Читаем без скачивания Правила подводной охоты - Дмитрий Янковский

— Там что, никого нет? — спросил я.

— Уже пятый год. Не дрейфь, охотник, зато это жилище теперь в нашем полном распоряжении.

«Валерка» поднырнул под стыковочный узел и присосался люком к входной мембране. Далеко в коридоре зашипел воздух, выравнивая давление. У меня заложило уши.

— Приехали! — улыбнулся отставник, доставая из шкафа свой рюкзачок. — Как хорошо отгородиться от суетного мира парой километров водяной толщи!

Я пока не испытывал особого воодушевления по этому поводу. Долговязый обесточил пульт, и я, подхватив свой рюкзак, первым выбрался с огневого поста. В коридоре все еще шипел воздух, правда, гораздо тише, броневые створки кессона оказались распахнутыми.

— Строиться в кессонном отсеке станции! — скомандовал Жаб.

Я выбрался из «Валерки» по лесенке и оказался в длинной трубе стыковочного узла. Единственный источник света, люк нашего батиплана, выхватывал из густой темноты цветные кабели на стенах, трубы, решетчатые фермы и погашенные светильники под потолком. Я поежился от подступившей прохлады и неприятного ощущения окружающей темноты. Почти ничем не пахло, если не считать запаха старого крашеного металла, какой всегда царит внутри подобных конструкций.

В луче света замельтешила тень, и вскоре из люка показалась голова Паса. У него на лбу я заметил капельки пота, а лицо у него было бледным, как никогда. Похоже, он не ожидал подобной остроты ощущений.

— Две тысячи двести! — он втянул голову в плечи и украдкой глянул на потолок.

Странно, но меня больше пугала не эта реальная опасность, а пустота и полутьма безжизненной станции. Если я сегодня усну и мне не приснится кошмар с черным охотником, то я плохо себя знаю.

Остальная команда тоже выбралась из батиплана, и мы выстроились в шеренгу. Рипли и Жаб остались вне строя.

— Надо перевести электрогенераторы в рабочий режим, включить обогрев и расконсервировать жилые отсеки, — сказал Жаб. — Потом отбой, отдыхать с дороги. Свободных жилых ячеек достаточно, так что, если кто хочет, может занимать двухместную комнату целиком.

Он подошел к электрощиту на стене, ввел код и повернул рубильник. Светильники над головой зажглись, и мне стало немного легче.

Удар

Через неделю пребывания на донной базе я освоился на ней окончательно. Человек может привыкнуть к чему угодно, даже к ежесекундной угрозе смерти. Поначалу давит, да, но потом ощущения притупляются, и ты превращаешься в биоробота без особых эмоций. Становишься действующей моделью человека в натуральную величину.

Эмоции заменялись постоянной опасностью — работой на полном адреналиновом обеспечении. Надо сказать, что в замкнутом пространстве стальных отсеков все мы здорово изменились. Долговязый говорил, что на такой глубине люди быстро становятся сами собой, океан сдирает с них наносное, все маски, условности и прочую мишуру, необходимую для жизни среди людей. Наверное, он прав.

Вот что бы вы делали, если бы все люди Земли внезапно исчезли? Трудно сказать? Вот! Даже потерпевшие крушение мореплаватели, выбравшись на необитаемый остров, ощущали, что люди где-то есть, что они могут появиться в любую минуту под белым парусом на горизонте. А на глубинной базе ощущение человечества исчезает почти сразу, поскольку из всего населения едва найдется пара сотен людей, способных опуститься на дно океана.

Точно, мы все стали сами собой. Молчунья сблизилась с Викингом — странное дело. С нами она почти не общалась, а с ним, как с классным водителем, слилась в полном экстазе. Хотя нет, про полный экстаз я немного загнул. Иногда мне казалось, что и в отношениях с Викингом Молчунья тоже немного фальшивит, но разве можно утверждать это с уверенностью в отношении человека, который не может выразить словами свои эмоции? Так или иначе, но и для меня, и для Паса Молчунья была потеряна как любовница.

Кстати, Пас замкнулся в себе. Он и раньше был склонен к самопогружению, но теперь из него трудно было слово клещами вытянуть. Если честно, меня это тяготило — все-таки мы успели крепко подружиться.

Зато с Долговязым у нас установился полный консенсус. Большую часть времени мы с ним проводили в стрелковом симуляторе или на огневом посту, отрабатывая мнимые цели по придуманным им координатам. Под его руководством болт со ствола моего карабина наконец прекратил падать, и это оказало некое магическое действие на мою жизнь. Странно, да? Какая вроде бы связь? А вот была она, эта связь.

— Правильность движения пальца на спуске, — говорил Долговязый, — это признак установившегося в голове порядка. Одно от другого зависит напрямую. Понял?

Конечно, я понял, иначе бы ни черта у меня не получилось. Самое же главное в том, что установившийся в голове порядок помог мне справиться с инфернальным преклонением перед Жабом. Толчком к этому, несомненно, послужило нарушение им пятого правила подводной охоты. Какой же он, к дьяволу, охотник, если не любит океан, как родную мать? Кальмар ему помешал, барракуда его дери!

А вот Жаба и Рипли глубина, похоже, не изменила никак. Скорее всего они давно уже избавились от своих масок и океану просто нечего было с них срывать.

Вот такой стала наша команда через неделю.

В двенадцать часов дня по локальному времени базы Жаб вызвал нас с Пасом в командирскую рубку.

— Ну что, охотники, — повернулся он к нам, не вставая из кресла. — Засиделись небось взаперти?

Это он издевался, гад. На самом деле все семь дней он гонял нас, как щетку по унитазу — разгрузка, расконсервация, наружная разведка периметра. Все это лежало на наших плечах, словно мы снова стали салагами. Помогал нам только Долговязый, остальные же старики разрабатывали планы обнаружения и уничтожения Поганки. Так что насчет засиделись — это он хватил лишнего.

— Пора провести разведку точки, в которой был торпедирован транспортник, — сообщил командир главное, ради чего нас вызвал. — Работать будем вот в каком порядке. Копуха и Молчунья пойдут на «Головастике», а Чистюля отсюда будет обеспечивать акустическое прикрытие. Если случится что-то серьезное, на «Блине» к вам выйдет экипаж в составе Викинга и Долговязого.

— Мне было бы удобнее слушать на месте, из аппарата, — осмелился вставить Пас.

— Мне плевать, что тебе удобнее. Акустиков с такими ушами, как у тебя, не найти и за десять лет. Мне твоя шкура теперь дороже собственной, ясно?

— Так точно.

— Вот и хорошо. С этой минуты Чистюле из-под станционной брони вылезать запрещается. При любых обстоятельствах.

— Есть.

— Все, через час Копуха должен сидеть под стрелковым колпаком «Головастика», Молчунья освободится и тоже подойдет. К этому времени Чистюля установит стереоканал с аппаратом. Вперед!