустойчивом насесте, и голосом Мафея спросил:

– Ты спишь?

– Не знаю, – рассудил Кантор. – Если ты мне снишься, то сплю. А если ты глюк, то, наверное, нет…

– Нет, я правда здесь. Я настоящий, – уверил его птенец и, снова потоптавшись на спинке стула, спросил: – Тебе больно?